В. Сукачёв (Шпрингер)

Публикация: журнал "Крещатик" - №1-2018

1

Задыхаясь, потея, Парамошкин толкал комод, который со страшным скрипом неохотно полз поперек половиц, безжалостно сдирая с них последнюю краску.

- Вот та-ак, вот та-ак! – злорадно повторял Парамошкин, и ему, как эхо в лесу, с той же озлобленностью вторила жена:

- Давай! Давай! Давай!..

Их сын, которого во дворе звали Шкетом, сидел на кухне за столом, наблюдая за действиями отца круглыми равнодушными глазами. Низкорослый, худенький, он казался младше своих двенадцати лет и лишь тяжеловатый, неподвижный взгляд серых глаз противоречил его внешнему виду.

- А ты как думала: вот та-ак! – потел Парамошкин.

Было около двенадцати часов дня. Веселое солнце заглядывало в комнату через балконную дверь. На кухонном сливе сидели голуби, щурясь на ослепительном свету и лениво растягивая мягко закругленные на концах крылья.

- Не тро-ожь! – пронзительно закричала мать Шкета, когда Парамошкин взялся было за трюмо. – Я на свои деньги его покупала…

- А пила- ела ты на чьи? – в нерешительности остановился Парамошкин, облизывая бледные, пересохшие губы. – Ты на мои деньги пила и ела, понятно?! – определился Агдам, как звали его все во дворе. – На мои кро-овные, вот этими руками заработанные…

Парамошкин взялся за трюмо и развернул его на тонких, хрупких ножках. – Вот так, ёшкин корень, будет вернее.

Левзея (Елизавета Зиновьевна), маленькая, нервная, птицей слетела с тахты, на которой сидела до сих пор, и сзади сильно толкнула мужа в спину. Парамошкин, не ожидавший такого коварства, споткнулся и растянулся на полу.

- Вот тебе трюмо! – вскрикнула Левзея. – А вот тебе и «ёшкин корень»! – сухонькими кулачками била она его по спине.

- Ах ты, кур-рва! – ворочался на полу Агдам. – Да я же тебя в порошок…

Наконец, он поднялся и, тяжело дыша, смахивая тонкие, липкие от пота волосы со лба, решительно двинулся на жену.

- Та-ак, - почти удовлетворенно протянул он, - счас я тебя маленько учить буду!

2

- Не трожь! –неожиданно выбежал из кухни Шкет и ершисто встал впереди матери. – Не трогай маму!

- От-то-то-то! Защитничек выискался, - растерянно остановился Парамошкин, глядя на бледного, с закушенной нижней губой сына. – Тебя, сморчок, не спрашивают, так ты и не вскакивай. Ясно?! А то и тебе достанется на орехи, - Агдам постепенно свирепел от собственных слов. – Брысь! Кому я говорю?

Но Шкет твёрдо стоял впереди матери и с ненавистью смотрел на отца.

- Ага, ты та-ак, - Парамошкин шагнул, намереваясь схватить сына за воротник клетчатой рубашки, но тот ловко увернулся, а Агдам вдруг почувствовал нестерпимую боль чуть выше большого пальца правой руки. Он рванул руку к себе и близко поднес к глазам: две полукруглые скобки от зубов медленно наливались кровью, прокушенная кожа заметно вспухала. – Ты что это, ёшкин корень, наделал? – почти испуганно спросил Парамошкин сына.

- Не подходи –и! – задушенно прошептал Шкет и только тут разглядел Агдам его мертвенно-бледное, узкое лицо, с капельками пены в уголках длинного, мальчишеского рта. И столько недоброй решительности было в его блестящих от злобы глазах, что Парамошкин смутился и отступил.

- Ладно, - прохрипел он, уничтожающе разглядывая переносье жены, - потом поговорим за все хорошее… Пото – ом…

Он повернулся и пошел на кухню, по пути с удовольствием поддев пинком попавшегося навстречу кота Пуфика. Кот, отлетев в угол, коротко мяукнул и вздыбил черную, лоснящуюся от сытости шерсть. Вместе с Левзеей и Шкетом он ненавистно посмотрел в узкоплечую спину Парамошкина.

- Ф-фу, изверг! – перевела дыхание Левзея. – Как не похмелится, так прямо с ума сходит, паразит.

