(творчество Беллы Иордан анализируется в контексте творчества известных миру титанов немецкой мысли)
Сергей Новиков
Впервые вхожу в сообщество российских немцевчерез литературный портал, приоткрывающий незримый, но психологически плотный занавес сугубо индивидуального ментального мира творчески одарённых людей. При этом впадаю в какое-то «забытое» волнение, в котором все ещёощущаюотголоски страха за судьбу свою и близких. Этот страх мы, российские немцы, унаследовали от предков, однажды откликнувшихся на призыв русской императрицы ехать в Россию. Чужая ли воля руководила ими, или собственная, наивная вера в то, что где-то за краем собственной страны жизнь будет легче и счастливее,– мы не знаем, но они покинули отчий край.
Каждый из нас, участвующий в работе «Литературного портала российских немцев», имеет свою историю и эту историю выражает в доступной для него творческой форме (слава Богу, что не боится это делать). Частицы этих историй вне зависимости от того, что мы, носители их, никогда не встречались друг с другом, выражают общую её трагичность. Трагичность эта объединяет нас в единый социально-нравственный и психологически выверенный временем этнос. Многих из нас сближает необъяснимая потребность к интеллектуальному развитию, что находит своё выражение в особом творческом проявлении, в том числе в поэзии, прозе, живописи, музыке и прочих видах искусства. В силу своей принадлежности к миру литературы, прежде всего к поэзии, я обращаюсь к творчеству представленных на портале поэтов, стихи которых дают нам возможность отправиться в путешествие по ментальному миру, способному преодолевать всякого рода границы.
Проводя мышкой по списку авторов на главной страничке портала, янепроизвольно нажал на левую клавишу, стоило дойти достроки: «ИорданБелла – JordanBella». Зацепило, безусловно, имя, ассоциативно вызвавшее в памяти Беллу Ахмадулину (1937–2010) с её обострённой до звона вот-вот готовой оборваться струны интонациейпредельно напряжённой душевной боли. Пронеслись в сознании строчки стихотворения Ахмадулиной «Шум тишины» (цит. по:Русская поэзия. ХХ век. Антология. М.: «ОЛМА-ПРЕСС», 1999. С. 654),настойчиво увлекая меня из пространства рабочего кабинета на поиски вечно ускользающего единственно верного звука:
Преодолима с Паршином разлука
мечтой ума и соучастьем ног.
Для ловли необщительного звука
искомого – я там держу силок.
Мне следовало в комнате остаться –
И в ней есть для добычи западня.
Но рознь была занятием пространства,
И мысль об этом увлекла меня.
Я шла туда, где разворот простора
Наивелик. И вот он был каков:
Замкнув меня, как сжатие острога,
Сцепились интересы сквозняков…
‹…›
Шум тишины стоял в открытом поле.
На воздух – воздух шёл, и тьма на тьму.
Четыре сильных кругосветных воли
Делили ночь по праву своему.
…
Предчувствие встречи именно с поэтом не обмануло. Более того, Белла Иорданпочти мгновенно успокоила дыхание моё, участившееся под воздействием ахмадулинского стиха: образный стройэтого стиха, поддержанный сильнейшим оксюмороном «шум тишины», явно работает на идею преодоления. Белла Иордан,очень размеренно и внятно «зазвучав» с экрана монитора, вдохновенно изложила свою, осиянную высокой гармонией сопричастия, программу, последовательное выполнение которой позволяет обрести поэтическую свободу (№ 6 – 2015, стихотворение «Желание души»):
Отрешусь от бесчисленных дел, суеты и забот,
пилигримом уйду одиноким из города в горы
по веленью души,как по милости Господа Лот,
за спиной оставляя бедлам современной Гоморры.
Отрекусь от сетей мировой паутины и благ
составляющих нынешний быт электронных процессов,
стопку чистых листов да набор авторучек в рюкзак –
атрибуты родильного дома стихов поэтессы.
И на солнечных склонах альпийского царства лугов,
где живёт тишина во дворце первозданной природы,
где пасутся стада белоснежных овец – облаков,
горы молча дадут мне ключи от беспечной свободы.
