Ирене Крекер
Внезапно я услышала стук, похожий на падение чего-то тяжёлого. Первая мысль, пришедшая в голову: „Неужели кто-то из пациентов снова упал, разбил себе, не дай бог, голову или сломал ногу“. На размышления нет времени. Быстро одну за другой открываю и обследую комнаты той части отделения, откуда донёсся шум, похожий больше на грохот… Вдруг опять неожиданно раздался душераздирающий крик. Я вбежала в комнату пациента в тот момент, когда он запустил стеклянной цветочной вазой в противоположный от меня угол.
Если честно, ничего нового в действиях больного не было. Такого рода истерики случались с ним и прежде и происходят почти каждый день… Слава Богу, на этот раз обошлось без кровопролития. Больной таким образом вновь выразил протест, заключающийся в том, что ему до сих пор не присудили Нобелевскую премию. Таким образом он своеобразно заявлял о правах на немедленное признание.
В течение многих лет он претендует на звание лауреата в области психолого-натуралистических знаний. Врачи ещё в семидесятые годы поставили ему диагноз – параноидальная шизофрения со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Пациент ещё сравнительно молод: сейчас ему немногим за пятьдесят. Он хорошо ориентируется во времени и в пространстве, знает, кто он, где живёт, кто его окружает. Он ясно осознаёт, что находится в «пограничном состоянии», когда игра разума ему уже не подвластна. Он понимает, что болен, что во время письма и разговора имеет проблемы. Он говорит быстро, но невнятно, как он сам отметил в разговоре с психиатром, „мысль летит вперёд слов, не успеваю её догнать. Правда, мозг не в состоянии так быстро обрабатывать информацию. Язык не слушается. Собеседник не всегда может понять его нечленораздельную речь. Это раздражает больного, он напрягается, начинает кричать, ругаться, требовать, оскорблять. Год назад он мог накинуться на человека и нанести ему удары, существенные увечья. Что скрывать: он ростом удался на славу, под два метра, да и силу не растратил на физическую работу.
Это сейчас, когда врачи определили у него тяжёлую стадию рака желудка, он частично успокоился, а ещё несколько месяцев назад показывал своё пренебрежение к каждому представителю, по его словам, ничтожного человеческого рода. До сих пор он смотрит на всех свысока, плюёт, если не отвернёшься, пренебрежительно в лицо. Любимое его слово „прочь“. Так он гонит от себя всех, кто его обслуживает и кто пытается ему помочь в вопросах повседневной жизни. Он может высказывать свои желания и потребности, но дух противоречия не позволяет ему кого-нибудь о чём-нибудь просить - грубит, кричит, ругается, оскорбляет.
Пациент нуждается в уходе всё больше и больше. Он похудел, обессилел, но как прежде, не принимает помощи от персонала, в которой сильно нуждается. По-прежнему очень недоверчив, не позволяет никому переступать порога своей комнаты, отстаивает свою независимость, хотя никто на неё и не пытается претендовать, вернее сказать, посягать.
По его словам, он равнодушен к смерти. Больной любит говорить о вечных темах бытия, ищет собеседника, способного его услышать и понять. Лет пять назад он проводил почти всё время за чтением книг, уединяясь в своей комнате. Он практически не выходил из неё, не ощущая потребности в общении с низменными существами, так он до сих пор называет всех жильцов. Его интересует психология, химия, естествознание.
В откровенных беседах он называет себя одиночкой по жизни, ищет себе подобных, в то же время отталкивая от себя грубой манерой поведения и пренебрежением. До сих пор он попадает в конфликтные ситуации, сам из которых не способен выйти. В таких случаях он ещё более агрессивен и не управляем, не может в гневе остановиться, грозит кулаком, может ударить. Однажды ночью его застали в комнате соседа-жильца, который кричал от страха, так как наш герой вылил на него кружку воды и начал душить. Была ли тому причина, остаётся лишь догадываться.