- Так ты бы купила ему похмелиться, - хмуро сказал Шкет. – А то сама же и доводишь…

- Не твое дело, понял! – привычно кричит мать и принимается устанавливать трюмо на место. – Мал еще указывать, как мне жить надо. Лучше скажи, почему опять на тебя Степан Степанович жалуется? Ты какую собаку на чердак заволок? Зачем она тебе там сдалась?

Шкет равнодушно смотрит на мать, потом молча поворачивается и уходит в прихожую.

- Куда это ты настрополился? – подозрительно спрашивает его Левзея.

- Пойду, погуляю…

- Хлеба купи.

- Деньги давай.

- Деньги, - ворчит Левзея. – Где они, деньги… Вон, сдай бутылки и купи, да еще пшена надо бы взять и пачку маргарина, а то на обед совсем жрать нечего…

3

На улице ясно и тепло. Плывут по глубокому, синему небу перекрещенные следы реактивных самолетов, да медленно кружится одинокий ястребок, едва видимый с земли. К универсаму подъехала грузовая машина, и двое рабочих стали забрасывать в кузов пустые ящики из-под фруктов. Возле подсобки вино-водочного магазина одиноко маялся Закидушка. В песочнице возился с машиной рыжий Славка: надувал щеки, гудел, толкая перед собой игрушечный грузовик, набитый всякой ерундой…

4

Из десяти бутылок приняли девять, высунув в окошечко блестящие, серебристые монеты.

- А почему не все принял? – привычно начал канючить возмущенный Шкет.

- Иды отсуда! – недовольно фыркнули из окошечка.

- Никуда я не пойду, - сразу обозлился Шкет. – Отдавай тогда мою бутылку…

- Н-на! – бутылка с грохотом вылетела из окна.

Шкет внимательно осмотрел сколотое горлышко и сунул бутылку обратно в окно.

- Это не моя… Отдай мою, целую, - потребовал он.

В окошечке появились смоляные усы и злые кавказские глаза:

- Ты чэго хочеш, да-ра-гой?

- Бутылку мою отдай.

- Давай дэньги назад, забырай свой посуда. Нэльзя такым дэтям бутылка сдавать…

Шкет живо схватил бракованную бутылку и отступил от окна, недовольно проворчав в ответ:

- А обманывать дэтэй можно, да?

- Ти-ы кто такой! – врезалась в окошечко, словно в портретную раму, огромная, курчавая голова. – Ти-ы мэлицыя, да? Зачэм тогда болтаешь?

Шкет выскочил на улицу, огляделся по сторонам и опустил бутылку в хозяйственную сумку.

- У-у, паук жирный, - проворчал он, пиная бумажный стаканчик из-под мороженого.

5

Возле подъезда на скамеечке сидела Будьласка. Пересекая двор, Шкет угрюмо поздоровался с нею, зло подумав про себя: «Ишь, усищами шевелит, уже знает, что мои опять воевали».

- Ты в хлебный? – с приторной вежливостью спросила жена дворника, поглаживая пальцами бородавку на щеке.

- В хлебный.

- Будь ласка, посмотри, черный хлеб завезли или нет?

На качелях каталась толстушка Лада с книгой на коленях. Шкет не удержался, спросил:

- Пироженку хочешь, Гланда?

- Что? – переспросила Лада.

- Пироженку, говорю, с голубиным пометом хочешь? – Шкет стоял и смотрел ей прямо в глаза.

- Дурак и не лечишься, - вздохнула Лада.

За три рубля шестьдесят копеек он взял буханку черного хлеба, почти десятка улетела за пшено и столько же – за маргарин. Поэтому когда он вошел в магазин «Кулинария», у него в кармане не было ни копейки, и, тем не менее, Шкет попросил взвесить облюбованный им говяжий мосол. Продавщица тетя Валя кинула кость на весы и, мельком взглянув на стрелку, сказала:

- Семь девяносто три.

- Тетя Валя, отложите в сторону, - попросил Шкет. – Я сейчас деньги принесу…

- Морочишь мне тут голову, - рассердилась продавщица и швырнула кость обратно в ящик.

- Я же сказал - сейчас принесу, - нахмурился Шкет, замечая «свою» кость в общей куче.

- Вот когда принесешь, тогда и разговаривать будем, - отрезала тетя Валя.

