Вячеслав Сукачёв (Шпрингер)

Г л а в а   т р е т ь я

1

Тамара с Дашкой вернулись из города только под вечер. Оказывается, заезжали на квартиру, половину покупок там оставили, половину с собой привезли. Но и этой половины было столько, что шофер Володя едва в охапке на второй этаж принес. Какие-то коробки, коробочки, фирменные пластиковые пакеты, спортивная Томкина сумка – все это было свалено в общую кучу на диване.

- Чего это вы столько понабрали? – искренне удивился Толик, с недоумением разглядывая многочисленные покупки. – Можно подумать, что вы до сих пор голые ходили… Или вам все это бесплатно дали?

- Папа, ты ничего не понимаешь, - первой ответила Даша, смешно морща прямой, короткий носик, и деловито перекладывая коробки. – Наступили осенние распродажи. Сейчас не купишь, потом вообще не найдешь… Знаешь, сколько мы магазинов объехали, - Дашка растопырила пальцы на правой руке и, немного подумав, прибавила к ним еще два пальца на левой. – Вот!

Дочурка явно говорила все это с материных слов, но тем забавнее звучали в ее изложении взрослые проблемы. Сама она, в хорошо сидящих на ней фирменных джинсах и красной в крупную полоску кофточке, в китайских кроссовках, но – аля Adidas, ладненькая, крепко сбитая, с белокурыми локонами на плечах, была, ну, просто прелесть. Толик не выдержал, подхватил ее на руки, прижал тепленькое, родное тельце к себе, с удовольствием зарываясь носом в пахнущие лесной свежестью волосы. Дашка на минуту притихла, отдаваясь отцовской ласке, но вдруг спохватилась, уперлась в его грудь ручонками и капризно возмутилась:

- Папа, ну что же это такое, в самом деле? Что за нежности?

- А что, разве уже нельзя? – засмеялся Толик Ромашов, не выпуская дочь из объятий.

- Я тебе что, маленькая?

- А что, большая?

- Пусти! – Дашка рассердилась. – Отпусти меня сейчас же…

Пришлось Толику отпустить на пол маленькое, взъерошенное существо, до безумия родное и близкое.

- Папа, а мы тебе хорошие-прехорошие туфли купили, - выдергивая из общей кучи белую продолговатую коробку, радостно сообщила Даша. – Если не подойдут – можно будет поменять. Нам так в магазине сказали…

- Ну, спасибо! Ну, молодцы! – принимая коробку, расчувствовался Толик. – Как же это вы догадались мне туфли купить?

- Ты у нас вечно в старой обуви ходишь, - серьезно упрекнула отца Даша. – Совсем за собой не следишь. Вот мы и купили…

- Даша! – закричала из ванной комнаты Тамара. – Доченька, принеси мне из нашей спальни полотенце…

Даша побежала за полотенцем, а Толик, прихватив необычайно легкую коробку с обувью, пошел к себе в кабинет на второй этаж.

Уютно расположившись в любимом кресле и включив на компьютере скайп, Толик Ромашов взялся за ножницы, намереваясь разрезать упаковку с обувью. Но в это время резко зазвонил телефон внутренней связи.

- Слушаю, - с легкой досадой ответил Ромашов, намеревавшийся с толком и расстановкой насладиться подарком своих любимых женщин.

- Извините, Анатолий Викторович, к вам Мартынов подъехал, - степенно сообщил Петр Борисович. – Пропускать?

- А то! – искренне обрадовался Толик. – Конечно, пропускать! И пусть он сразу ко мне в кабинет поднимается.

- Понял, будет сделано! – энергично отрапортовал охранник.

Выглянув в высокое, стрельчатое окно полукруглого эркера, забранное узорной решеткой, и больше напоминавшее средневековую бойницу, Толик увидел въезжающий в ворота роскошный джип «Лексус» своего давнего друга, и сердце у него радостно забилось в предчувствии небольшой выпивки по поводу и душевного разговора. Сдвинув журнальный столик поближе к кожаному дивану, он распахнул створки вместительного бара и, слегка поколебавшись, извлек из него французский коньяк» Хенеси», два бокала, коробку конфет и мелкие лимоны.