Что оказало влияние на становление и формирование его характера? На этот вопрос сейчас ответить трудно. Известно, что он рано потерял отца. Мать вскоре вышла замуж. Отчим был человеком строгим, но воспитывал его как родного. Родители помогли ему закончить десятилетку, но он не остановился на достигнутом, пошёл на курсы для сдачи экзамена, дающего право на поступление в высшее учебное заведение. Правда, к цели наш пациент шёл не прямо: сначала поступил в техникум, стал чертёжником по образованию. Год проработал в бюро машиностроительного завода. Он и здесь не остановился на достигнутом: проучился в течение пяти семестров в институте. В этот период жизни его настигла беда: вероятно, от переутомления начались сильные головные боли. Ему пришлось уйти из института и пополнить ряды больных, а позднее – безработных.
К тому времени ему исполнилось тридцать два года. В те годы у него появилось, как он сам признался врачам, „здоровое недоверие к окружающим“. Он постепенно ушёл в себя. Сам пытался разобраться в себе, в своём внутреннем мире, начал себя анализировать, исследовать своё психическое состояние.
Он сам обратился за помощью к психиатрам, правда, не доверяя им, постоянно обсуждая их действия по отношению к себе. В течение двух десятков лет он находился на амбулаторном лечении и только последние два года проживает постоянно в психиатрическом отделении. Пациент прекрасно разбирается в медикаментах, которые ему назначаются, знает, какое влияние они оказывают на организм, чем полезны и чем вредны. Он сам принимает их по назначению врача, не допуская, чтобы медсёстры вмешивались в этот процесс.
В последние пять лет его состояние значительно ухудшилось. Приступы депрессии постепенно переросли в приступы агрессии. Его разламывают боли, но он признаётся в этом только врачам, способен терпеть, пытается сам с ними справиться, бороться, опять же через агрессию по отношению к окружающим его жильцам и персоналу.
В последнее время его интересует религиозная тематика. Он пытается разобраться в религиях, создать свою модель веры. Разговоры со священником стали неотъемлемой частью его повседневного образа жизни. Они важны для него в период обострения ракового заболевания.
Пока мои записи находились в процессе обработки, пациент неожиданно для окружающих умер. В общем-то, все знали, что смерть может наступить в любой момент, об этом предупреждали врачи, но она всё же наступила неожиданно. За два часа до вечного забвения больной, на удивление медсестёр, хорошо с аппетитом покушал и не в комнате, а в заполненной жильцами столовой. Он улыбался как-то странно и, находясь постоянно в коридоре, сидя в коляске, наблюдал за течением жизни. В этот день его навестил бывший работник. Больной откровенно признался ему, что чувствует себя снова хорошо среди людей и теперь постарается почаще проводить среди них время.
Он умер, сидя в коляске, в тёмной комнате примерно в одиннадцать часов ночи. Костистая рука смерти не миновала его на этот раз. Пусть земля ему будет пухом.
Когда я, несколько дней спустя, просматривала документы, имеющиеся о нём в архиве, моё внимание привлёк исписанный от руки чётким почерком лист бумаги из ученической тетради. Первые же слова заинтриговали меня, заставили прочитать написанное и глубоко задуматься над содержанием:
Ausersinnliche Wahrnehmung/Бессмысленное мировосприятие
„Das Geistergeschäft mit den Luftstimmen“/„Связь духов с голосами свыше“
1 Akt: Szene 1: Mann träumt und wacht (für Sekunden verwechselt er Beides).
1 Акт: Сцена 1: Мужчина видит сон и просыпается (на секунду он путает одно с другим).
Не уверена, что точно перевела первые слова, которые, вероятно, являются названием к пьесе.
Реальностью и неожиданностью и для врачей, и для персонала оказалось то, что пациент в какой-то период жизни создавал такого рода драматургические произведения философско-психологического характера. Возможно, как раз за него он и хотел получить Нобелевскую премию?
Меня заинтересовала эта жизненная история какой-то мистикой.
Может, судьба этого человека приведёт и других читателей к определённым выводам? Может, пора уже нам пока не поздно задуматься о „путях господних, которые неисповедимы?“