«Вот бы кнопку тебе подложить, - равнодушно подумал Шкет, - чтобы ты на одной ноге попрыгала…»

Он вышел из магазина, усиленно соображая, где взять восемь рублей.

6

След от самолета давно растаял. Кто-то огромный, невидимый из-за этого людям, смотрел на землю единственным, ослепительно-ярким глазом. Шкет попробовал встретить его взгляд своим и не выдержал – его ослепило, веки сами собой сощурились, и на мгновение наступила мгла. Когда он открыл глаза – солнце продолжала светить, над крышами летали голуби, из первого подъезда к давно насиженной скамейке с трудом ковыляла Бауля.

- Здорово! – с невольным уважением прошептал Шкет.

7

Он долго выбирал и, наконец, остановился на мальчишке лет девяти. Заступив ему дорогу к будке с мороженым, Шкет вытащил из кармана пуговицу и строго спросил:

- Хочешь получить?

Малец от удивления открыл рот и попятился.

- Ну, хочешь или нет?

- Зачем она мне? – мальчонка озадаченно смотрел на обыкновенную, черную пуговицу с четырьмя дырками и немного сколотым краешком.

- Если не понимаешь, то лучше помолчи! – нахмурился Шкет. – Думаешь, это обыкновенная пуговица?

- А какая? – живо заинтересовался малыш.

- Такая… Ты космонавта Редькина знаешь?

- Редькина? Зна-аю…

- Врешь! Его еще никто не знает. Он – засекречен. Мой друг, между прочем… А это его пуговица, понял! Когда-нибудь…

- Что? – понизил голос малец.

- Тебя как зовут?

- Володя.

- Когда-нибудь, Вовка, вещи Редькина будет международный комитет по космонавтике собирать… Ясно? А у тебя вот эта пуговица… Соображать надо, Вова, ты уже большой.

- Я в отпуск с мамой ездил, - на всякий случай сообщил Вовка, в самом деле загорелый, с выцветшими под южным солнцем длинными волосами.

- Ну, так как – берешь? – Шкет подбросил пуговицу на ладони.

- А за сколько?

- У тебя там чего? – Шкет кивнул на крепко стиснутый Вовкин кулачок.

- Вот, - малец разжал кулак, и Шкет увидел аккуратно сложенную новенькую десятку.

- Я хотел за пятнадцать, - вздохнул Шкет. – Ну да ладно, тебе за десятку отдам…

- Спасибо, - тихо поблагодарил Вовка и грустно покосился на будку с мороженым.

8

Шкет повеселел. Он даже пошутил, проходя мимо толстушки Лады:

- Эй, Гланда, - окликнул Шкет, - у тебя вся спина сзади.

Лада неуклюже завертелась на качелях, довольный Шкет пошел дальше. И тут ему навстречу – Хороший Мальчик Боря из 77-й квартиры. Был он на два года старше Шкета, но уже носил хорошо отутюженный костюм и белую рубашку с галстуком. Его круглое лицо с гладко прилизанными волосами и маленьким, прямым носом, как бы говорило всем: смотрите, какой я правильный, какой я совсем - совсем хороший…

- Эй ты, крокодил в галстуке! – остановился, пристально разглядывая нарядного подростка, Шкет. – Давно приехал с Канар?

- Не твоего ума дело, - нахмурился Хороший Мальчик Боря. – Иди своей дорогой…

- Жалко, грязи нет, - огляделся Шкет. – Я бы тебе галстук быстро уляпал.

Н - но, сопляк! – угрожающе повернулся к нему Хороший Мальчик Боря. Однако Шкет и не думал отступать: он твердо стоял на месте, исподлобья разглядывая вечного своего противника.

- А хочешь, я тебя песком уделаю? – спокойно спросил Шкет, и решительно шагнул к песочнице, в которой сидел на попе рыжий Славка и во все глаза разглядывал мальчишек. – Сейчас я это устрою…

- Т – ты! Псих припадочный, - настороженно ответил Хороший Мальчик Боря и медленно, через силу, пошел в сторону.

- Струсил, гад!? – захватив горсть песка в одну руку и размахивая сумкой с продуктами в другой, побежал за ним Шкет. – Стру-усил, пижон вонючий…

Хороший Мальчик Боря пошел быстрее, потом еще быстрее и, наконец, побежал, придерживая рукой болтающийся галстук. Шкет, не очень-то и догонявший его, швырнул вслед горсть песка и остановился.