- Какие люди! – радостно вскричал Толик, увидев степенно входящего в кабинет друга. – И без охраны…

- Охрана, будь она неладна, в машине в карты режется, - проворчал Мартын, обнимая и крепко тиская Ромашова. – Тоже ведь, если взять по всей России, сколько этих бездельников развелось! Целая армия здоровенных мужиков годами мается от безделья, а ведь могли бы таких дел наворочать…

Мартын, с которым Толик лет десять назад начинал риэлторский бизнес, удачливый и расчетливый мужик, умевший легко выходить из, казалось бы, самых безнадежных ситуаций, остался у Ромашова единственным школьным товарищем, с которым он сидел за одной партой. Крупный, белобрысый, с большой лысоватой головой, сидевшей, казалось, прямо на плечах, с маленькими, подозрительными глазками, в бизнесе он обладал железной хваткой, и уж кому-кому, а Мартыну без охраны было никак нельзя. Слишком много обиженных в лихие девяностые осталось за бортом торпедного катера, на котором Геннадий Иванович Мартынов стремительно ворвался в риэлторский бизнес, несказанно расцветший в разгар жилищного строительства середины нулевых, когда банкиры с кредитами буквально бегали за снисходительно ухмыляющимся Мартыном. И не только сам ворвался, но и Толика на водных лыжах на буксире за собою втащил. И поэтому Мартын для Толика, как священная корова для индуса.

- Ну, привет, отпускник! – басовито говорит Мартын, с удовольствием усаживаясь в просторное кресло с деревянными подлокотниками. После отдыха в Таиланде они еще не виделись, и поэтому оба были искренне рады встрече. – Вижу, классно загорел ты там, в тропиках, подкоптился на солнышке так, что как бронзовый Будда стал. Ну и молодец, Толян, что отдыхать умеешь!

- А тебе кто не дает? - разливая коньяк в бокалы, спросил Толик. – У тебя же все крутится-вертится… Директоров и замов – хватает… Какие вопросы?

- Да, собственно, никаких, - легко засмеялся Мартын, забирая свой бокал с коньяком, почти полностью утонувший в его большой лапе. – Никаких проблем, дорогой Анатолий Викторович, пока не наблюдается, кроме одной…

- Ну и что это за проблема? – недоверчиво глянул на него Ромашов.

- Деньги некуда девать! - Мартын одним махом выдул коньяк, задержал дыхание, выдохнул, взял из коробки продолговатую конфету. Смачно, вкусно, аппетитно разжевал, проглотил, и вдруг пронзительно и коротко взглянул на Толика холодными, серыми глазами. – Хочу с тобой поделиться…

- Не понял? – в самом деле, ничего не понял Толик.

- Наливай, - распорядился Мартын, - сейчас поймешь…

Выпили по второй, закусили, сладко передыхая несравненное тепло и аромат хорошего французского коньяка. В это время вошла Тамара, свежая, опрятная после ванной, в стройнившем ее синем тайском халате-кимоно. Расцеловавшись с поднявшимся ей навстречу из кресла Мартыном, она встала за спиной счастливо улыбающегося Толика, заботливо спросила:

- Мальчики, вы кушать вообще-то собираетесь?

- А это смотря чем ты нас будешь кормить? - заметно оживился Мартын, переводя добродушный взгляд с Толика на Тамару.

- Мясо по-тайски с соусом и кольраби на гарнир, - гордо ответила Тамара. – Ну, и твои любимые щупальца кальмара во фритюре. Надеюсь, тебя это устроит? Или что-то еще в ресторане заказать?

- Томка, – завозился в кресле довольный Мартын. – Какой там ресторан! Да и вообще, если бы Толян не опередил меня – я бы сам на тебе женился, честное слово!

- У тебя Ленка - ничуть не хуже, - засмеялась Тамара и, чмокнув мужа в щеку, направилась к выходу.

- Это верно,- не стал возражать довольный Мартын. – Ленка у меня – первый класс!

Тамара вышла, и Ромашов вопросительно уставился на Мартына. Довольно посапывая в предвкушении хорошего ужина, Мартын глазами показал на бутылку. Толик поспешно разлил по бокалам коньяк.

- У меня для тебя две новости, - разглядывая содержимое бокала на свет, с легкой усмешкой сказал Мартын. – Одна хорошая и вторая, - он выдержал довольно продолжительную паузу, - ну, очень хорошая… С какой начнем?

- Ну и темнило же ты, Мартын, - облегченно перевел дух Толик. - Без своих заморочек никак не можешь?

- А то, - довольно крякнул, снисходительно улыбающийся Мартын. – Так с какой?

- Давай, наверное, с хорошей…

- Как скажешь… В общем, так: «Кредитбанк» в ближайшее время будут банкротить... Цена вопроса, - Мартын опять сделал длинную, выжидательную паузу, – пятьдесят миллионов деревянными… Конкурсный управляющий – наш человек. Я с ним несколько лет назад «Сибнефтепродукт» банкротил. Проверенный и очень толковый товарищ, так что сюрпризов не будет… Улавливаешь?

- Не совсем, - Толик нахмурился. – Вернее, пока вообще ничего не понял…

- Тебе его надо брать! – решительно заявил Мартын.

