(рассказ)
К. Гейн
У Лиды не заладилось с упряжью, и женщины провозились, налаживая ветхую справу. Когда добрались до наезженной дороги, солнце повисло у горизонта, окрасив низкие, тёмные тучи тревожным, багровым цветом. Коровы шибко прибавили в скорости, торопясь дотащить в село возы с соломой и улечься в сараюшках на ворохах мягкой подстилки и дать отдых гудящим ногам.
Когда вдали еле заметно блеснули редкие огоньки села, опять протёрлась проволочная петля, которой к розвальням была прикреплена оглобля, и бабы потратили много времени, пока приладили клятую жердину. Чувствуя себя виноватой, Лида уговорила подруг, Берту и Альму, поехать вперёд к голодным детям, что заждались в нетопленых землянках.
- Своего-то я у бабушки Майер пристроила. В тепле сидит. Недалеко уже, по наезженному доберусь потихоньку. За меня не переживайте – в случае чего оставлю воз и домой с Майкой пойду.
Женщины послушались Лидиного резона и, объехав её воз, заторопились к селу. Майка бросилась было вдогон, но Лида, намотав покрепче налыгач на руку, медленно пошла перед нею, чтобы не сойти с наката и не застрять в снегу – тогда уж наверняка воз придётся бросить в поле.
Ушедшие вперёд возы помалу растворились в наползавших сумерках. Под мерный скрип ярма и шуршание полозьев Лида погрузилась в нескончаемые думы о войне, о муже. После двухмесячного ожидания она наконец-то получила письмо от Августа и ожила, а то совсем было извелась от страшных мыслей. Пишет, что ноги на деляне приморозил и начальник, добрая душа, назначил его в АХЧ (административно-хозяйственная часть) водовозом и дровоколом. Работа тоже каторжная и бессрочная, но всегда выдастся минутка, чтобы в котельной погреться или в санчасти ступни перебинтовать и переобуться, а не в тайге по пояс в снегу замерзать. Верит, что обязательно доживёт до близкой победы и вместе со всеми вернётся на Волгу.
Вот уже дымком потянуло и огоньков впереди прибавилось. Даст Бог, дотащит кормилица воз до фермы. Но Майка вдруг остановилась и, задрав голову, стала громко дуть ноздрями, таращась в сторону алеющей над горизонтом полоски неба. Сердце Лиды заколотилось часто и гулко – Майка вела себя так, когда чуяла рыскавших по ночному селу волков, но разглядеть ничего не смогла, да и корова успокоилась и тронулась вперёд. Лида уже не осторожничала и шла почти бегом, Майка держалась впритык.
Луна выбралась, наконец, из-за плотного полога тёмных туч, и степь слабо заголубела под звёздным небом. Лида тревожно озиралась - нигде ни звука, только скрип полозьев и шумное дыхание коровы. Тревога не проходила. Обе чуяли, что где-то рядом таятся и следят за ними беспощадные, зоркие глаза.
- Сейчас, родная. Вот ложок пройдём, и уже ферма будет. Дом родной и люди. Много людей, добрых, родных, - бодрила Лида себя и корову нарочито бодрым голосом, спускаясь в неширокий, заросший кустами лог.
Корова вдруг вскинулась и так мотнула головой, что намотанный на руку налыгач сбросил её с дороги. Барахтаясь в глубоком снегу, она заметила, как по взлобку быстро понеслись к дороге тёмные силуэты, сверкая злыми огоньками.
Волки!..
Мыкнув дурным голосом, Майка попятилась и потащила за собой хозяйку. Она удержалась на дороге, ухватила скотину за рога и намотала ей на морду верёвку. Сползшие с дороги сани, застряв намертво, удерживали мечущееся животное. Женщина отчаянно тянула за верёвку, пытаясь вытащить корову на дорогу. Та неистово билась, но только всё глубже зарывалась в бездонный занос и, наконец, перестала дёргаться.
Лида выпустила повод и замерла в отчаянии, заметив в ближних кустах мерцание волчьих глаз. Она засуетилась и, сбросив рукавицы, начала лихорадочно шарить за пазухой. Там в особом кармашке, как оберег от степных неожиданностей, всегда хранилась тряпица с десятком спичек и кусочек тёрки.
Исходя холодным потом, ломая спички, трясущимися от ужаса руками сумела поджечь пук соломы! Истошно крича непонятно что, истово швыряла она вилами горящую солому в сторону таящейся в кустах гибели. Вдруг корова, взревев дурным голосом, выскочила на дорогу и, волоча вывороченные из горящего воза оглобли, нелепыми скачками понеслась в сторону села.
Тотчас из-за кустов, наперерез обезумевшей скотине, сверкая колючими искрами кровожадных глаз, бесшумно покатились чёрные тени. Корова бросилась влево и, сделав несколько отчаянных прыжков, беспомощно забилась в бездонном снегу. Тени сплошным, тёмным пологом накрыли животное. Долгий душераздирающий предсмертный вопль навсегда канул в казахстанские снега, многократно отразившись от небесного свода.
По снегу тревожно метались сполохи от столбом горящего воза и слышались взвизги и рычание волков в глубине лога. Вилами выдернув большой пук горящей соломы, Лида бросилась вверх по дороге…
На самом верху взлобка очнулась: в нескольких шагах от себя увидела матёрую волчицу. Как статуя литого серебра, искрилась она в лунном свете и спокойно смотрела на задыхающуюся женщину. У Лиды подкосились ноги, и она без сил упала на колени. Их глаза были теперь вровень, и они неотрывно смотрели друг на друга. Волчица наклонила голову, по-собачьи улыбнулась… Женщина успокоилась и выпустила из рук вилы. Она поверила глазам, поверила, что хищница её не тронет - уведёт кровожадных ухажёров, домогающихся её благосклонности. Шёл февраль – начало волчьего гона, и свирепые самцы были целиком в её власти.
Волчица вскинула лобастую голову. Навострив уши, вперила взгляд в лог, судорожно сглотнула, вновь глянула на обмершую женщину, но это был взгляд сквозь неё. В глубине её светящихся глазных яблок возникла вожделенная картина: доверху набитый непролазным майским цветением овраг с логовом в глубокой вымоине под обрывом, в котором копошатся, скулят и жадно теребят её сосцы пушистые, беспомощные щенки, а их отец, положив у входа жирного сурка, прилёг отдохнуть перед новой охотой.
Судорога прокатилась по телу волчицы, и горячая кровь прилила к сосцам. Она встряхнулась, нетерпеливо переступила лапами и, чуть не задев обомлевшую Лиду, помчалась вниз навстречу стае…