(Рассказ)
Курт Гейн
Торжественный баритон Левитана все чаще рокотал из репродукторов у проходной МТС. Шла последняя военная зима. Выдалась она самой холодной и голодной за всю войну. Сухое лето и слякотная осень угробили даже то немногое, что смогло пробиться на свет божий из брошенной в землю картофельной кожуры и пустых, сморщенных и дочерна пережаренных в сушилках зерен пшеницы. Только вера, что война к весне закончится, и надежда на то, что Бог сохранит еще оставшихся в живых мужей и сыновей, держала на ногах людей, не имевших ни еды, ни одежды, ни топлива.
Истосковавшиеся по нормальной жизни люди решили порадовать детей новогодней елкой. Все военные годы было не до этого, а тут, когда победа так близка, настроение поднялось и захотелось хоть немного радости.
Срубили березку, привязали к ней ещё веток для густоты и обмотали, нарезанными гребешком, полосками газет, покрашенных медным купоросом. Половину оставшихся газет покрасили фиолетовым, разведенным в воде, сердечком химического карандаша, а другую половину в красный цвет. Для такого святого дела старушка-завуч не пожалела двух последних пакетиков с порошком красных чернил. Все эти лилово-алые лоскуты нарезали полосками, наделали цепей и обмотали ими эту елку-березку, набросали на веточки клочки ваты и затейливо вырезанные снежинки. Красота! И большая красная звезда под самым потолком. Настоящей елки ничуть не хуже. Да и где взять ее, настоящую-то, в самом центре Кулундинской степи?
Карнавальные костюмы были немудрящи: клоунские колпаки-кульки, марлевые юбочки «снежинок», вывернутые шубейки и, конечно же, у всех маски-очки, «чтоб не узнали».
Дед Мороз (учительница Елена Ивановна Винс) громко стучала палкой в такт хороводным песням, но подпевать не могла – ватная борода лезла в нос и забивала рот. Красивая Снегурочка всех одарила вафельным сердечком. Вафли напекли мамы, собрав вскладчину полпуда сеяной муки, десятка три яиц и молока неснятого. Но мы с нетерпением ждали главного подарка – из Америки! От Лендлиза!?
От сверстников, родители которых получали паек, мы уже слышали это диковинное загадочное слово. И еще много других: тушенка, сгущенка, яичный порошок, желе, бекон. Паек получали служащие МТС, сельпо, маслозавода, милиционеры, комендант, учителя, медработники. Но и пайки были разные. Если медсестре и учительнице давали пару килограммов пшена и полкило сахара, то «главным» сверх того полагались еще и эти таинственные заморские лакомства.
Немец среди этих служащих был только один – председатель сельсовета, «красный партизан», бывший вожак комбеда. Белочехи, пожалев его – малолетнего и тщедушного, огрели плетью и выгнали в степь из толпы схваченных участников Чернодольского восстания, а остальных расстреляли в ближайшем лесочке. Урок не пошел ему впрок. Во время коллективизации лютовал по всему району: раскулачивал, выселял, выколачивал налоги, отбирал скот и инвентарь, сбрасывал кресты с церквей. Звание «красный партизан» спасло его от трудармии, и он рьяно отслуживал свой паек.
И вот, наконец, и мы получили загадочное и вкусное, что до сих пор ели только начальники. Каждому дали небольшую жестяную зелено-пеструю банку с «немецкими» буквами, но с непонятными для нас словами. Мы с братом понеслись домой угощать маму, бабушку и сестрёнку неведомым американским продуктом. В доме вкусно пахло печеным: бабушка напекла лепешек из толченой пшеницы – вкусней этих лепешек и быть ничего не может! Рубанем! Да к ним еще и это из банок. Побольше, правда, могли бы банки быть. На пятерых-то! Да ладно, и на том спасибо!
Уселись за стол. Мама без привычки с трудом до полвины отщемила ножом крышки на банках и вытрясла в миску какую-то зеленую кашу. Смотрим то на миску, то друг на друга. Что за бяка? С опаской попробовали. Ни запаха, ни вкуса. Эх, была, не была! Не отраву же, в самом деле, прислали союзники. Посолили и съели. Заморили червячка. Наверх поели вкуснейших лепешек, обильно макая их в Latwerje (кубики тыквы, сваренные в свекольной патоке), прихлебывая из миски деревянными ложками чай из корня солодки. Вот это настоящая еда! Ужовистая, плотная.
Прошли десятки лет. И уже здесь, в Германии, вместе с внуками хохоча над мультяшным морячком, который в пиковых ситуациях, не вынимая изо рта трубочку-носогрейку, высыпает в себя из банки зеленую массу и становится фантастически сильным, меня осенило: в банках, которые мы получили от Деда Мороза в последний военный Новый год, был шпинат!
Лопухнулись «главные»! Не галеты, бекон и яблочный джем надо было паковать в свои пайки, а шпинат. В нем масса необходимых витаминов и микроэлементов. Темнота! Пихали в себя голый холестерин, а детям спецпереселенцев стравили ценнейший продукт. Вот мы и выжили. Да еще потому, что хлебали по три раза в день Süßholztee, из корня солодки, а в нем, как потом открыли учёные, тоже целый кладезь полезных веществ. Да еще нежданно-негаданно, к этой цистерне чая, две банки шпината от Лендлиза!
Лихолетье уходило в прошлое, и люди (слаб человек!) медленно вернулись к привычке, есть сытную и вкусную, хоть и не столь полезную, пищу.
Здесь, на прародине, горы всяческих вегетарианских полезностей, и мы их к своему рациону помалу приобщаем, обильно обкладывая жареными колбасками, тушеными ребрышками, печеными куриными ножками и прочими калорийными добавками.
Шпинат в баночках здесь тоже есть. И тоже в зелёненьких. Я беру иногда. Высыпаю в тарелку, солю и ем один на кухне. Да, вкуса, прямо скажем, никакого, но воспоминания будит светлые: вкусный запах печенного, чистый платочек бабушки, красиво причесанная мама, красные ленточки в косичках сестренки и фиолетово-красная елка-березка 1 января 1945 года.