- Мне?! – опешил Толик. – Пятьдесят миллионов? Да у меня таких денег отродясь не бывало… Ты что, Мартын, в натуре, гонишь…

- Подожди! - Мартын властно поднял руку. – Не заморачивайся раньше времени… Я бы и сам его взял – не вопрос, да у меня, как ты знаешь, банк уже есть… Ну и в Сочинскую Олимпиаду я в свое время основательно вложился… Там у меня навара и хлопот – выше крыши, не до новых банков пока. А вот тебе развиваться давно пора, хватит по мелочевке мельтешить… Все эти твои турбюро, брокерские конторы и спортинвентарь – вчерашний день… Пусть этими делами бакланы занимаются.

- А деньги? – безнадежно спросил Толик. – Я если половину этой суммы по сусекам наскребу – хорошо…

- Не вопрос! - отмахнулся Мартын. – Деньгами я тебе помогу. И даже без процентов: в память, так сказать, о нашей общей школьной парте, - он весело засмеялся. – Ну, так как?

- А Костя Балашов? – неожиданно вспомнил Толик.

Мартын завозился в кресле, засопел, с явным неудовольствием покосившись на своего давнего товарища.

Костя Балашов вместе с ними в школе не учился, но риэлторский бизнес в конце девяностых годов они на равных поднимали. Бегали по квартирам в разных концах города, обивали пороги в очередях у нотариусов, давали многочисленные объявления в бесплатные газетенки и расклеивали их на столбах возле автобусных остановок. И страшной клятвой поклялись, что клиентов друг у друга перебивать не будут, хаять конторы конкурентов – тоже, и Костя ни разу слова своего не нарушил. Чуть-чуть оперившись, он начал заниматься биржевыми бумагами, и неожиданно преуспел в этом деле. Когда в городе появился «Кредитбанк», друзья и подумать не могли, что он принадлежит Костику Балашову. Бизнес гласности не любит, это понятно, и все же они слегка обиделись на своего друга, без лишних разговоров поднявшего такое серьезное дело, в то время как они лишь начали обзаводиться личными офисами. А Балашов, между прочим, оставался прежним Костей и дважды, без лишних разговоров, серьезно выручил Толика. Мартын обошелся без его помощи, но твердо и всегда знал: случись что – Костя Балашов в беде не оставит…

А потом по городу прошел неожиданный слух, что Костя Балашов основательно присел на бутылку и - не только… И хотя половина начинающих предпринимателей валят свой бизнес именно по причине бухла, к Костику это никак не могло относиться. Так думали они с Мартыном. В самом деле, ломались ребята потому, что у них появлялись свободные деньги, а следом – друзья, подруги, угодливые помощники, и – пошло-поехало. Но Костя давно и прочно встал на ноги, был женат на Маринке, умной, пробивной бабенке, хорошо знавшей, где деньги лежат… Да и к выпивке он смолоду был равнодушен. Это они, Толик с Мартыном, под настроение могли основательно накачаться, погусарить, в дорогом ресторане перед официантами понты развести. Правда, по негласному уговору до обеда никогда не похмелялись, и больше двух дней не гуляли. Костя мог запросто вместе с ними завалиться в ресторан, мог выпить наравне бутылку водки или коньяка, а потом как-то незаметно, но неизбежно исчезал. Вначале они обижались, потом привыкли, а еще какое-то время спустя бизнес развел их по разным компаниям и ресторанам…

В общем, в какой-то день Мартын позвал Толика к себе в офис. Они давненько не виделись, хотя и созванивались постоянно. На рестораны теперь у них времени не хватало, да и оба уже были женаты, остепенились, и семейный уют ценили куда больше ресторанного шика. Поэтому, сдвинув папки с деловыми бумагами на один угол стола, на другом углу Мартын организовал небольшую выпивку с хорошим закусоном.

Выпили. Обменялись ничего не значащими новостями, типа – тебя на прием в Корейское консульство приглашали? А я ходил. Хрень, конечно, и водка такая же, но деловых людей было много. Хочешь, я и тебе приглашение организую? А оно мне надо? Надо-надо, там деловые связи налаживаются… И все в таком же вот духе. Потом Мартын напрямую спросил:

- Ты о Косте Балашове в последнее время что-нибудь слышал?

- Слышал, конечно, - тяжело вздохнул Толик.

- И что ты думаешь по этому поводу?

- А хрен его знает, что я думаю по этому поводу, - искренне ответил Толик. – Верить в это не хочется… Но ведь слухи откуда-то берутся…

- Вот-вот, - кивнул массивной головой Мартын. – И у меня такая же ситуевина.

- Может, позвонить ему? – оживился Толик. – Вот прямо сейчас взять и позвонить?

- И он тебе по телефону, со счастливой улыбкой, которую ты, правда, не увидишь, все как на духу изложит, да? – Мартын недовольно засопел.