Стану жить-поживать, как в раю, в шалаше у ручья,
собирать на заре окроплённые росами рифмы
новорожденным строкам в подарок,и мне по ночам
будут звёзды рассказывать сказки, легенды и мифы.
И однажды, дойдя до вершины, где к небу порог,
всеми фибрами жадно простор мирозданья вбирая,
напишу на прощание главный мой стих-эпилог,
тот, который оставлю последнею вехой у края.
Читаю следующую подборку стихов Беллы Иордан, а там –стихотворение, которое заполняет всего меня солнечным, радостным, абсолютно детским восторгом! Начинается оно так (см.полностью: № 1 – 2015):
Распахну в своё детство до боли родное окошко –
как невеста к венчанью, наряжен цветением сад,
где румяное солнце гуляет по чистым дорожкам,
по-гусарски топорщит усы молодой виноград.
Этот восторгрождён радостным предвкушением возможности вернуться в мирдетства. Возвращение это для Беллы Иордан далеко не абстрактно. Для неё, как и для любого ребёнка, мир детства счастливого невозможен без родителей, которые всегда рядом, которые есть источник безмерной любви. Любви именно к нему – ребёнку.Любовь эта проявляется в заботах отца, который «встречает зарю с петухами», и мамы, которая, «как жрица в языческом храме, совершает обряд, ежедневно готовя обед». И мы чувствуем вкус этого обеда, улавливаем запахи («пахнет свежим укропом, варёной картошкой и сдобой»). Запахи эти слагаются в ароматбеспечного детства, возникающего в нашем сознании на фоне написанного поэтом-художником этюда природы, который создаёт условия для наиболее полного слияния с окружающим нас в детские годы миром. Мы вместе с поэтом ложимся «под вишней в траву» ипочти бездумно наблюдаем, как по небу «спешат облака-корабли в синеву без границ». Апофеозом отчему дому звучат заключительные строки стихотворения: «Ничего нет вкуснее горбушки хрустящего хлеба, / ничего нет светлее улыбки родительских лиц».
Я благодарен Белле Иордан. Её воспоминание, столь ясно и чётко проступившее сквозь поэтические строки, безусловно, имеет целительную силу. Эта сила столь велика, что, пожалуй, впервые в своей жизни я прочувствовал, что такое безмятежность счастливого детства. Того детства, которого я был лишён с 1937 года, когда арестовали моего отца. Наверное, именно тогда я приобрёл вечное напряжение тщательно скрываемой тайны своего происхождения и ещё много всего того, что не могло «перевариться» в сознании ребёнка, в том числе и коллизии второй мировой войны. Это состояние душевной пустоты, не заполненной воспоминаниями безмятежного детства, – тема давнего моего стихотворения «Детство как понятие», опубликованного только в 2002 году (Обнажённые звуки. СПб.: Ника, 2002. С. 60).
Мне снится:
Ты просишь меня простить моё детство.
Оно заросло повиликой
Забытых могил.
Простить своё детство я не могу,
Его у меня отняли,
И я затерялся
В лабиринтах понятия «детство».
О чём же ты просишь?
Погружая нас в состояние солнечного, радостного детства,Белла Иордан не впадает в экзальтацию и не требует того же от читателей.Она правдива в своей «сказке», рассчитанной не только, да и не столько на нас, «сильно повзрослевших» и на взрослеющих в настоящем, всё более усложняющемся мире, но и на новое поколение людей, в том числе и российских немцев. Последние, вольно или невольно послушные зову далёких предков, продолжают «болеть» беспокойным сознанием необходимости что-то изменить в своей жизни.В этой связи вспоминаю наполненный страданиями в борьбе за призрачное счастьепуть становления немецкого драматурга Фридриха Геббеля (1813–1863). В 1835 году он написал стихотворение, которое я предлагаю вам сейчас (см.: Геббель Фридрих. Избранное. В 2-х т. Т. 1. Пер с нем. А. Карельского. М.: Искусство, 1978. С. 84):
Спящему ребёнку
Склоняясь над твоей кроваткой,
Где ты забылся дрёмой сладкой
И улыбаешься во сне,
Я мыслю, сдерживая слёзы:
Когда б твои прочёл я грёзы,
Всё, всё бы стало ясно мне!
