(Очерк)

Антонина Шнайдер-Стремякова

Впервые опубликован

в интернет-журнале «Русский переплёт»

День первый

начинался Первомаем 2006-го. С далёкого Алтая в Германию с 9-летним сынишкой Димой приехал в гости племянник Игорь. Родню, далёкую и не очень, разбросало по всем Землям, и, сочетая полезное с приятным, гость надумал проехать дорогами предков и познакомиться со страной и родственниками. «Новым русским» он не был, но взял напрокат «Мерседес» – „на поезде не дешевле“, – прихватил с собою тётю и ранним утром вырулил из Берлина.

В глаза бросилось то, чего нет в России: высокие, рассчитанные на защиту ограждения, разные по цвету, прочности и какому-то даже изяществу. Удивляло, что они везде: на мостах, у населённых пунктов, в горах – от шума, оползней и нежданных «визитов» диких животных. Ограждениями служат и высокие земляные валы – трапециевидные плюшевые насыпи с букетами жёлтых кустарников, белыми ромашками, алыми и красными тюльпанами. Голые насыпи означают, что их только что сделали.

Сёла похожи на города. Широкие, вылизанные и освещённые трассы, словно отшлифованы. Ремонт дорог угадывается по временной жёлтой разметке или полосатым красно-белым ограждениям-«петрушкам». Перевалы... Выезды... Въезды... Заправки... Парковки... Магазины, кафе, рестораны... Стоянки с комфортными туалетами... Посадки, если зелени не достаёт, как близнецы... Разметка – в три-четыре полосы.

Вдоль трассы барьеры с насаждениями – движущийся навстречу транспорт не ослепляет. Добротны и красивы не только белые дома с черепичными крышами, прямоугольными, треугольными и плоскими, но и разноцветные ухоженные поля. Как лоскутное одеяло, небо... И леса, леса, леса... Порою кажется, что вся Германия – это сплошные леса.

За шесть дней исколесили мы почти всю Германию, а усталость – лишь в глазах. Дымчато-дождливые дни не сказывались на показаниях спидометра – средней скорости 120. Бывают ли на такой скорости благополучные исходы аварий? Навряд ли... Впереди идущую машину шваркнуло о барьер заграждения, и мы испытали небольшой испуг. Неприятный звук и – машину впереди развернуло, но за какую-то долю секунды задремавший шофёр успел-таки выровнять руль. Если бы не это, быть бы несчастью.

Голая земля встречается редко, она совсем не такая, как на Алтае. Чёрная там, здесь она – цвета тёмно-красного кирпича. Зелень – что тёмный омут с картины Левитана. Мы движемся по широкой кудрявой аллее к Майнерцагену, что недалеко от Кёльна.

Выросшая в глухом алтайском селе, я и помыслить не могла, что когда-то на «Мерседесе» буду знакомиться с просторами убранной Германии. Обидно за степной и лесостепной Алтай: так, как эта земля, он не ухожен. На дорогах Грмании ни бумаг, ни пластмассовых бутылок. Оказывается, чистота – стимул экономический: пустые бутылки сто´ят дороже полных и принимаются во всех магазинах. На каждой стоянке – мусорные контейнеры и вывески: «Просим соблюдать чистоту». И соблюдают – плевать в чистое стыдно.

Во всём – аккуратность. За 45 км до Франкфурта попались срубленные деревья. Они – и рядом камни – сложены лесенкой.

К вечеру дымчатый воздух высветился, но небо всё ещё в тучах-кратерах. Встречные лобовые стёкла светились на скупом солнце зажжёнными фарами – их здесь не выключают.

И вот уже вновь мокрыми мошками запрыгали по стеклу маленькие точки. Увеличившись, они зашумели по крыше – пришлось включить «дворники». Дождь разбивается о стёкла, из-под колёс обгоняющих машин летит чистая мокрая пыль, мелькают надписи...

Вертушки, светлые и с оранжевыми лопастями, почти по всей трассе. Недалеко от Билефельда впервые встретилась, как и везде в России, высоковольтная линия передач. Оказывается, здесь она тоже наземная.

…Горный массив лежит огромным зелёным медведем. Выглаженная дорога – вверх-вниз, вниз-вверх, а над головой – бездна неспокойного разноцветного неба: бледнодымящие озёра, местами – голубые снежные шапки. В них угадывается рельеф Земли: Кордильеры, остров Мадагаскар, сапог Италии, айсберги и многое другое. При подъезде к тихому Mайнерцагену, что расположен высоко над уровнем моря, тучи задымились... Так восхищаться небом удавалось мне, пожалуй, только в детстве.

Заканчивался первый день путешествия, навигационная система безошибочно вела нас к дому двоюродной сестры.