- А что ты предлагаешь? – разозлился Толик. – Может, детектива нанять?

- Короче, кончаем этот пантовый базар, - нахмурился Мартын. – Давай еще по одной, а потом я тебе скажу, что надо делать.

Выпили, закусили. Мартын то и дело дергался к телефону, решал какие-то свои текущие дела. Наконец, сказал:

- Я думаю так, что тебе, Анатолий Викторович, надо будет выкроить минуту, съездить к нему в офис и на месте все досконально узнать…

- Почему именно мне? – удивился Толик, внимательно приглядываясь к своему старому другу, безмятежно развалившемуся в кресле.

- Вы с ним всегда как-то ближе были, - усмехнулся Мартын. – А главное, никогда не соперничали. У нас же с первого дня шло, знаешь ли, негласное соревнование, и оно, я тебе честно скажу, продолжается до сих пор. Мне он ничего не скажет…

Конечно же, Толик Ромашов поехал в банк, и с Костиком они встретились так, как братья родные не встречаются. И разговор у них очень интересный и откровенный получился. Костя сильно изменился, а кто не изменился за эти годы? Вон, у Мартына, роговые очки появились, у Толика – явный намек на животик – жизнь не стоит на месте. Но при всем при этом у Кости был такой вид, словно бы он прожил долгую жизнь, устал от нее, но и помудрел… Две вертикальные складки над переносицей, легкая седина на висках, дорогие очки в тонкой золотой оправе, классный костюм-тройка с тонкой, белоснежной рубашкой и модный галстук в косую полоску... Нет, ни при каких обстоятельствах записать Костю Балашова в алкаши не получалось - это Толик понял сразу. По крайней мере, - по первому впечатлению. И все же, все же, все же… Что-то было не так, что-то в его теперешней манере говорить – быстро, напористо, двигаться – с излишней энергичностью, настораживало, привлекало внимание. И еще глаза, которые не менялись, когда Костя широко улыбался, спрашивал об общих знакомых, шутил… Глаза Балашова оставались холодными, внимательными, всегда настороже…

Выпили по паре чашек хорошего кофе. Поболтали о том-о-сем. Вспомнили старые добрые времена. А потом наступила минута, когда Толик почувствовал, что пришла пора объяснять цель своего визита. Но у него, хоть убей, не получалось напрямую сказать Косте об этом. Как-то не вязались глупые слухи с внешним видом респектабельного, по всему было понятно – успешного директора «Кредитбанка», Константина Владимировича Балашова. Зато спросил Костя:

- Толик, у тебя какие-то проблемы? Требуется помощь? Говори, не стесняйся, мы же с тобой старые друзья…

По интонации, по выражению лица Толик понял, что Костя спрашивает серьезно, без малейшего намека на дежурность этого вопроса и, случись такая необходимость, в самом деле - поможет – здесь и сейчас.

- Послушай, Костя, - решился Толик,- у тебя действительно все так хорошо, как ты это хочешь мне показать?

- Не понял? – казалось, Костик не удивился вопросу, но легкий холодок вдруг промелькнул в его глазах. – Ты это о чем сейчас?

- Я не буду темнить, ходить вокруг да около, - сам на себя разозлился Толик. – С некоторых пор по городу циркулируют упорные слухи, что ты увлекаешься выпивкой и даже - не брезгуешь наркотой… – И поспешно добавил, почувствовав напряженность минуты: Как говорится, за что купил, за то и продаю…

- Хорошо, что ты меня об этом спросил, - спокойно ответил Костя, и Толик как-то вдруг подумал, что он совсем не случайно занимает в «Кредитбанке» директорское кресло. – Я знаю об этом. - Костя пару раз стукнул карандашом по столу. – Слухи распускают, как бы это поточнее сказать… Конкуренты – слишком примитивно звучит, криминал – ты не поверишь, поскольку мы вместе те времена в девяностых прошли… Короче, есть очень серьезные люди, которым выгодны эти слухи обо мне. – Костя сделал длинную паузу и посмотрел на большие напольные часы. – В данный момент я не могу тебе их назвать, да и доказательств у меня пока никаких нет… Но это, повторяю, очень серьезные люди. - Костя слегка подчеркнул интонацией слово «очень». – Они не любят шутить, и ничего никогда зря не делают… Вот и все, что я могу тебе по этому поводу сегодня сказать, тебе и, - Костя вновь выдержал длинную паузу, - Мартыну… Если вдруг, когда-нибудь, - Костя усмехнулся, - станет совсем горячо – я тебе об этом обязательно сообщу… - Он опять взглянул на часы, сделал легкое движение левой рукой, и сразу три телефона затрезвонили на его рабочем столе. Балашов включил громкую связь и спокойно, раздельно сказал:

- Министра по социалке я приму через пять минут. Совещание перенесите на завтра. О времени сообщу дополнительно… Все! – Костя повернулся к Толику, и ему стало понятно, что пора уходить, что другу сейчас не до него.