- Это что же ты делаешь, паразит? – зло закричала с балкона 56-й квартиры Молодая Пенсионерка.

- А ничё страшного, - добродушно прошамкала со скамейки у подъезда Бауля. – Этакий-то конь и от мальца бегает.

- Хорош малец, - проворчала усатая Будьласка. – Бандитом растет этот ваш малец. В папаньку пошел – такой же малахольный… Ни души у него, ни сердца, любому надерзить готов…

9

Светило солнце. И на Америку, и на Россию – одно. Тёплое и для рыжего карапуза Славика, и для бабушки Ульяны из 8-й квартиры, для удобства прозванной во дворе Баулей… Светило это теплое, это яркое солнце, одинаково щедрое ко всем, ничего не требуя за то, что всему земному даровало Жизнь: не росло бы без него ни былинки в поле, ни ёлки в лесу, ни рыбы в море, ни птицы в небесах. И даже возомнивший себя властелином всего этого разнообразия жизни на земле – человек, не вызрел бы без его чудотворного тепла и присмотра…

А в доме напротив сидела на балконе древняя, седенькая старушка и на блестящих под солнцем спицах вязала бесконечно длинный, черный шарф.

10

Оставив дома хлеб, маргарин и пшено, Шкет незаметно для матери выскользнул с хозяйственной сумкой на лестничную площадку и по ступеням побежал наверх. На пятом этаже он остановился, внимательно прислушался и решительно полез по металлической лестнице на чердак.

Не без труда приподняв тяжелую, металлическую крышку люка, он уперся в нее плечами и спиной, постепенно поднимаясь со ступеньки на ступеньку. Забравшись на чердак и захлопнув крышку за собой, Шкет вновь прислушался, и лишь затем негромко посвистел. На его свист тотчас откликнулись: радостное повизгиванье послышалось из угла, а следом за ним неясный шум и жалобное попискиванье… Шкет широко заулыбался, глаза у него потеплели, разгладилась вертикальная складка на мальчишеском лбу.

- Кукла! Кукла! – ласково позвал он и пошел в тёмный угол.

Кукла, встречая Шкета, сдержанно помахивала хвостом, внимательно разглядывая его умными, чёрными глазами.

- На, Кукла, возьми! – Шкет протянул ей огромный мосол, с удовлетворением отметив, что щенята немного подросли и уже реагируют на его голос. -– Как тут твои обормоты поживают?

Кукла осторожно прикусила кость, несколько мгновений подержала её на весу и опустила на пол.

- Ешь, не стесняйся, - засмеялся Шкет. – А я пока твоих цюциков посмотрю.

Кукла, словно бы поняв его, прилегла на обвислый, с большими красными сосками живот, понюхала кость, и безо всякой жадности принялась вгрызаться в неё.

- Ну, карапузы, ну, славные, - Шкет по одному доставал щенят, целовал в теплые мордашки и усаживал к себе на колени. – Не бойтесь, тут вас никто не найдет, тут вы, как дома…

Кукла тихо грызла мосол, изредка стукая хвостом по земле. Прежних ее щенят, еще полуслепых, нашел под ящиками из-под вина Медвежья Кровь и утопил в ведре. Вначале Шкет хотел поджечь его магазин, но вовремя вспомнил, что тогда мать останется без работы – она в магазине мыла полы. Но зато уже раз пять подряд меняет торгаш с красной рожей проколотые колеса своей машины и будет менять еще…

- Ты будешь Мститель, понял? – говорит Шкет самому крупному щенку с белой полоской на лбу. – А ты – Справедливый, - берет он второго за шиворот. – Тебя назовем Верный, а тебя – Дружок, - щедро раздает Шкет имена и радостно улыбается ворочающимся у него на коленях трогательно-беззащитным, пахнущим молоком щенкам.

11

В слуховое окно заглянуло солнце. В его лучах засияли невидимые раньше пылинки, заискрилась слюдяными блестками паутина, и от этого сразу веселее стало на чердаке. Положив голову на вытянутые лапы, бездомная собачка Кукла внимательно смотрела на то, как возится с ее щенками человек. Она-то хорошо знала, что душа и сердце у него есть.

(продолжение следует)