Рукотворные чудеса. Imagine (31.01.2021)


 

Е. Зейферт

 

Рукотворные чудеса

 

Вечерние чудеса просты.

Отборный ярко-зелёный фаршированный болгарский перец, гарнир, салат с помидорами, огурцами, сыром, сельдереем и оливковым маслом, на десерт – оладьи. И родной муж весь вечер смотрит на тебя, как влюблённый мальчик. Целует руки. Наверное, он не догадывается, как просто это всё готовится.

 

Imagine

 

Каким чудом звук может открыть то, что дремлет в подсознании, в памяти?… Фильм о Джоне Ленноне и Йоко Оно «Imagine». Такого богатства эмоций я и не ожидала. Вдруг погрузилась в начало 90-х, когда мне было девятнадцать лет. Леннон в то время (но, значит, не сейчас?) – периферия моих интересов. Видно, в этих не центральных, пограничных зыбких областях и зреют ядрышки памяти, острых ощущений?.. При том что мне вообще трудно жить из-за остроты восприятия, вчерашний «Imagine» вызвал ещё и целый спектр ощущений, оттенков понимания себя.

Я поняла, что именно в девятнадцать лет (1992 г.) была наиболее взрослой и самодостаточной. Потому что я была малым сыта, то есть не требовала больше того, что у меня было и что я могла взять… Я не жила в мире иллюзий. Никогда не плакала, и даже говорила: «Никто не выдавит из меня слезу». Почти никогда не жаловалась. Жила внутренней жизнью. Мне было интересно с самой собой. Неутомимо впитывала мир – от Катулла до Маркеса… Приняла, как родного человека, Достоевского. В девятнадцать ко мне пришёл «Доктор Фаустус», который потряс настолько, что я стала верить слову больше, чем себе. Томас Манн стал для меня своеобразным Брайлем, открыв через слово несловесные области.

Два десятилетия нашего бытования в окружении гламура всё же разнежили нас. Как ни сопротивляйся… Жить стало легче, а это не значит лучше. Контекст начала 1990-х, ценности того времени, долгожданная свобода и ещё прочное ощущение фундамента под ногами. Чтение, чтение... Возле меня были очень развитые, интересные и взрослые ровесники. Главную энергию мне давала интеллектуальная пища. Сейчас – тоже. Но тогда (и это не ностальгия) эта интеллектуальная пища не требовала никаких добавлений и соусов.

Я была зрелой (нет – не раскрывшейся) и в сфере чувств. В свои девятнадцать пережила все стадии первой настоящей любви – от возгорания до угасания. Но не до отпускания-отпущения – мне, к счастью (и к удивлению!), была незнакома тогда ревность, собственничество … Та любовь зародилась на осознанном мной остром интеллектуальном родстве, такая же духовная связь у меня была с подругой (девушка редчайшего ума и молниеносной мыслительной реакции: моя боль, моя потеря, мы не общаемся сейчас, её разум ушёл в прагматику, и мне стало скудно с ней) – с ней и встречался мой любимый. Я любила их обоих: его психофизически, её душевно. Они провожали меня до моей остановки, и я довольствовалась этим. А ведь была чертовски избалована мальчишеским вниманием, у меня были длинные золотистые волосы, ниже спины, я их закалывала в хвост на макушке, и они рассыпались по всей спине. Мой любимый (очень взрослый, умный и талантливый восемнадцатилетний человек) и не знал о моём чувстве… Вернее, я так думала. Пока лет шесть назад он (давно, конечно, чужой) не дал понять, что об этом знал. Он был моим учителем, наблюдателем. Если бы я стала тонуть, он бы помог. Но я не тонула.

«Imagine» дал мне возможность зачерпнуть опыта у себя, девятнадцатилетней.

2 июля 2009

 

 

 

 



↑  436