Игорь Шёнфельд
Диггеры. Если пролетать над окрестностями Андамуки на вертолете, россыпи белесых холмиков внизу можно легко принять за результат нашествия на австралийскую землю экзотических космических кротов. В сущности, сравнение с кротами в данном случае вполне корректно, только кроты эти, выбравшись из глубоких и протяженных нор своих, ходили по поверхности на двух ногах, разговаривали, пили пиво, имели многочисленные национальности и объединялись единым названием: диггеры. Это вроде бы и люди, но представляют они собой некий внерасовый подвид или подотряд – что там стоит у Дарвина в нижнем ряду его классификации?
Диггеры – это опалоинфицированные искатели подземных искр. Это зачарованные зовом несметного богатства существа, которые годы напролет ползают по ими же выдолбленным узким норам с карбидными лампами и кирками в поисках заветных «корочек» – жилок десятисантиметровой толщины, разбегающихся по глиноземно-известково-железистым австралийским недрам безо всякой научной предсказуемости и содержащих – это если повезёт, если счастье свалится на голову диггеру в буквальном смысле этого слова – сверкающие глазки опалов. Вот за ними, за этими искорками счастья, и охотятся диггеры. Они то с маленькими триумфами, то снова безуспешно роют и год, и пять, а то и всю жизнь напролёт, если хроническая болезнь опаломания зашла слишком уже далеко. Причём не только роют, но и живут в своих норах, прячась там от убийственной жары наверху, и даже умирают в них, и в этом удачном случае их и хоронить-то больше не требуется, драгоценное время терять. В сущности, они себя и так уже, можно считать, заживо похоронили в тот день, когда впервые спустились вниз по шершавому, обдирающего кожу со всех частей тела колодцу на поиски опалов.
Но когда диггера посещает удача (а везёт, конечно, многим, иначе не носили бы дамочки и толстосумы всего мира столько опаловых украшений на пальцах, шеях и сытых брюшках), тогда он становится калифом на час: продав свой случайный улов пауку-скупщику, он мчится в столицу, снимает особняк, заказывает оркестр, красавиц и павлинов с перьями и безумствует, пока не растает в пальцах последний цент. Потом, всё еще пьяный от сказочных воспоминаний, он возвращается попутками в жаровню аутбэка, лезет под землю и все начинается с нуля, но только теперь уже на следующем, еще более обострившемся витке болезни. Отчаянно заразной болезни, надо добавить, ибо остальные диггеры, вдохновленные удачей «калифа», начинают рыть еще яростней, пробиваясь всё глубже в чертоги дьявола, навстречу ожидающим их неизбежным трагедиям. Однажды, повествует легенда, некий диггер в тесной норе, где едва можно пошевелиться, уткнулся в опал невиданных размеров и красоты. Он чуть не ослеп от счастья и ударил киркой под «корочку», чтобы высвободить камень из породы. Но жестокий черт, который там, внизу, чувствует себя хозяином положения и всегда находится рядом с диггером, дернул его за кирку, и острие угодило в центр опала, который рассыпался мелкими брызгами. Осознав размеры катастрофы, произошедшей после стольких лет лишений и страданий, диггер, тоненько завывая, дал задний ход, дополз до выхода, упер кирку в вертикальные стены колодца и удавился с помощью веревки, которая у каждого порядочного диггера всегда в наличии, в комплекте с мешком и фонарём. Одним безумцем стало меньше на этой несчастной планете.
Андамука – истинная столица диггеров в штате Южная Австралия. В Андамуке полно контор скупщиков опалов и пивных заведений. За последний факт, а также за кинотеатр под открытым небом диггеры считают Андамуку самым культурным местом на поверхности земного шара. И всю эту великую наземную культуру целиком и полностью питает подземная активность окрестностей Андамуки. Вокруг посёлка нарыты сотни километров разветвлённых подземных ходов – шахт, частью заброшенных, частью все еще изрыгающих на поверхность породу, в которой неторопливо копошатся аборигены, чтобы острыми глазами уцепить пропущенную диггером искорку. Из этой искорки вскоре возгорится пламя: превращение опалов в виски происходит в Андамуке чрезвычайно быстро.
Но Макс к активным норам не приближался. Диггеры – народ суровый, живут в режиме налоговых уклонистов, добычу свою не легализуют, продают скупщикам «по-черному», от финансовых комиссаров скрываются и к любому незнакомцу относятся крайне подозрительно. Тем более – обнаруженному в собственной шахте. Так что непрошеного гостя запросто может и камнями завалить в штреке, а то и просто закружится у него голова от теплового удара и упадёт он кумполом вниз в бездонный колодец. Да мало ли что может случиться с человеком в дикой, безводной пустыне, полной змей и скорпионов?