Мир пред тобой не распахнулся,
Ты в жизнь ещё не окунулся,
Счёт не ведёшь трудам и дням
И счастлив на земной чужбине,
Затем что пребываешь ныне
В край, откуда прислан к нам.
Иногда к любому из нас вдруг приходит желание что-то изменить в своей жизни. Но как часто, добившись искомого, мы не только приобретаем, но и порой теряем навсегда. Здесь проявляется скрытый от нас непредсказуемый поток судьбы, ввергающий нас в свою спираль. Не об этом ли (может быть, на подсознательном уровне) пишет и Белла Иордан в своём стихотворении «Предутреннее»?Когда «Уходит ночь… ‹…› И жнёт рассвет серебряным серпом / Созревшие к утру на небе звёзды», «в растревоженном сознанье /Кружится разных дум веретено,/ Наматывая нить воспоминаний».Стихотворение это содержит молитвенные мотивы. Обращённые к Богу, к судьбе слова суть просьба помочь найти покой, тишину, обрести надежду всем близким поэту людям ещё при жизни. Особая просьба – о тех, «кто нынче в горестях и болен,/ Ему ещё так рано в небеси,/ А каждый вдох – в твоей Господней воле…» И лишь затем поэт просит для себя, не стесняясь своей боли от преждевременного осознания всеобщего исхода из пределов осознанного миропознания(см. полностью: № 1 – 2015).
Рассказ о собственных переживаниях, утратах, сомнениях Белла Иордан ведёт так, что у читателя возникает желание преодолеть в самом себе слабость духа, вызванную так часто преследуемыми в обыденной жизни слабостями душевными и телесными.Белла Иордан являет яркий пример оптимизма и неиссякаемой энергии, приподнимает читателя до уровня философского осознания порядка вещей. Остаться на этой высоте достаточно легко, пока мы воспринимаемсовершенную красоту окружающего нас мира, в котором «каштаны по-царски бросают под ноги агаты»,и «цветущие липы медовый, настоянный запах /наливают до кромки в лазурные кружки июня», и «само мироздание песней чарующей птицы/гимн слагает природе, её красоте богоданной…»(№ 2 – 2015, стихотворение «У подножья Альп»).
В поэтическом мире Беллы Иордан мы встречаемся с таким жанром, как элегия. История этогожанралирической поэзии начало берёт в античных временах. Тогда отличительной чертой элегии являлся элегический дистих – двустишие, состоящие из гекзаметра и пентаметра. Вошедший в употребление в речитативной лирике Греции (VIII–VIIвека до нашей эры), он закрепился в античных элегиях и эпиграммах, а позже перешёл в жанры посланий, эпоса и любовной лирики. Пройдя свой эволюционный путь, элегия стала широко использоваться в европейской и русской поэзии как поэтический жанр, включающий сентиментальные, пейзажные и любовные темы.
Постепенный отход от элегического дистиха как организующего элегию размера приводит к тому, что при написании элегий поэты стали использовать разнообразные современные формы стихосложения. В качестве примера подобных элегий предлагаю одно из стихотворений Иоганна Кристофа Фридриха фон Шиллера(1759–1805).Оригинальный текст, а также перевод, сделанный В. А. Жуковским в 1796 году, взяты мною в интернете.
An Emma
Weit in nebelgrauer Ferne
Liegt mir das vergangne Glück,
Nur an einem schönen Sterne
Weilt mit Liebe noch der Blick.
Aber wie des Sternes Pracht
Ist es nur ein Schein der Nacht.
Deckte dir der lange Schlummer,
Dir der Tod die Augen zu,
Dich besäße doch mein Kummer,
Meinem Herzen lebtest du.
Aber ach! du lebst im Licht,
Meiner Liebe lebst du nicht.
