Герольд Бельгер – Gerold Belger
(1934 – 2015)
Прозаик, публицист, литературовед, переводчик
Бельгер Герольд Карлович родился в г. Энгельсе на Волге.
В 1941г депортирован как этнический немец вместе с родителями в Казахстан да так всю жизнь там и прожил – освоил и усвоил язык, традиции, обычаи казахского народа, став носителем трёх культур: немецкой, русской, казахской.
1958г – окончил Казахский пединститут имени Абая и преподавал русский язык и литературу. Затем стал литсотрудником журнала «Жулдыз».
Автор свыше 40 книг – художественных, публицистических, переводческих, – он активно занимался литтворчеством с 1964г. Широко известны его романы «Дом скитальца», «Туюк Су», «Разлад», а также работы «Гёте и Абай», «Казахское слово», «Карл Бельгер – мой отец» и многие другие. Был активным борцом за восстановение законных прав российских (советских) немцев и возрождение Республики.
Награды
Лауреат Президентской премии мира и духовного согласия (1992)
Орден Парасат (Благородство) за № 1 (1994)
Орден «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия» (2010)
Орден Достык 2 степени
Я хотел бы, чтобы у меня судьба была, как у Гёте
(интервью Торгын Нурсеитовой даёт возможность ознакомиться с Г. К. Бельгером – Писателем и Человеком)
- Герольд Карлович, когда вы приехали в Казахстан, в какой области остановились?
- Я не остановился (смеется). Куда выслали нас, туда и приехали – в колхоз имени Ленина Октябрьского района Северо-Казахстанской области. Сейчас этот район называется Шал-Акинский, а село – имени Ибраева. Места там очень красивые, живописные, на берегу Есиля. Мы были единственной немецкой семьей в этом ауле, не считая одного русского, так что я вырос в чисто казахской среде, учился в казахской школе.
- Расскажите, пожалуйста, о своих корнях.
- Отец мой был военным фельдшером, заведовал фельдшерско-акушерским пунктом и обслуживал более десяти казахских сел. Я их хорошо помню – Коктерек, Жанажол, Жана-талап, Мектеп, Каратал, Орнек и так далее. Отец принял 1200 появившихся на свет казахских детей. Он был отличником здравоохранения СССР, отличником просвещения КазССР, депутатом районным, областным. Его все любили, ему доверяли и для аульчан Карл-ага или Белеке был самым уважаемым человеком, а фамилия Бельгер стала в окрестностях синонимом слова «врач». Сельчане так и говорили: показался районному бельгеру, осмотрел областной бельгер, бельгер сказал мне то-то. То есть любой врач был для них бельгером. Отец 33 года жил на Волге, 30 лет – в Северном Казахстане и 31 год в Узбекистане.
Мама, Анна Давыдовна, работала санитаркой в медпункте и ее тоже очень любили. Она, как и отец, хорошо понимала по-казахски, но не говорила. Зато у нее была феноменальная память, она знала всех детей в районе, кто, где и когда родился, как его назвали. По рассказам мамы, я даже составил свое родословное древо из нескольких поколений. Одна из моих сестер Эльма тоже окончила казахскую школу.
- Можно спросить о вашей личной жизни?
- Моя жена Раиса Закировна более полувека преподавала в школе русский язык и литературу. В ней течет татарская, украинская и мордовская кровь. Она хорошо знает моих казахских друзей-писателей, постоянно пропагандировала их произведения.
Дочь Ирина у меня единственная. В отличие от моих друзей-казахов, у меня все по одному: одна жена, как это ни странно (смеется), одна дочь, один внук и одна правнучка. Ирина окончила театральный институт, была актрисой, сейчас кинорежиссер, живет и работает в Москве. Зять мой двадцать лет протанцевал в знаменитом московском ансамбле имени Моисеева, затем был балетмейстером, руководил своим ансамблем.
- Герольд Карлович, после распада Союза многие немцы уехали в Германию. У вас не было желания вернуться на свою историческую родину?
- Не было и нет. В Германии материально я, возможно, жил бы лучше, благополучнее, у меня было бы все, но я был бы там не востребован. Если бы мне было лет 40, я, может быть, мог бы еще себя утвердить. А поскольку мне уже за 70, там, в Германии, я буду рядовым пенсионером, который будет есть хорошую колбасу, пить хорошее пиво, но никому не будет нужен.
