Трусиха (30.04.2017)

Антонина Шнайдер-Стремякова

 

Высоковольтная станция гудела музыкой пчелиного роя.

По безлюдной, заросшей ползучим тимьяном дороге шлёпали босые ножки Катюши и её худощавой, в светлом платочке бабушки. Вокруг шныряли ящерицы и суслики. Прозрачную тишину дня нарушал стрёкот кузнечиков и зависшие бесцветной сеткой стрекозы.

Под предлогом, что надо проведать за речкой сестру, бабушка приучала внучку переходить мелкую, с песчаным дном речушку. У её берегов в чистой воде колыхалась узорчатая тина, кружевом которой брезговала малышка – ножки в воду окунать не хотела.

- Там скользкие улитки и пиявки, – морщилась она.

Бабушка уговаривала не бояться, а Катюша уговаривала бабушку, что её надо перенести.

- На серединке меня опустишь и отдохнёшь.

Бегать по чистой и промытой серединке ей всегда нравилось: каждая песчинка, как кристаллик!.. Со дна добывала она горсть песка и медленно расправляла ладошку – любовалась, как на солнце переливался, соскальзывал с рук и бултыхался в воду песок.

Вправо от перехода росла лоза, и река в ней терялась, зато зеркальная лента левого берега была голой и просматривалась далеко. Удивительно прозрачная, тихо струящаяся вода и плоский противоположный берег каждый раз завораживали – сейчас тоже. Они постояли, полюбовались, и бабушка потянула внучку за ручку.

- Ну, пойдём, пора.

- Я боюсь!.. – упиралась и вырывалась она.

- Да сколько можно! Говорю же – пиявками лечатся, а улитки не кусаются. Многие дети даже играют с ними!

Заслышав голоса, маленькие гольянчики покинули, вытанцовывая, чистую серединку.

- Не хочу в мох – там гадость разная!.. – тину в деревне называли мхом.

- Да нет там ничего, – поправлять внучку бабушка не стала.

- Как же нет – а рыбки?

- Рыбки не кусаются.

- Все равно... – передёрнулась Катюша.

Глядя на неё – «Смотри, никто не кусается», – старушка перешла на противоположный берег.

- Ну же, иди ко мне – не бойся! – подбадривала она.

- Перенеси меня – я лёгкая...

- Как же я перенесу – на другом берегу?

- Опять перейди.

- Я ж не молоденькая – тяжело мне.

К бабушке приближалось два мальчика лет шести-семи в обрезанных под шорты штанишках.

- Переходить не страшно? – поинтересовалась она.

- «Страшно»?.. – вскинул брови тот, что был повыше. – Тут же мелко!

- А тины не боишься?

- Моха – чо ли? Я его даже в руки беру.

- А показать можешь?

- Ну да! – удивился он и полез в воду.

Вытащил зелёный, скользкий улов, улыбнулся и начал наматывать его на руку – Катюша морщилась, как от боли.

- А улитки в нём есть? – коснулась бабушка вихрастой головы.

- Може, и есть. Щас щё достану – посмотрю, – опустил он в воду руки.

Выбросил тину и стал ковыряться. Второй мальчик, пониже ростом, присел рядом и начал помогать.

- Покажите Кате, чтоб не боялась, – велела бабушка.

Трусиха – Trusicha

Мальчишки перешли на берег к Кате. С ужасом глядя на их протянутые ладошки, она пятилась, махала и кричала: «Я боюсь!..» Они виновато оглянулись на бабушку, стоявшую на другом берегу.

Бабушка принялась ругаться, что они теряют время, что скоро вечер и надо возвращаться – встречать стадо. Идти домой Катюше не хотелось, в воду тем более – она косилась и виновато молчала. И вдруг произошло неожиданное: бабушка ойкнула, схватилась одной рукой за сердце, а другой прикрыла ладошкой глаза.

- Ой-ой, – стонала тихо она, – мне плохо...

- Иди ко мне, бабушка.

- Ой, умираю... Упрямая, она в могилу меня сведёт...

- Бабушка, перейди… – плаксиво требовала Катюша.

Не реагируя на слова внучки, старушка судорожно дёрнулась и тихо опустилась на прибрежное серебро песка. Упираясь на спине пятками в песок, она вращалась, как стрелки на часах: «Ой, умираю! Ой, плохо! Ой, врача!»

- А если умрёт?.. – в промежутках между стонами жалобно спросил мальчик, что был поменьше.

И Катюша отчаянно сорвалась с места – брезгливо окунала ножки в тину и высоко вытаскивала их; верила: за короткое время к ней ничего не прилипнет.

Бабушка лежала на животе и беззвучно вздрагивала, уткнув лицо в вытянутые плети длинных рук. Катюша упала рядом и громко закричала:

- Бабушка, я здесь! Бабушка, я перебежала!

Бабушка молчала... Когда она медленно приподняла лицо, Катюша заметила озорной взгляд и всё поняла.

- Ты притворялась!.. – крикнула она и, не думая о противной тине и обитавших в ней улитках и пиявках, пошла к воде.

- Не мытьём – так катаньем, – улыбнулась старушка, не спеша поднялась и двинулась за внучкой навстречу воздуху высоковольтной станции, что гудел музыкой пчелиного роя.

май 2006

 

↑ 1213