Kann der Liebe süß Verlangen,
Emma, kanns vergänglich sein?
Was dahin ist und vergangen,
Emma, kanns die Liebe sein?
Ihrer Flamme Himmelsglut,
Stirbt sie wie ein irdisch Gut?
К Эмме
Ты вдали, ты скрыто мглою,
Счастье милой старины,
Неприступною звездою
Ты сияешь с вышины!
Ах! звезды не приманить!
Счастью бывшему не быть!
Если б жадною рукою
Смерть тебя от нас взяла,
Ты была б моей тоскою,
В сердце всё бы ты жила!
Ты живёшь в сиянье дня!
Ты живёшь не для меня!
То, что нас одушевляло,
Эмма, как то пережить?
Эмма, то, что миновало,
Как тому любовью быть?
Небом в сердце зажжено,
Умирает ли оно?
Иоганн Вольфганг Гёте (1749–1832) попытался возродить латинскую форму элегии, о чём свидетельствуют его «Римские элегии», наполненные любовными фантазиями. Вкачественебольшогопримераприведуодну из элегий этого цикла (см.: Goethe, Werke 1–12 BDK, Aufbau-Verlag Berlin und Weimar, 1988. B. I. S. 163).
VIII
Wenn du mir sagst, du habest als Kind, Geliebte, denMenschen
Nicht gefallen und dich habe die Mutter verschmäht,
Bis du größer geworden und still dich entwickelt – ichglaub es:
Gerne denk ich mir dich als ein besonderes Kind.
Fehlet Bildung und Farbe doch auch der Blüte desWeinstocks,
Wenn die Beere, gereift, Menschen und Götter entzückt.
В моём переводе, сделанном специально для этой статьи, элегия звучит так:
Любимая, ты говоришь, что была ты нескладным ребёнком,
Люди тебя сторонились, и мать отвергала тебя.
Но верю я в то, что ты незаметно росла и менялась
И стала другим, совершенно особым, ребёнком.
Так и цветы виноградной лозы, обретая и форму, и цвет,
В ягоды вдруг превратятся к восторгу людей и богов.
Врусской поэзии произведения, написанные в жанре элегии, появляются ещё в XVIII веке. Элегии писали А. П. Сумароков (1717–1777), В.А. Жуковский (1783–1852), К. Н. Батюшков (1787–1855).Пережив кризис в середине двадцатых годов XIX века, элегия вновь ожила в творчествеА.С. Пушкина (1799–1837), М.Ю. Лермонтова (1814–1841) и других поэтов. Убедительным примером того, что элегия по-прежнему удаётся поэтам,является «Осенняя элегия» Беллы Иордан (№ 4 – 2015).
Горят багряно клёнов башлыки,
заплатами пришита к небу просинь,
и, скинув с ног цветные башмаки,
на цыпочках крадётся в город осень.
За ней ложатся жёлтые стежки –
на жёлтый цвет объявят нынче моду, –
рябит вода, и уток утюжки
старательно разглаживают воду.
И рвутся листья в свой последний час
по наущенью ветра-доброхота
покинуть ветви, чтобы только раз
познать восторг свободы и полёта.
И мне бы так – за листьями вослед,
оставив на земле свои невзгоды,
лететь туда, где розовый рассвет
расцвечивает прожитые годы…
Прозрачный день прозреньем озарит
и мудростью прощенья,и, пожалуй,
растает лёд печалей и обид
от всполохов осеннего пожара.
Элегическое настроение, безусловно, вызвано душевным состоянием Беллы Иордан.Ей удаётся передатьдинамику осеннего пейзажа:«горят клёнов башлыки», «на цыпочках крадётся в город осень», «рябит вода», и вот уже «рвутся листья в свой последний час / по наущенью ветра-доброхота / покинуть ветви». «Заплаты просини», жёлтые стежки», «уток утюжки» – повсюду приметы предзимних хлопот заботливой хозяйки. Осеннее напряжение природы разрешается восторженной нотой: предвкушением свободного полёта «туда, где розовый рассвет / расцвечивает прожитые годы…».Желание освобождения ассоциируется с подсознательной необходимостью избавиться от угнетающего чувства«печалей и обид», вытеснив его «мудростью прощенья». И лучшее время для этого – пора «осеннего пожара», когда прозрачные в своей отрешённости дни способствуют созерцанию и прозрению.