Здесь я себя чувствую полноценным человеком, гражданином, востребованной личностью, ко мне постоянно приходят, я печатаюсь, занимаюсь общественной деятельностью, у меня берут интервью. И то, что я пригодился стране, в которой живу десятки лет, является моим главным философским, духовным, социальным стержнем.
Я первый в Казахстане получил орден «Парасат» и очень горжусь этой высокой наградой. Не казаху, не русскому, а именно мне, немцу, дали. Прожив с казахами более полувека, я от и до проникся казахским духом. Когда я был депутатом Верховного совета, часто выезжал в области, особенно в Павлодар, Семипалатинск – на родину Абая, Ауэзова. Как-то при очередной поездке в честь меня накрыли дастархан, и в конце один старец говорит, Гереке, дай бата. То есть благожелание. Я, смутившись, ответил, что не в такой степени стал казахом, чтобы произносить бата. Тогда один казах сказал: «Ай, Гереке, кроме тебя у нас разве остались казахи?» У меня есть книга «Эль», в которой описана моя любовь к родной земле, к родной стороне – Казахстану.
- Почему вы пишите «Эль», а не «Ель»? Использовали русскую транскрипцию?
- Да, так задумано. «Ель» очень богатое слово, означающее родную сторонушку, родной край, аул, народ, землю, где капнула первая капля от моей пуповины. В русском языке нет такого богатого слова. Я долго думал, как написать это слово, чтобы его истинный смысл был понятен всем. Если по казахской грамматике написать «ел» без мягкого знака, то получится, «я кушал, ел». Если с мягким знаком – «ель», то получится дерево ель, которое казахи называют шырша. Поэтому я написал с оборотным «Эль». Для меня очень важно сохранить и звучание, и смысл этого слова, передающее суть моей любви к казахской земле. Поверьте, это не показной патриотизм, это действительно большая любовь, привязанность. Я всегда подчеркиваю, что меня сделали человеком три субстанции – родители, родной аул и книга. Они неотделимы друг от друга. Я глубоко благодарен аулу и одно из моих произведений так и называется «Аул». В нем я описываю, каким был казахский аул раньше, и каким его сделали в годы независимости.
К великому сожалению, сейчас везде и во всем чувствуется колоссальная деградация казахского духа. Таких казахов, которые были в военные и послевоенные годы, на мой взгляд, уже нет. Мои братья теряют свои лучшие национальные качества, нивелируются, унифицируются, глобализируются…
- Что вы подразумеваете под лучшими национальными качествами казахов?
- Искренность, задушевность, открытость, сердечность, терпение, отсутствие лицемерия, двуличности. Казахи всегда были честными по отношению ко всем и ко всему, в том числе к моим родителям, ко мне. Я был любимчиком аула, про меня уважительно говорили «Белекенин баласы», то есть сын Бельгера, меня называли Кира от имени Гера. Когда во время студенчества я приезжал домой, весь аул выходил ко мне навстречу, меня приглашали из дома в дом, резали барана, готовили вкусный куырдак, бешбармак, пекли баурсаки, расспрашивали о жизни в городе, рассказывали свои новости и радовались моим небольшим подаркам: я им всегда привозил чай и сладости. Сейчас настали другие времена, и казахи стали другими.
- Какими?
- Расчетливыми, холодными, завистливыми, больше о бизнесе думают. Я не злорадствую, а говорю очень искренне и тоскую по добрым ушедшим временам. Думаю, я имею моральное и гражданское право говорить открыто, без фальши и лучшие прогрессивные казахские умы это понимают и не обижаются, когда я резко критикую даже близких своих друзей. У казахов есть мудрая пословица, которая в переводе на русский означает: враг скажет так, что развеселишься, а друг скажет так, что заплачешь. Своему Казахстану я желаю только добра и руководствуюсь взглядом Абая. Никто сильнее, чем Абай, не критиковал казахов, никто не говорил о своем народе более острых и горьких слов, чем Абай. О России никто не говорил более горьких слов, чем Достоевский, Лермонтов, Салтыков-Щедрин. А делали они это из великой любви к своей Родине.
- Что вы думаете о повсеместном внедрении казахского языка? Не отпугнет ли эта программа наших русскоязычных братьев и не вызовет ли у них чемоданного настроения?