Как было принято между ними в прежние времена, на прощание обнялись, слегка похлопали друг друга по плечу, и Толик проследовал через обширную приемную, которую покидали человек десять плешивых, очкастых, с мощными загривками и тощими папочками под мышкой участников так и не состоявшегося совещания…

Прошло чуть меньше года. Костя Балашов так и не позвонил.

- Костя Балашов сидит на игле, - мрачно сообщил Мартын, глядя в угол кабинета. – На контакт не идет. Маринку отправил куда-то за границу…

- Ты уверен, что на игле? – не мог поверить в такую невероятную новость слегка ошарашенный Толик.

- Более чем… Этим делом специально занимались мои ребята. Я просто не хотел тебе раньше времени об этом говорить… Так что плод, Анатолий Викторович, вполне созрел, и его надо срывать… Пока не сгнил…

- Но как же Костя? – растерянно спросил Толик и завозился - заерзал на своем диване, словно собирался тотчас сорваться на выручку Балашову.

- Он же обещал тебе позвонить? Обещал… - Мартын сосредоточенно рассматривал пустой бокал на столе, слегка нахмурив белесоватые брови. – Но так и не позвонил, правильно?

- Обещал, когда станет совсем горячо, - напомнил Толик, чувствуя невольное напряжение этого затянувшегося разговора.

- Значит, он уже не понимает, не в состоянии понять, когда холодно, а когда - горячо… Так бывает. Особенно – на игле…

- И все-таки… - Толик хотел хоть какой-то определенности. – Я не могу просто так в это поверить, понимаешь? Я слишком хорошо его знаю, как, впрочем, и ты…

- Мальчики! – громко позвала из столовой Тамара. – Кушать подано… Мы с Дашей вас уже заждались. Заканчивайте там со своими разговорами…

- Мой тебе совет, - тяжело поднимаясь из кресла, сказал Мартын, - бери банк и не комплексуй… В случае чего, у тебя есть реальный шанс подставить плечо Балашову. Возьмут банк другие – он пойдет по этапу… Понял?

- Понял, - все еще сомневаясь, неуверенно ответил Толик.

- Вот и хорошо… А теперь пошли ужинать – твоя Томка не виновата, что ты у нее такой, извини, туго соображающий и нерешительный…

- Может быть, все-таки еще раз встретиться с Балашовым? – сами того не замечая, они вдруг стали называть его по фамилии.

- Если ты его найдешь – встречайся… Но зачем? – Мартын выразительно пожал плечами.

Вопрос остался без ответа, поскольку они уже вошли в столовую, залитую ярким светом дорогой люстры из чешского хрусталя. Ровно, без дыма, горели в камине сухие ясеневые дрова, звучала тихая инструментальная музыка. Тамара с Дашкой, сидевшие за большим, обеденным столом, щедро уставленном разнообразными закусками и красивыми бутылками с экзотическими этикетками, выжидающе смотрели на входящих мужчин.

Поздним вечером, проводив Мартына до машины с дремлющей в ней охраной, Толик тяжело поднимался по лестнице. Было слышно, как переговариваются Тамара с Дашкой, заряжая посудомоечную машину после царского ужина. Толик слегка поколебался и прошел мимо, к себе в кабинет. И хотя его слегка штормило после выпитого, а, может быть, и съеденного, он все-таки налил себе еще коньяка. Стоя у журнального столика, он ни с того, ни с сего вдруг пробормотал: «Ну, Господи, благослови!», и опрокинул содержимое бокала в себя. И только теперь, опуская бокал на столик, внезапно вспомнил: «А как же новость, «очень хорошая»? Совсем мозги набекрень съехали, если они об этом даже не вспомнили.

Толик сел за письменный стол, снял трубку и нажал кнопку автоматического набора мобильника Мартына. Тот долго не отвечал, видимо, успел задремать под шумок работающего двигателя. Наконец, недовольно прорычал:

- Слушаю тебя, мудило…

Толик усмехнулся, легко представив недовольную физиономию закадычного друга и насмешливо ответил:

- Ты сам мудило, Мартын, так как про «очень хорошую» новость забыл мне сказать…

- А завтра не мог позвонить? – уже более миролюбиво проворчал Мартын. – Невтерпеж, да? Ну, да ладно, что с тебя взять… В общем, на второе ноября, а это будет пятница, готовь снаряжение – выезд, как всегда, в шесть утра…

- Класс! – восхитился Толик, и в самом деле почувствовавший прилив радости. – Это что, чуть больше двух недель остается? – он взглянул на большой настенный календарь над письменным столом.