Это стихотворениеБеллы Иордан, на мой взгляд, не единственное её произведение такого жанра. К элегиям можно с уверенностью отнести, например, стихотворение «Сиреневый день» (№ 4 – 2015). В нём поэтрассказывает озарождении первых, ещё не понятных и неосознанных, но уже приятно волнующих чувств между подростками. Первая строка стихотворения, подобно вступительным аккордам, задаёт тональность и ритм: «Дожди… Дожди… И вдруг – чудесный день!» Развитие темы приводит к тому, что мы, окутанные «сладостно-душистым наваждением», полностью подчиняемся настроению лирического героя и вместе с ним переносимся в другую реальность. В той реальности сквозь «лиловый цвет» и «нежный, тонкий запах» настоящего проступает прошлое, воплощённое в образе мальчика, который в такой же цветущий майский день с букетом сирени спешит, преодолевая смущение, на первое свидание.И та, которой предназначен был букет сирени, вновь становясь девочкой, которой лестно «было мальчика вниманье», заканчивает свой нынешний сиреневый день в духе уверенной в своём очаровании барышни. Выбирая чуть ироничную окраску для заключительных строк стихотворения, Белла Иордан словно отбрасывает мысль о быстро текущем времени и преодолевает сжимающее грудь сожаление:
Он был недолгим, детский наш «роман»,
Цветы в стеклянной вазочке завяли,
И тот букет я вспомнила б едва ли,
Когда бы не сиреневый дурман.
Примечательно то, что стихи Беллы Иордан вне зависимости от темы и настроения, продиктованного теми или иными психологическими нюансами, всегда полны человеческого оптимизма и душевной щедрости.Олицетворяя облака, ветры, деревья, цветы, а также объекты вещного мира, созданного человеческим разумом,Белла Иордан словно передаёт им часть своей художественно-одарённой натуры. Эффект приращения смысла мощно срабатывает и в контексте уподобления реалий городской современной жизни процессам, присущим живой природе. Иными словами, Белла Иордан во сто крат увеличивает «картинку» мира, однажды явленного человеку Богом, и «картинка» эта к томуже голографична, что позволяет нам во всей полноте воспринять мельчайшие нюансы, не теряя при этом энергии на блуждание в лабиринтах непознаваемого. Подчеркивая эту особенность стихов Беллы Иордан, не могу не растворить в текстовой части своего литературного обзора её творчества стихотворение «В городе романтиков» (№ 5 – 2015). Приведу его полностью для всех, кто влюблён в жизнь как божественную данность.
Изящною кистью и тщательно-тонким пером
фрагмент нарисован одной из особенных улиц…
Китаец-художник, с печальной улыбкой Пьеро,
тебе акварель продаёт, не скупясь, не торгуясь.
И млею от счастья – картинка подарена мне!
Нежданно-желанный и знаково-щедрый подарок.
А город романтиков будто парит в синеве,
и полдень тирольский – без облачка – солнечно-ярок.
Потоки туристов по городу бурной рекой.
Соборы, узоры, барокко, фонтанов каскады,
чугунное кружево вывесок над головой
на узенькой гассе* украсило щедро фасады…
Мы вместе. Мы рядом.Я рада, что здесь мы вдвоём.
Улыбки и скрипки – в аркадах играют оркестры.
И гордая крепость с вершины взирает на дом,
где начал к бессмертию путь гениальный маэстро…
Когда-то случится…
Мосты между нами круша,
к другому, чужому порогу умчит тебя скорый…
Но рано о грустном –
сегодня над нами кружат
волшебницы-бабочки – звуки симфонии «сорок».