- Действительно, русскую часть населения настораживает переход на полный государственный язык. Лично я – убежденный сторонник казахского языка и своим творчеством постоянно его пропагандирую, все мои произведения связаны с казахской аурой, с казахской культурой. Даже изучая Гете, сравниваю его с Абаем, нахожу общие духовные корни, созвучие. У меня есть книга «Казахское слово», в котором я описываю богатство, выразительность, образность, сочность, мощь казахского языка, и эта книга вышла и у нас, и в Москве. Также в нескольких номерах газеты «Жас Алаш» опубликовал статью «Тилтолгак». Это мои рассуждения о современном казахском языке.
Также составил книгу о творчестве Абая на казахском, немецком и русском языках. Я твердо убежден, что в Казахстане государственным языком должен быть только казахский язык, я входил в правительственную комиссию по разработке этого важного вопроса и являюсь одним из основоположников этой идеи. Раз ты живешь в Казахстане, надо признать его культуру в лучшем смысле этого слова и принять ее всем сердцем и душой. А вообще я поддерживаю все народы, которые культивируют свое национальное достоинство – язык.
- Герольд Карлович, а в вас что-нибудь немецкое осталось?
- Из немецкого во мне остались пунктуальность, дотошность, аккуратность, некоторая назойливость, педантичность, душевная опрятность. Я не позволяю себе быть шалтай-балтаем, держу себя в жесткой узде, работаю четко по графику и плану.
Как-то один казахский писатель написал обо мне: в каждом его предложении чувствуется, что он немец. Он, видимо, хотел ущипнуть меня, что я не казах и не русский. А я воспринял это как самую высокую оценку. Если, несмотря на мою оказахованность, во мне проглядывается что-то немецкое, значит, я не потерял свою национальную самобытность, и это похвально.
- Что в жизни для вас самое главное?
- Я всегда искал ответ на этот вопрос и еще в детстве спрашивал себя, для чего я живу? Зачем я нужен? Есть ли смысл в моем бытие, в моих произведениях? А сегодня как литератор смысл жизни определил бы по-достоевски: будить человека в человеке, чтобы мы были людьми, не оскотинились. Настоящая, не коммерческая литература должна пробуждать в человеке духовность, показывать, что не брюхо должно быть впереди, а душа.
Сегодня все хотят скорее хапнуть, урвать, в Алматы страшно смотреть на пробки, некоторые по две-три машины покупают, строят хоромы. Алчность, ненасытность, боюсь, погубят казахов, приведут к большой трагедии. Если какой-то чиновник позволяет себе зарплату в десятки, сотни тысяч долларов, то о чем можно говорить? Верхушка оторвана от народа, не думает о своей стране, ее будущем, о национальности, патриотизме, и это самая большая опасность для Казахстана и казахской нации, что очень тревожит меня.
- Вы боитесь чего-нибудь в этой жизни?
- У меня вообще никакого страха нет. Дело в том, что немцы после выселения в Казахстан какое-то время находились под колпаком комендатуры, каждый месяц туда приходили и расписывались, что ты на месте, никуда не удрал. Это были унизительные процедуры, и я проходил их четыре года, начиная с 16 лет, и это меня закалило на всю жизнь.
К слову, я один из первых среди немцев получил паспорт и опять-таки благодаря казахам. А сейчас, когда мне уже порядком, чего я должен бояться, от чего я должен дрожать? Боюсь только неожиданной кончины и, хотя я по натуре атеист, все же прошу некую Высшую силу помочь мне осуществить свои творческие планы, выпустить задуманные книги.
Когда у меня был инсульт, я понял, что еще очень многое не сделал и в последние годы работаю напряженно, издаю по несколько книг в год. Я внушил себе, что Абсолют дал указание: в тот день, когда ты бросишь перо, я тебя заберу. А пока ты пишешь, я тебя не трогаю.
Я хотел бы, чтобы у меня судьба была как у Гёте. Он очень хотел закончить «Фауста». Закончил в 82 года и сказал: «Благодарю Тебя, Бог, я все выполнил, я все сделал. Остальные дни для меня – просто как подарок». Через шесть месяцев он умер.
Вот бы и мне написать все, что задумал и сказать: «Я все выполнил, рахмет!»
Торгын Нурсеитова
Опубликовано на портале
Публицистика
Литературоведение