- Именно, - ответил, довольный реакцией друга на «очень хорошую» новость, рассолодевший в машине Мартын. – Еще вопросы есть?

- Есть, - поколебавшись, ответил Ромашов.

- Ну?

- Банк я беру! - решительно сказал Толик. – Была - ни была – где наша не пропадала…

- Ну и молодцом! – Мартын был явно доволен решением Ромашова. – Бог не выдаст – свинья не съест… Пока!

Мартын отключился, а Толик, слегка напуганный своей решительностью, вскочил из-за стола, и несколько раз пробежался по кабинету. И вот когда Толик в очередной раз подходил к письменному столу, он вдруг заметил на нем оставленную коробку с обувью, которую передала ему Даша.

- Ну-ну, - довольно потирая руки, широко заулыбался Толик, - посмотрим, что за обувь они мне там выбрали…

Ромашов вновь сел за стол, придвинул коробку, и взял ножницы из стоящего на столе канцелярского набора. Какое-то время посидел в нерешительности, и раз, и другой услышав, как ухнуло куда-то вниз живота его учащенно забившееся сердце. Удивился, списав этот сбой своего мотора на перебор с коньяком. Легко перехватив острыми ножницами капроновую упаковку, он снял крышку и удивленно заглянул в полупустую коробку, на дне которой лежал плоский, продолговатый предмет, завернутый в плотную бумагу. Ничего не понимая, Толик развернул сверток, и увидел знакомую рукоять кинжала, вложенного в деревянные ножны с металлическими заклепками.

2

Это было давным-давно - несколько сотен лет назад, а потому и похоже на сказку. Но это - не сказка, а самая настоящая жизнь. Просто жили тогда другие люди, по другим законам… Но луна, солнце и звезды над головою были и тогда те же самые. И шторма приходили, и в свой урочный час умирали точно так же, как приходили и умирали люди, населявшие скалистое побережье с удивительно уютными, чистыми пляжами между черных скал. В те времена люди любили селиться вдоль таких пляжей, потому что море щедро выбрасывало на берег крупных моллюсков, рыбу и длинные, ярко-зеленые, плоские и широкие листья ламинарий. Все это годилось в пищу, давая силы и волю продолжать свою жизнь…

Однажды, никто уже не помнит когда, вблизи моря на берег упал метеорит. Вначале он низко летел над горизонтом, оставляя за собою ослепительный свет, и, словно бы подыскивая место, где ему следовало упасть. А когда нашел и упал, покачнув ближайшие скалы, и погнав в море огромную встречную волну, невиданно яркая вспышка непонятного света сделала ночь похожей на день. На несколько десятков километров люди и звери, видевшие этот свет, погибли, и большие черные птицы с кривыми клювами надолго поселились в этих местах. Перепуганные люди Побережья прокляли это место, и под страхом смерти запретили кому бы то ни было сюда заходить. Никогда и никто не решался нарушить этот запрет, поскольку зловещая тень смерти стояла за ним не только по решению людей, но, казалось, сама эта местность несла непонятную угрозу любому живому существу.

Шли годы и уходили десятилетиями и столетиями, и ничто не менялось на Побережье. Как и прежде, вооруженные копьями люди уплывали на промысел далеко в море и не всегда возвращались, застигнутые жестокими штормами, которые тоже охотились на них. Как всегда женщины оставались у родного очага, чтобы выделывать шкуры убитых животных, и готовить пищу для своих мужчин и детей. Так было всегда, так и осталось. И только время, этот вечный двигатель Космоса, методично и неумолимо свершало свою работу, перемалывая скалы в песок, засыпая города пеплом и погружая острова в морские пучины. Но и оно не могло снять проклятья людей с Долины Огня…

Человек Побережья, которого звали Гандриг, с юных лет прославился своим кузнечным мастерством. Казалось, он умел делать из металла все: украшения для женщин, наконечники для копий и стрел, пряжки для ремней, посуду, игрушки для детей и просто красивые фигурки, которыми люди украшали свои жилища. Но больше всего прославился Гандриг своим мастерством при изготовлении кинжалов. В этом ему не было равных на всем Побережье. Кинжалы для охоты и рыбалки, ножи для выделки шкур и работы с деревом, кухонные и декоративные, украшавшие жилища воинов, детские и женские – все было ему по силам. И ни один кинжал, ни один нож не походил на предыдущий. Казалось, фантазии Гандрига в этом деле не было предела. Даже игрушечные ножи для детей отличались друг от друга так же, как ночь отличается от ясного дня.