С семьями детей (двумя сыновьями и дочерью) она вот уже 16 лет, как выехала из-под Караганды. У всех – свои дома, ухоженные, хорошо меблированные. Вечером посидели, как и полагается, за столом. Вспоминали, сравнивали... Просмотрели фильм, сделанный на проводах ещё там, в Казахстане, – совсем другую жизнь. Кто-то из участников тех событий этот мир уже оставил. Живые в большинстве своём живут сейчас здесь, в Германии. Ни о чём не жалеют, хотя зубы показывать приходится и здесь...

 </>

День второй

 </>

Дождь. При выезде из Майнерцагена заметили маленькие, почти игрушечные грузовые машины с кабиной только для шофёра и кузовом, длиною в полметр – полицейские, похоже, либо лесничие.

Длинный туннель из могучих лип закрывал обзор. Он закончился, и справа предстал обрыв горной дороги. Мы онемели: внизу, под нами, – не только равнина, но и огромное серое небо, так что округлость Земли с её атмосферой воспринималась почти что наощупь...

Эту необычную и удивительную картину сменили квадратики полей – зелёные, салатные, жёлтые. Дождь застучал по лобовому стеклу – опять работали «дворники».

И вот мы уже в основанном римлянами Кёльне с двухтысячелетней историей – по величине четвёртом в Германии городе.

Готический, с остроконечными башнями собор Святых Петра и Марии, символ города, ослепил великолепием, изяществом, монументальностью и лёгкостью одновременно. Ажурные, устремленные ввысь формы поражали, удивляли, восхищали... Уникальный, крупнейший собор Германии и Европы расположен так, что просматривается со всех точек города.

В IХ веке на его месте стоял деревянный храм, но он сгорел. Вместо сгоревшего было решено воздвигнуть новый, который не только не уступал бы великолепию французских, но и превосходил бы его по размерам и красоте. По замыслу архитектора Герхарда фон Риле в XIII веке (1248 год) началось строительство, что превратилось в один из наиболее длинных долгостроев Европы.

В 1842 году король Пруссии Фридрих Вильгельм IV велел завершить сооружение по первоначальному проекту, и в октябре 1880 года состоялось его открытие. Восхищало и поныне восхищает всё: мозаика, фрески, алтари, статуи апостолов, кружево камней...

Собор, невзирая на дождь, всегда заполнен туристами.

Серое полотно неба за Кёльном разорвалось, но дорога по-прежнему мокро «пылилась». Видимость трассы в мокрой позёмке ограничена, но скорость и количество машин не уменьшается. Летим вниз, а навстречу несётся живой, светящийся многочисленными точками склон противоположного полотна – впечатление, будто встречные машины просто стоят в ряду.

Трассу высушило недалеко от Гиссена. В унисон всё ещё дымящемуся небу клубится покрытый облачной вуалью лес, вдоль дороги красуются пёстрые лоскуточки полей.

Мчимся высоко вверху по горному, гладкому острию; небо в мохнатых тучах совсем рядом; кажется: протяни руки – и вот оно!.. Внизу, по левую сторону, красиво гнездится селение, по правую – тянутся бесконечно зелёные волны... Чудо – да и только! Восторг вызывает не только ступенчатообразная зелень гор, но и то, что работает каждый сантиметр земли: посевы на горных склонах разноцветно полосатятся, ворсистые насыпи свежезеленеют.

В Вюрцбурге – городе, где Рентген открыл свои лучи, – жил дядя племянника. О приезде мы никого не предупредили, и он был один, без жены.

На Алтае (ему было чуть больше тридцати) у него умерла жена. Оставшись с двумя карапузами (один ныне поёт в оперном театре Новосибирска, другой работает детским врачом), дядя женился на разведённой немке. В первой половине девяностых в России было трудно и голодно, и немка уговорила его уехать в Германию. Мы не виделись лет пятьдесят. Всматриваясь в заросшее лицо, я пыталась вспомнить того завидного, красивого парня из далёкой молодости – не смогла. Пристрастившись к спиртному, он деградировал. Тяжёлое тягостное чувство...

Едва отъехали от Вюрцбурга, дождь снова зашуршал по автомобильной жести.

Möckmühe. Справа – лес-трапеция, слева – треугольник, и вдруг – туннель... Туннель в лесу – это так неожиданно, что не сразу понимаешь, что это классическая горная возвышенность.

Наш путь лежал в Бад Раппенау, к моей кузине, с которой я в глухом алтайском селе училась в одном классе. В Кабардино-Балкарии, где, как они говорят, им жилось «король-королём», в начале девяностых запахло порохом, и они воспользовались правом выезда. Здесь, по всему видать, тоже не бедствовали: есть уже своя собственность – трёхэтажный дом... Жили экономно – кредит выплатили ещё не весь.