Значительный жизненный опыт и тонкое чутьё психолога позволяютБелле Иордан, оперируявыразительными метафорами, передавать потаённую суть своих душевных переживаний. Эти грустные, а зачастую и трагические переживания «вплетаются» поэтом в канву жизнеутверждающих состояний природы и, контрастируя с ними, проступают отчаянно громко. «Сочный август, пропитанный солнцем и яблочным Спасом,/ Полыхают румянцем плоды среди зелени веток» – и вдруг такое щемящее чувство одиночества: «гулко капает время из крана в заплаканной кухне», и звенит «никому уже больше не нужный звонок телефонный» (№ 5 – 2015, стихотворение «Грустный вальс»).
Внимательный читатель, конечно, заметил, что лексика стихотворений Беллы Иордан тесно сопряжена с музыкальной терминологией. Интересно, что и слово «элегия», вынесенное в название стихотворения «Осенняя элегия» и «опознанное» мною как жанр лирической поэзии, имеет вполне музыкальное наполнение. Любимый мною «Большой толковый словарь русского языка», подготовленный Институтом лингвистических исследований РАН, в словарной статье «Элегия» второе значение слова определяет так: «Муз. Вокальное или инструментальное произведение, проникнутое грустным, печальным настроением».
Но вернёмся к той части используемой Беллой Иордан лексики, которая напрямую связывает нас с миром музыки. Надо отметить, что используя подобную лексику в своём прямом значении, Белла Иордан создаёт условно-музыкальные произведения, где словасохраняют свои исходные номинации, но в контексте предложенной поэтом реальности приобретают дополнительную функцию, а именно функцию проводников к вершинам управляющей человеческими эмоциями гармонии. Достигнув этих вершин, читатель словно перекладывает на язык музыкальных партитур собственный опыт переживаний и, обогащённый новыми эмоциями, перечитывает стихи Беллы Иордан словно в первый раз. А перечитывая, понимает, что есть в тайниках наших душ такое светлое начало, которое можно выразить только посредством музыки.
Поздняя симфония
Ты помнишь симфонию поздней, осенней любви?
Конечно, не помнишь. Я тоже почти позабыла.
Там, кажется, флейта чуть слышно зачин выводила
И скрипки минором на зов откликались вдали…
По тактам и правилам темы развитие шло,
Вливались кларнеты, серебряно арфа звенела,
Душа в упоенье навстречу созвучьям летела…
Ты знаешь, и в возрасте душам летать не грешно.
И взмахивал тоненькой палочкой рок-дирижёр,
Вздыхали протяжно и чувственно виолончели,
А скрипки всё пели, всё громче и радостней пели,
И вот уже всю партитуру заполнил мажор.
Пассажами страсти украсил крещендо рояль,
Труба поддержала, себя не смущаясь нимало.
Любви и надежды гармония чисто звучала…
Но где-то уже диссонансом вплеталась печаль.
Что дальше? А дальше всё чаще смущал дискомфорт.
Синкопы метались от острых уколов стаккато.
И нежная флейта, и скрипки исчезли куда-то…
Финал не закончен…
Не сыгран последний аккорд!
Прочитав «Позднюю симфонию» (№ 4 – 2015), я в который уже раз подумал о том, что далеко не случайно внимательно изучать произведения «Литературного портала российских немцев» начал со стихов Беллы Иордан. Уверен, без метафизики здесь не обошлось! Дело в том, что поэтическая, психологическая, философская и музыкальная составляющие стихов Беллы Иордан зачастую напоминали мне мои собственные стихи. Со всё возрастающим интересом я «листал» страницы номеров портала и невольно радовался тому, что есть где-то человек, вбирающий всё многообразие мира и так вдохновенно слагающий свою жизнеутверждающую песнь. Конечно, ни о какой тождественности речь не идёт, но было интересно, когда в ответ на прочитанное у Беллы Иордан я вспоминал своё, чем-то похожее. Вот, например, стихотворение «Capriccio» из книги стихов «День на ресницах» (СПб.: Ника, 2003. С. 69):
Нежно гудел чёрно-белый клавир,
Скрипку качая на волнах октавы.
