Антонина Шнайдер-Стремякова
Высоковольтная станция гудела музыкой пчелиного роя.
По безлюдной, заросшей ползучим тимьяном дороге шлёпали босые ножки Катюши и её худощавой, в светлом платочке бабушки. Вокруг шныряли ящерицы и суслики. Прозрачную тишину дня нарушал стрёкот кузнечиков и зависшие бесцветной сеткой стрекозы.
Под предлогом, что надо проведать за речкой сестру, бабушка приучала внучку переходить мелкую, с песчаным дном речушку. У её берегов в чистой воде колыхалась узорчатая тина, кружевом которой брезговала малышка – ножки в воду окунать не хотела.
- Там скользкие улитки и пиявки, – морщилась она.
Бабушка уговаривала не бояться, а Катюша уговаривала бабушку, что её надо перенести.
- На серединке меня опустишь и отдохнёшь.
Бегать по чистой и промытой серединке ей всегда нравилось: каждая песчинка, как кристаллик!.. Со дна добывала она горсть песка и медленно расправляла ладошку – любовалась, как на солнце переливался, соскальзывал с рук и бултыхался в воду песок.
Вправо от перехода росла лоза, и река в ней терялась, зато зеркальная лента левого берега была голой и просматривалась далеко. Удивительно прозрачная, тихо струящаяся вода и плоский противоположный берег каждый раз завораживали – сейчас тоже. Они постояли, полюбовались, и бабушка потянула внучку за ручку.
- Ну, пойдём, пора.
- Я боюсь!.. – упиралась и вырывалась она.
- Да сколько можно! Говорю же – пиявками лечатся, а улитки не кусаются. Многие дети даже играют с ними!
Заслышав голоса, маленькие гольянчики покинули, вытанцовывая, чистую серединку.
- Не хочу в мох – там гадость разная!.. – тину в деревне называли мхом.
- Да нет там ничего, – поправлять внучку бабушка не стала.
- Как же нет – а рыбки?
- Рыбки не кусаются.
- Все равно... – передёрнулась Катюша.
Глядя на неё – «Смотри, никто не кусается», – старушка перешла на противоположный берег.
- Ну же, иди ко мне – не бойся! – подбадривала она.
- Перенеси меня – я лёгкая...
- Как же я перенесу – на другом берегу?
- Опять перейди.
- Я ж не молоденькая – тяжело мне.
К бабушке приближалось два мальчика лет шести-семи в обрезанных под шорты штанишках.
- Переходить не страшно? – поинтересовалась она.
- «Страшно»?.. – вскинул брови тот, что был повыше. – Тут же мелко!
- А тины не боишься?
- Моха – чо ли? Я его даже в руки беру.
- А показать можешь?
- Ну да! – удивился он и полез в воду.
Вытащил зелёный, скользкий улов, улыбнулся и начал наматывать его на руку – Катюша морщилась, как от боли.
- А улитки в нём есть? – коснулась бабушка вихрастой головы.
- Може, и есть. Щас щё достану – посмотрю, – опустил он в воду руки.
Выбросил тину и стал ковыряться. Второй мальчик, пониже ростом, присел рядом и начал помогать.
- Покажите Кате, чтоб не боялась, – велела бабушка.
Мальчишки перешли на берег к Кате. С ужасом глядя на их протянутые ладошки, она пятилась, махала и кричала: «Я боюсь!..» Они виновато оглянулись на бабушку, стоявшую на другом берегу.
Бабушка принялась ругаться, что они теряют время, что скоро вечер и надо возвращаться – встречать стадо. Идти домой Катюше не хотелось, в воду тем более – она косилась и виновато молчала. И вдруг произошло неожиданное: бабушка ойкнула, схватилась одной рукой за сердце, а другой прикрыла ладошкой глаза.
- Ой-ой, – стонала тихо она, – мне плохо...
- Иди ко мне, бабушка.
- Ой, умираю... Упрямая, она в могилу меня сведёт...
- Бабушка, перейди… – плаксиво требовала Катюша.
Не реагируя на слова внучки, старушка судорожно дёрнулась и тихо опустилась на прибрежное серебро песка. Упираясь на спине пятками в песок, она вращалась, как стрелки на часах: «Ой, умираю! Ой, плохо! Ой, врача!»
- А если умрёт?.. – в промежутках между стонами жалобно спросил мальчик, что был поменьше.
И Катюша отчаянно сорвалась с места – брезгливо окунала ножки в тину и высоко вытаскивала их; верила: за короткое время к ней ничего не прилипнет.
Бабушка лежала на животе и беззвучно вздрагивала, уткнув лицо в вытянутые плети длинных рук. Катюша упала рядом и громко закричала:
- Бабушка, я здесь! Бабушка, я перебежала!
Бабушка молчала... Когда она медленно приподняла лицо, Катюша заметила озорной взгляд и всё поняла.
- Ты притворялась!.. – крикнула она и, не думая о противной тине и обитавших в ней улитках и пиявках, пошла к воде.
- Не мытьём – так катаньем, – улыбнулась старушка, не спеша поднялась и двинулась за внучкой навстречу воздуху высоковольтной станции, что гудел музыкой пчелиного роя.
май 2006