Не менее яростно ненавидели диггеры и империалистических хищников с их экскаваторами, выгребающими хрупкие сокровища австралийской земли тоннами и кубометрами, безжалостно корёжа при этом драгоценные опалы, кроша их в мелкую пыль. А ведь это были те самые сокровища, за отдельные искорки которых тощие, жилистые, отрёкшиеся от белого света и всех земных благ диггеры ежедневно ставят на кон свои жалкие жизни. Экскаваторы были личными врагами каждого диггера – ещё большими, чем прядильные машины для лионских ткачей в своё время. И типичным представителем таких промышленных, экскаваторных разбойников являлся Макс Триллер – сотрудник фирмы «S&G», разворотившей своими взрывами и бульдозерами полпустыни вокруг. С учётом последнего обстоятельства Макс в поисках достойного Николь опала держался от диггеров подальше и после осторожной разведки забирался лишь в отдаленные, давно заброшенные колодцы. Спускаться в колодцы он научился, наблюдая за диггерами издалека. Поначалу их способ погружения в шахту представлялся ему неосуществимым. Диггеры погружались в бездонную глубину по узкому колодцу безо всякой веревки, с лампой на шее, сбросив вниз кирку и упираясь руками и ногами в неровности вертикальной стены. В первый раз, осваивая эту акробатику, Макс подстраховался веревкой, привязанной к лому, но после наловчился спускаться по-обезьяньи, в растопырку, по-диггерски, и на поверхности не оставалось никаких следов от его пребывания на глубине, если не считать «Лендровера», спрятанного за камнями в отдалении.
Найденные опалы Макс притаскивал в свой вагончик и складывал под койкой, где они постепенно накапливались и составляли уже, наверное, приличное состояние. Но к этому исподволь растущему богатству Макс относился пренебрежительно. Для него всё это была чепуха, мелочь, побочный мусор. Главный опал, особенный, великолепный, достойный Николь, всё никак не попадался. Попасться, напротив, рисковал сам Макс: ведь он копошился в австралийской земле без лицензии. Он, по сути дела, элементарно браконьерствовал. Если он влипнет, Грэй, скорей всего, выручит его, вызволит из тюрьмы или штраф заплатит, надеялся Макс. Ну, а если нет? Если Грэй не придёт на помощь, а вместо этого ещё и вышвырнет его с фирмы – тогда что? А ответ прост: тогда прощай, Николь, прощай навсегда...
Постепенно от всех этих чёрных мыслей, Максу становилось всё тревожней на душе. Мелкий, холодный озноб охватывал его теперь каждый раз, когда он спускался в заброшенную шахту, и это несмотря на жару вокруг. А внизу, в штреке, у него тряслись ноги и мёрзла спина. Всё это были плохие, очень плохие симптомы. А Большой Опал между тем всё не являлся. Зато стали Максу являться кошмары. Ночные, во сне, когда Макса опять и опять заваливало в штреке и замуровывало до прекращения кислорода в лёгких; и наяву, когда в подземных шорохах он начинал слышать то сладкое женское пение, то печальные завывания беса. Требовалось сделать нечто решительное, а именно – отказаться от безумной затеи и прекратить поиски королевского опала. Но это означало потерять Николь – так полагал несчастный Макс, нанизанный сердцем на злой вертел Амурчика.
И вот однажды, закладывая очередной заряд, Макс неожиданно для самого себя сделал невероятную вещь: он стал на колени перед бикфордовым шнуром и стал молиться всем языческим богам, аборигенскому духу земли и богине любви Венере: «Земля, родненькая, драгоценная моя, единственная и неповторимая, любимая и несравненная моя.., - обращаясь к богине-Земле Макс внутренним взором видел перед собой нежно улыбающуюся Николь.., - пошли мне свой лучший опал, подари мне его, пожалуйста, я молю тебя об этом! Он мне так нужен! Он нужен мне для любви! Ты же сама, Земля, создала жизнь и наделила всё живое способностью любить, чтобы оно, это живое размножилось и могло защитить тебя, Земля, когда ты будешь старенькая. Так дай же ты мне этот несчастный опал ради моей любви! Когда-нибудь, когда я умру, я верну тебе всё, и тело своё, и душу свою, и любовь свою! Так подари же мне этот прекрасный опал, Земля! Он мне так нужен! Сейчас! Срочно! Пожалуйста! Аминь!».