Старый рояль перебросил забавы
К томным звучаниям ласковых лир.
Звук, истончаясь, рассыпался вниз,
Скрипку вверяя заботам гобоя.
Альты намёком на рокот прибоя
Скрипку простили за детский каприз.
Что-то бубнил про себя контрабас,
Скрипку ревнуя к рукам дирижёра…
К светлым вибрациям струн ля мажора
Вновь уносил меня страстный Пегас.
А вот стихотворение Беллы Иордан «Музыка дождя» (№ 6 – 2016). Осенний дождливый день рождает у поэта удивительно печальный образ органа, который «в сумеречном зале вздыхает при свечах». «И звуки, слышные едва, / стекают с клавиш монотонно», чтобы уже ночью «на чёрном глянце тротуаров» отразиться в душе «как наважденье, – /случайных встреч предвосхищенье / и ощущенье немоты». Но это будет ночью, когда «дождевая мгла завесит фонари муаром», а пока – «осенними цветами / плывут по городу зонты». И среди этих зонтов наверняка есть зонтик из моей книги стихов «Обнажённые звуки» (СПб.: Ника, 2002. С. 140):
Под куполом зонтика
Стоим, словно в храме,
И музыка дождика
Звучит перед нами:
По окнам – в миноре,
По трубам – в адажио.
Дождь, явно в задоре,
Синкопы разглаживал.
А мы не случайно
Людей сторонились:
Счастливые, тайно
С природою слились.
Верная своему оптимизму, Белла Иордан приглашает нас разделить её радость, которая возникает при виде умиротворяющего душу незатейливого окружающего. «Строчки мимоходом» – как верно выбрано название для стихотворения, героями которого стали «деревеньки альпийского края» (№ 8 – 2016). Как и «строчки», бежит, то и дело подпрыгивая на одной ножке, героиня стиха, замечая «мимоходом» «за оградой с весёлой калиткой»«в кружевных занавесках окошки»,«одуванчики и маргаритки». Вот «пушистая серая кошка/ на крылечке хозяйкой сидит», а вот «на лужайке забавные гномы / идиллический мир стерегут».
По фасаду – картинная роспись, –
праздник красок на белой стене.
Горожанам завидная роскошь –
без суетности жить в тишине.
Слово «суетности» выделено мною – это повод порассуждать о том, как порой только одно-единственное слово помогает поэту выразить свою мысль наиболее верно. Итак, ударение в слове «суетность» приходится на первый слог. Белла Иордан, безусловно, знает об этом, но переносит ударение на второй слог (правда, в этих случаях принято ставить знак ударения, сама постановка которого свидетельствует о том, что автор сознательно идёт на нарушение литературной нормы). Почему Белла Иордан поступает именно так? Почему, например, не написать: «Горожанам завидная роскошь – / Хоть немного пожить в тишине»? Или почему бы не попробовать перефразировать строфу так, чтобы заменить слово «суетность», явно не вписывающееся в ритм стиха (при сохранении орфоэпической нормы), на слово «суета»?
На мой взгляд,поэтвыбирает «неудобное» слово «суетность», чтобы самим изменением ударения в нём актуализировать оттенки значения. Слово «суетность» относится к словам, тесно связанным с психологическим состоянием человека. Этим словом можно обозначить душевное, зачастую неосознанное (и во многих случаях беспричинное) беспокойство души, загружающее сознание необходимостью что-то сделать, предпринять, изменить. Это беспокойство неизменно приводит к нервному истощению. Употребляя слово «суетность», Белла Иордан«вырывает» нас из жёсткой и монотонной программы физических нагрузок и приглашает к созерцательному восприятию красоты, сокрытой порой в том, что мы игнорируем. Попробуйте почитать вслух стихи Беллы Иордан и выпоймёте, что само звучание её стихов имеет силу духовного очищения.
Почитайте! И однажды в предутренний час многие из вас увидят, как «вдруг с небесного жнивья / Цветком полей невидимого рая / К земле слетает светлая звезда», а вслед за тем «розовый рассвет / расцвечивает прожитые годы…»