Но главной страстью Великого Эмпу* были кинжалы с характерной, волнообразной формой клинка и ассиметричными пятнами на нем. Не было равных этим удивительным клинкам не только на Побережье, но и на всем Острове. Знатные и богатые люди готовы были отдать целые состояния за кинжал крис**, сработанный Гандригом, но он брал вознаграждение только за свою работу, которая длилась иногда годами, как мог бы взять плату землекоп за то время, что он потратил на рытье выгребной ямы. И брался за изготовление клинка Гандриг только для тех людей, которых он выделял из общего числа заказчиков по каким-то лишь ему известным признакам. Это мог быть наследный принц и никому не известный пастух, бродячий монах-буддист и украшенный шрамами воин. И никогда своих принципов Великий Эмпу не нарушал. Они были так же неизменны, как приливы и отливы в Океане, как восход и заход солнца, как запрет на посещение Долины Огня. Все знали об этом, ибо молва о Великом Мастере шла вслед за удивительными кинжалами, разлетевшимися со временем не только по всему Острову, но и по всему Свету.

В любом ремесле, которое только изобрело человечество за время своего существования, истинный Мастер может быть только один. Никогда и никто не может знать и не знает, когда и где появится Мастер – единственный и неповторимый. Как един и неповторим сам Господь Бог, величайший Мастер изо всех Мастеров. Все остальные, до и после, были только подмастерья, только просто мастера, неустанно месившие глину для единственного и неповторимого – Создателя Мастерства. Только он, Творец и Создатель, может освятить своим гением все, что до него оставалось лишь слабым отражением божественного промысла…

Гандриг, с девятилетнего возраста вставший рядом с отцом у кузнечного горна, казалось, знал все секреты кузнечного ремесла, счастливо соединив в себе безошибочный вкус художника, упорство и силу каменотеса, интуицию гончара. Но главным, наверное, оставалось то, что его руки как бы сами по себе чувствовали и понимали металл, как чувствуют и понимают крохотное тельце новорожденного руки матери. Казалось, он знал о металле все. Но знать – это только полдела. Все люди знают, как растут яблони, но далеко не все из них становятся садоводами. Гандриг любил железо и чувствовал себя рядом с ним как бы его продолжением. Если сплав железа перегревался в огне, он чувствовал это так, словно у него самого начинался жар, если он неправильно ударял молотом по заготовке – боль металла отражалась в нем самом.

Все это было в нем так же реально и неизбежно, как неизбежно назначение клинка, определенное раз и навсегда с незапамятных времен единым словом – нгерис***.

*Эмпу – кузнец (здесь и далее перевод с древнеяванского)

**Крис – национальный кинжал с ассиметричной формой клинка

*** Нгерис – колоть, пронзать

Однажды в кузницу Гандрига пришел по виду вроде бы самый обыкновенный человек. Единственное, что могло насторожить внимательного наблюдателя, это явное стремление гостя не показывать свое лицо. Великий Эмпу, занятый делом, почти не обратил на него внимания – не мало праздных людей приходило в кузню, чтобы полюбоваться на вдохновенную работу непревзойденного Мастера. Видимо, не был исключением и этот человек, так долго и внимательно наблюдавший за проворными руками Гандрига, что тот попросту забыл о нем. Укрытый темным, длинным плащом с капюшоном, свободно спадавшим с его плеч ниже колен, пришлый человек, казалось, превратился в гранитную статую, и лишь отблески жаркого пламени в горне отражались в его больших, темных глазах. Но вот он шевельнулся, капюшон плаща слегка сдвинулся вбок, и стало видно, что это очень красивый и совсем еще молодой человек.

- Гандриг, - сказал он холодным и властным голосом. – Я пришел к тебе за кинжалом…

- Юноша, не знаю, как тебя зовут, но ты ошибся адресом, - не отрываясь от работы, вежливо ответил Великий Эмпу.

- Как тебя понимать? – удивился пришелец.

- Я не продаю кинжалы, я их делаю…

- Хорошо, сделай для меня кинжал, Великий Эмпу… Я хорошо тебе заплачу…

Гандриг долго не отвечал, раздувая огонь в горне и следя за тем, чтобы заготовка не перекалилась в пламени.

- Мне многие обещают хорошо заплатить, - наконец, ответил Гандриг. – Но я богат от рождения, богат своими руками и своей головой, и больше мне ничего не надо.

- Но мне нужен Крис! – почти вскричал молодой человек. – Очень нужен…

- Я знаю… Иначе бы ты не пришел сюда. Но у меня слишком много заказов, - Гандриг опустил раскаленную до белого цвета заготовку на наковальню и легонько ударил по ней тяжелым молотом. Железо охнуло и послушно вмялось в месте удара. Красные искры, словно большие шмели, разлетелись в разные стороны. – Даже если я буду работать день и ночь до конца своей жизни – мне все равно не справиться со всеми заказами.