Возможно, Макс произносил другие слова, но смысл их был именно этот, бредово-возвышенный, даже если и глуповатый, если не сказать, слушая со стороны – просто идиотский. Ну да, Земля и не таких кретинов видела у себя в недрах, так что вряд ли она сильно удивилась, услышав Макса. Только как она могла его расслышать, если и сам он почти не разбирал, о чём бормочет? Отмолившись таким вот глупым образом и несколько пристыженный своей романтической выходкой, Макс попятился на карачках к выходу из штрека, разматывая катушку с бикфордовым шнуром. Снаружи он долго очухивался, озирался, затем перекрестился раз десять и, необычайно волнуясь, поджег конец шнура. В ожидании взрыва он повторял молитву «Отче наш» на немецком языке – единственную, которую помнил с детства. Потом земля вздрогнула и пророкотала, и из норы вырвался и метнулся вверх заряд пыли. Еще с четверть часа подождал Макс, пока она уляжется, после чего, натянув на рот и нос самодельный тряпичный респиратор, полез вниз.
Но в шахте обнаружилась авария: Макс неправильно рассчитал заряд, и взрывом обрушило весь штрек. Чертыхаясь, Макс начал разгребать его. Он полагал, что каменистая «корка» с опалами, выбранная старателями и вроде бы оборвавшаяся, еще может продолжиться через несколько метров. Такое уже бывало. И на сей раз оказалось так же. Причём Максу повезло: он всё чаще находил и складывал в мешок куски породы с замечательно красивыми, хотя и мелковатыми опалами всевозможных рисунков и расцветок. С возрастающим азартом Макс прокопал метра два или три, но скоро ему пришлось остановиться: большой камень, целый валун перекрывал проход. Он был слишком велик, и его не удавалось даже пошевелить. Часа два подкапывал Макс проклятый камень, мешающий ему двигаться дальше, и наконец глыба поддалась. Макс подцепил ее киркой и что было сил потянул на себя. Камень опрокинулся и... Макс решил, что он надорвался: в глазах его мерцали цветные огоньки. Он отчаянно проморгался и потёр глаза, но мерцание не исчезло. Оно исходило от камня! Перед ним лежал опал. Громадный – больше не бывает! – и совершенно восхитительный. Он изображал карту Вселенной, со всеми ее галактиками, туманностями, звездными скоплениями, пульсарами, квазарами и цефеидами. И историю Земли со всеми ее геологическими тайнами он содержал тоже. Это было то самое сокровище, которое Макс Триллер выпрашивал у Земли и которое она, поддавшись непредсказуемому капризу, подарила ему. И тогда Макс, стоящий перед камнем на изодранных в кровь коленях, обхватил голову руками и истерично взвыл-зарыдал. Потом он наклонился и в священном восторге поцеловал камень пересохшими губами. И прошептал: «Спасибо тебе, Земля. Я отслужу...».
Теперь он заторопился: скорей, скорей наверх, на поверхность и назад, домой, в безопасность. Не дай бог, его прихватят с этим сокровищем. Ведь он его не отдаст! Он за него теперь... убить готов, если его будут задерживать.
Но его не прихватили. Была уже глубокая ночь, когда Макс благополучно добрался до своего вагончика. В доме Грэев света не было, и Максу лишь большим усилием воли удалось отвлечься от мысли о том, что там сейчас возможно происходит между мужем и его прекрасной женой...
На половине Джима было тоже темно. Скорей всего, Джим всё еще пил пиво в городе (в учение Джима о выживании в пустыне входила и его теория о пользе пива. Вода, которую человек выпивает, не успевает дойти до писюна и выходит потом, утверждал Джим. Если все время пить одну только воду, то нижние трубки тела, ведущие к писюну, усохнут за ненадобностью и отомрут вместе с писюном. И тогда пипец благородному гомо-сапиенсу. Нужно поэтому пить не воду, а пиво. После пятой кружки оно струится сквозь организм так быстро, что успевает благополучно омыть все элементы мочеиспускания и добраться до последней форсунки. Джим заявлял, что само по себе пиво он терпеть не может, но вынужден его пить в больших количествах во имя спасения своего драгоценного писюна, с которым у него всё ещё связаны были определённые планы на многодетное будущее).
Убедившись, что Джим действительно отсутствует, Макс затащил камень к себе в кубрик и бережно, как спящую любовницу, опустил на центр пружинной койки, которая под весом нестандартного груза взвизгнула и прогнулась до пола. Затем Макс заперся на задвижку, опустил жалюзи на окнах и включил свет. Только теперь он смог по-настоящему, во всем его великолепии рассмотреть этот дар Земли, эту фантастическую находку свою, пришелицу из древних огненных недр, сверкающую звёздами карту мироздания, драгоценную переводчицу с неведомых языков космоса на немой язык человеческого восторга.
продолжение следует