Я не сумасшедшая (30.06.2022)


 

И. Крекер

 

Я не перестаю удивляться способности разума, наблюдая за жизнью, преломляя её через призму собственного восприятия, - вижу то, что порой кажется случайным и незначительным. Сталкиваясь с подобного рода явлениями повседневно, начинаешь понимать, что ничего случайного в мире нет. Всё, что вокруг нас происходит, является следствием последовательного и закономерного развития событий. Ежедневные наблюдения дают новый толчок к пониманию судеб людей, их поведения и мировоззренческой позиции.

В течение многих лет я с интересом наблюдаю за поведением одной из жиличек нашего дома-отделения при психиатрии. С одной стороны, женщина ничем не отличается от остальных, с другой – совершенно неординарна. Большую часть времени она проводит в комнате, в постели, думая, вероятнее всего, о себе и о жизни, прожитой в этих стенах. Трудно предположить, что происходит в её сознании, чем она живёт в последние десятилетия?

Первая встреча с ней мне запомнилась «кровопролитием».

Я тогда была начинающей медсестрой. Никто из коллег не предупредил, что случай здесь тяжёлый. Незнакомая мне тогда ещё пациентка, пообедав, встала из-за стола, не приняв медикаменты. Я догнала её в конце коридора, напомнила об этом и протянула дозу с таблетками. Неожиданно она выбила дозу у меня из руки, а на другой руке оставила кровавый след от давно не стриженных ногтей. Это было для меня первым практическим уроком общения с пациентами из психиатрии.

Женщина никогда ни с кем не разговаривала, всё делала молча, но со знанием правил этого дома. Она самостоятельно приводила себя по утрам в порядок, правда, её не интересовали такие мелочи, как ночная рубашка, одетая поверх платья, или совершенно не пригодные для ношения колготки со спущенными многочисленными стрелками, юбка, одетая наизнанку, или не расчёсанные неделями длинные светлые волосы.

Она приходила почти всегда вовремя в столовую к завтраку, обеду и ужину. Садилась за только для неё отведённый стол. Ела немного, избирательно, любила сладкое. Во время приёма пищи наблюдала за соседями по столу и соседними столиками. Иногда могла одним словом выразить просьбу, например, принести ей стакан молока или кусок хлеба.

Она никогда ни с кем не разговаривала, но на праздниках, когда звучала музыка, женщину как будто подменяли. Какая-то сила поднимала её из-за стола. Она начинала танцевать только ей одной знакомый танец, принимала приглашения на танго, иногда просто кружилась в собственном ритме по залу. Она как бы летала в своих мыслях, не замечая никого вокруг, жила мелодией души, воспаряя всё выше и выше над обыденным. В этот момент женщину было просто не узнать: лицо было каким-то одухотворённым, светилось необычайной светлой улыбкой, движения казались лёгкими и плавными. Она жила в танце, поражая всех своей грацией.

Во время праздников она пела, удивляя тем, что неожиданно громко начинала выводить мелодию и так же неожиданно замолкала, как бы задумавшись, грустно свернувшись, съёжившись в своём кресле. Она умела молчать, слушая музыку, вдохновенно молчать с воодушевлённым выражением лица.

В надежде разгадать её тайну я обратилась к документам. К моему разочарованию, они оказались скудными.

Мне стало известно, что женщина родилась в Югославии пятым ребёнком в обычной рабочей семье. Отец по профессии – каменщик, мать – домохозяйка. На территории Германии пациентка проживает с тысяча девятьсот сорок четвёртого года, то есть с одиннадцатилетнего возраста. В результате каких обстоятельств она оказалась здесь – выяснить не удалось. Известно только, что к этому периоду её жизни относится заболевание тифом. Где и когда она проходила лечение – тоже покрыто тайной.

Девочка получила на новой родине семилетнее образование. В предвоенные и военные годы у неё не было возможности обучаться какой-либо профессии, поэтому пришлось работать по найму в многодетных семьях, в столовых, на кухнях…

Мне стало известно на основе записей врачей, что в жизни девушки была большая любовь. В двадцатишестилетнем возрасте она была повенчана, но свадьба не состоялась по её воле. Этот момент тоже загадка в её биографии. Замуж она впоследствии так и не вышла, но почти в тридцатилетнем возрасте родила сына.

И здесь провидение оказалось не на её стороне: месяца через три после родов она прошла первый курс лечения у психиатра. Её выписали из больницы с диагнозом – шизофрения с паранойей и галлюцинациями.

Ребёнок был отдан в чужую семью на воспитание, впоследствии усыновлён. Мальчик знал, что родная мать находится в психиатрической больнице. Став взрослым, он несколько раз навещал её. Связи с ним практически не существует, не известен ни его адрес, ни номер телефона, хотя пациентке известно, что у неё есть внучка.

Тринадцать раз женщина проходила краткосрочное лечение в клинике. Потом, по её на это согласию, осталась здесь на постоянное место жительства. В психиатрической клинике она проживает более тридцати лет. Её никто не посещает. Одна на белом свете – никому не нужна.

Как видите, биография моей героини уложилась в несколько печатных строк, а сколько за ними горя, психических травм, нечеловеческих страданий…

Сейчас женщине около восьмидесяти.

Недавно состояние её резко ухудшилось. Боли неизвестного происхождения заставили лечь в постель. Она криком оглашала отделение, днём и ночью корчась от боли. Врачами было проведено обследование, но оно не дало никаких результатов. Женщина отказалась принимать медикаменты. Недели через две её физическое состояние неожиданно улучшилось, и она, к великому изумлению всех, заговорила.

Сейчас моя героиня кокетничает с мужским медицинским персоналом. При приёме медикаментов предлагает медсёстрам самим попробовать это зелье. Закатывает истерики, доказывая всем, что она никогда не была психически больной. Привычными стали её громкие разговоры с собой или с невидимым третьим лицом, которому она, крича, доказывает, что глупой никогда не была, тем более сумасшедшей. На вопрос:

– С кем Вы разговариваете? – она отвечает, ни на минуту не задумываясь:

– С собой, – и с вызовом добавляет. – Я никогда глупой не была. Глупую перед собой вижу.

За последнее время пациентка очень похудела, так как отказывается от пищи. Её преследует мысль об уходе в другой мир, в другую жизнь.

– Я должна умереть, – кричит она каждому днём и ночью. – Я уйду отсюда, и никогда, слышите вы, никогда сюда не вернусь. Я понимаю эту женщину и глубоко сочувствую ей.

Хотелось бы на оптимистической ноте закончить рассказ об этой женщине с изломанной судьбой, но не получается. Столько боли слышится в её голосе, столько муки и ненависти, что разобраться, кто прав, кто виноват, кого казнить, кого миловать, удастся не сразу…

Загадки психики остаются неразгаданными. Мои личные исследования продолжаются.

 

 

 

 



↑  160