Светлана Фельде
У чьей тетушки или бабушки на комоде не стояли семь слоников - мал мала меньше? Семь мраморных или фарфоровых слоников, которые, как говорили, приносят счастье и удачу в дом. Элемент мещанства или милое сердцу ретро? А, может быть, действительно предмет силы, привлекающий позитивную энергию? «Ах, слоники, прелестные слоники! Вы - наши кумиры, мы - ваши поклонники», – так звучал припев одной известной песенки 50-х годов.
Со слоников вытирали пыль, их переставляли в разных конфигурациях (оригинальная по возрастанию – в ряд), и даже когда дети подбирались к слоникам и разбивали или лишали хоботов одного или двух, то все равно слоников старались оставлять на том же месте. Ведь верили, что они приносят счастье и удачу! Глиняные кошечки и собачки с неповторимой наивностью во взоре, танцующие балерины, намертво приклеенные к подставкам - утяжелителям, расписные матрешки, вазочки «под Гжель», свиньи-копилки, вязаные вазы для конфет, фарфоровые фигурки оленей, пионеров, мальчиков с санками - все эти до боли знакомые символы мещанства, вызывавшие негодование в конце пятидесятых и в шестидесятых годах прошлого века, пару десятилетий тому назад стали символом китча, потом благополучно исчезли из домов, а теперь, овеянные таинственным ореолом времени, приобрели неожиданную популярность.
Моим мраморным слоникам двадцать пять лет. Они сегодня старше меня тогдашней, получившей их в подарок.
Мне исполнился всего год – в шестьдесят восьмом, – а у Окуджавы в этом году в Париже вышел диск.
В восемьдесят четвертом году я поступила в университет, папа познакомил меня с женщиной по имени Таисия Семеновна. Она заведовала аптекой, одевалась немодно, женственно, странно, мужчины провожали ее глазами. Я любила бывать у нее дома, где однажды и познакомилась с ее племянником Сережей Кулигиным, приехавшим погостить после возвращения из Афганистана. Сереже исполнилось двадцать, мне – восемнадцать.
Папа с мамой были в шоке – совершенно неподходящий мальчик для их дочери. Ни кола, как говорится, ни двора, разведенные родители, всего лишь десятилетка за плечами. Пришел делать предложение руки и сердца в джинсах – уму непостижимо. Ведь для такого случая полагается костюм.
Я зачитывалась Буниным, Куприным, Толстым. Имя Окуджавы мне ни о чем не говорило. И когда Сережа пригласил меня на его концерт, я поморщилась – что за тип, что за странное имя - Булат Окуджава. Какой-то бард. Кто это вообще такие – барды...
Был какой-то маленький, абсолютно камерный зал, человек шестьдесят публики, явно относившейся к Окуджаве совершенно иначе, чем я. Стараясь сдержать зевоту, изображала неподдельный интерес.
А потом он спел «Молитву Франсуа Вийона» и «Виноградную косточку». C той минуты для меня начался и так и не заканчивается сеанс окуджавой магии.
Я знаю: ты все умеешь, я верую в мудрость твою,
как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
как верит каждое ухо тихим речам твоим,
как веруем и мы сами, не ведая, что творим
После концерта Сережа торжественно вынул из пакета сверток и сказал: «Это тебе. Они приносят счастье».
С тех пор прошло двадцать пять лет. Таисия Семеновна вскоре после моего знакомства с ней развелась с мужем, уехала с младшим сыном в Москву. Ее дочь Соня вышла замуж в Израиль. Сережа поехал в какой-то дальний колхоз тогдашней Куйбышевской области зарабатывать на нашу свадьбу. А я в это время влюбилась в другого. И обвинила Сережу в том, что он три месяца не писал мне письма. Остальные злые слова, сказанные в телефонную трубку, уже не помню.
На самом деле все письма я получала, но у меня не хватило смелости сказать, что просто разлюбила.
Давным-давно общий знакомый рассказывал, что сразу после нашей ссоры Сережа женился на девушке, похожей на меня, но через два месяца развелся. Больше я о нем ничего никогда не слышала.
Многие когда-то дорогие и памятные вещи потерялись, разбились, исчезли. Семь мраморных слоников пережили четыре переезда в Казахстане. И восемь переездов в Германии.
Я не знаю, принесли ли они мне счастье. Знаю только одно – из самых безнадежных ситуаций всегда находился выход.
Царь небесный пошлет мне прощение за прегрешенья.
А иначе, зачем на земле этой вечной живу?