Молодой человек слегка отступил в сторону, видимо побоялся, что летящие во все стороны искры от заготовки могут прожечь его плащ. Как завороженный наблюдал он за работой Мастера, и Гандриг опять забыл о нем. Но когда он вернул остывшую заготовку в горн, незнакомый юноша напомнил о себе:

- Меня зовут Маджа, - гордо сказал он. – Я из древнего рода Сингасари, и мне нужен кинжал Крис, который можешь сделать только ты.

- Но почему? – наконец, удивился Гандриг. – Почему именно я? На Побережье много хороших эмпу, они делают очень хорошие клинки, которые могут украсить коллекцию даже такого знатного рода, как Сингасари.

- Нет! – решительно отказался от этого предложения Маджа. – Только ты, Гандриг, можешь сделать такой кинжал, какой я хочу… И ты его сделаешь для меня, когда увидишь, что я тебе принес…

Что-то в голосе молодого человека насторожило Гандрига. Он опустил молот на теплую наковальню, вытер локтем обильно проступивший на лбу пот, и вопросительно посмотрел на настойчивого гостя.

- Так что же ты мне принес, Маджа? – тихо спросил он.

- Вот, - молодой человек сделал шаг, приближаясь к Великому Эмпу, и не без усилия извлек из-под плаща продолговатый предмет, похожий на обломок скалы. – Я думаю, что такого ты еще не видел…

Гандриг протянул руку, чтобы взять незнакомый предмет, который Маджа держал двумя руками.

- Он тяжелый, - предупредил Маджа.

- Посмотрим, - Гандриг принял предмет, и чуть было не уронил его на пол, настолько и в самом деле он оказался тяжел. Блики огня, к которому поднес Эмпу странный предмет, упали на него ровным светом, и Гандриг понял, что держит в руках железо, которое раньше никогда не встречал… Серый, холодный цвет металла, его непонятная тяжесть, неожиданно вызвали в Гандриге смутное чувство тревоги, которое подсказывало ему, что надо немедля вернуть этот странный брусок его не менее странному хозяину, и заняться своим привычным делом. Но Гандриг был действительно Великий Эмпу, и он никогда бы не простил себе, что отказался покорить неизвестный ему кусок железа. И хотя руками, сердцем и чем-то еще, что и делало его Великим Мастером, он понимал, что борьба с этим тяжелым бруском металла будет, может быть, самой тяжелой и опасной в его жизни, Гандриг уже не смог вернуть его незнакомцу…

Бросив брусок на наковальню, Гандриг не услышал привычного удара металла о металл – звонкого, радостного, всегда зовущего его к работе. Нет, звук был глухой, угрожающий, недовольный, словно бы этот малопонятный предмет был оскорблен соприкосновением с более низким по рангу железом.

- Я живу уже много лет на Побережье. Я исходил его вдоль и поперек в поисках железных камней, - сказал Гандриг таинственному гостю, - но я никогда не встречал такого тяжелого и холодного железа… Где ты его взял, юноша, называющий себя потомком славного рода Сингасари? Насколько мне известно, в вашем роду никогда не было людей, которые могли бы назвать себя эмпу…

- Разве тебе не все равно, Великий Мастер, где я взял этот кусок железа? – усмехнулся Маджа, продолжая прятать лицо под капюшоном плаща. – И разве тебе не интересно попробовать покорить его? Я вижу, что интересно, Гандриг, так в чем же дело?

- Не знаю, - задумчиво глядя на серый брусок, ответил Великий Эмпу. – У меня такое чувство, что я не должен его трогать, что будет лучше для меня, если я его тебе все-таки верну… Но ты прав, Маджа, я этого уже не могу сделать… Я должен покорить его, хотя он очень опасен.

- Разве может быть опасен кусок мертвого железа? – удивился Маджа.

- Может, - тихо ответил Гандриг. – И он не мертв… В нем жизни больше, чем в нас с тобой вместе взятых. И эта его жизнь – очень опасна для людей…

- Так ты берешься за работу? – нетерпеливо спросил Маджа, не придав значения последним словами Великого Мастера.

- Я уже работаю, - ответил Великий Эмпу, не сводя глаз с железного бруска, холодно и тускло мерцающего в багровых отсветах слегка притухшего пламени горна. – Но я пока не в силах его почувствовать… Он не хочет со мной говорить…

- Клинок мне нужен ровно через пять месяцев… В двадцать девятый лунный день седьмого месяца я приду за ним… Не подведи меня, Гандриг, не то быть большой беде…

Когда Гандриг оторвал, наконец, свой взгляд от загадочного бруска, в кузнице уже никого не было, и лишь кожаный мешочек с драгоценными камушками, которые добывают со дна морского возле Черных скал, оставленный Маджой в виде аванса, лежал на верстаке.

продолжение следует