Темой нашей вечерней беседы были общие знакомые, голодное детство военных и послевоенных лет. Сестра поведала, как в годы войны два месяца добиралась в трудармию к отцу на его «блатную» работу – конюшню. За три месяца, что рядом с ним прожила, на овсе отъелась – украдкой его и жарили, и парили... Вернулась в деревню, и всем бросились в глаза её розовые щёки.

- И замуж взяли, приметили... – улыбнулась она в сторону мужа.

Муж, уткнувшись взглядом в стол, вспомнил, как при переходе через речку на его глазах под лёд ушла мать – хотели в соседней деревне выпросить кое-что из еды. Отец с ярлыком «враг народа» отбывал в заключении, и четверо сирот выживали одни. Зимовали с лошадьми в колхозной бригаде, летовали, где придётся. И, махнув рукой, миролюбиво закончил: «Выжил, слава Богу, вот только безграмотным остался, зато дети, внуки, правнуки выучились – всё, как у людей».

 </>

День третий

 </>

Нашь путь лежал во Францию, в город Метц, родину общего нашего предка Каспара Шнайдера. Он умер по дороге в Россию, куда добралась его семья, – жена, дочь и сын, родоначальник клана Шнайдеров в России.

Знакомый по школьному учебнику Рейн... Скалы... Ограждения кирпичные, колоннообразные, железные, прозрачные... Впечатление, будто земля Германии не родит сорняков: поля пушистые, ворсистые, зебрастые, с ковровыми, точкообразными, параллельными посевами.

В дымящихся горах кудрявого леса различаем знакомые с детства берёзки. Худенькие... Мощных, раскидистых, как в России, берёз-великанов здесь не встретили.

Заплатили на границе в еврах 3.80 и проехали в глубь страны, напомнившую холмистую Башкирию.

И вот она, с трёхтысячелетней историей земля предков!.. О великом историческом прошлом Метца свидетельствует одна из самых древних церквей Франции Сан Пьер О Нонэн. Готический Собор Святого Этьена воздвигался с XIII века, он напоминает собор Кёльна, но уступает ему в размерах.

И оттого, что эту красоту видел наш далёкий пращур Каспар Шнайдер, на душу накатывала трогательная волна. Спасая семью от семилетней войны, он в 1765 году навсегда покинул Лотарингию – воспользовался указом российской императрицы. Мы расхаживали по узким улицам, по которым ходил и он, любовались (как, возможно, и он) удивительной архитектурой, древними каменными домами, вобравшими в себя черты минувших столетий.

В записях Антона Шнайдера, правнука Каспара, значится, что Метц – «красивый провинциальный город». Называют его ещё „городом камней“. Славу "Французской Венеции" создали ему церкви, монастыри, парки с экзотичными прудами, а по озеленению он второй самый зеленый город Франции.

Немцы с русской душой, мы острее воспринимали красоту земли всемирной – русской, немецкой, французской...

В часы скупого вечернего солнца, пока мы здесь бродили, высветило белый, как в сказке, город, с которым мы прощались. Слева и сзади – солнце и чистая синева неба; справа и впереди – зловещая стена дождя, навстречу которой мы неслись. Ощущение такое, будто предки, наблюдая за нами, радовались, что мы почтили их память и, не желая расставаться, предостерегали – чувство и зрелище непередаваемое...

Узнали мы также, что такое в Германии «пробки», – длина их достигает порою десятки, а то и сотни километров. Маленький Дима, жестикулируя, звонко докладывал и командовал: «Внимание: сзади – скопление машин! Не дай себя обогнать! Переключай скорость! Вставай в тот ряд! Ура! На немецкой машине по немецкому автобану! Переход на высокоскоростной режим! Внимание – скорость 120!»

Взрослые, мы улыбались... Сравнивая детей конца сороковых и начала пятидесятых с ним, я видела, как отличался он по раскованности и интеллекту от детей военных и послевоенных лет.

Мы подъезжали к дому сестры в Бад Раппенау, чтобы утром следующего дня проститься с нею и её мужем и продолжить своё путешествие.

День четвёртый

 </>

встретил нас солнышком. От бледной, рваной голубизны горизонта отделялись удивительные букеты дымчатых роз.

Мы ехали в Штуттгарт. Нарушитель дорожных знаков сморчок «Смарт» обогнал наш «Мерседес», и Диме обидно: «Папа, как и эта машина, попробуй!.. Долой ограничения!», но племянник строго соблюдает все знаки.

Расположенный на берегах Неккара ступенчатообразный горный Штутгарт, столица земли Баден-Вюртемберг (основан в X веке, в античные времена римская крепость, статус города получил лишь в XIII-м), является сейчас центром представительств крупнейших международных корпораций: Daimler Chryssler, Porsche, Bosch, Hewlett-Packard и IBM.

Город привлёк наше внимание ещё издали. На холмах экзотичны террасы виноградников. Современный центр в большинстве своём из стекла и бетона; вершина горы, как и положено, очеловечена телевизионной вышкой. Мы поднялись на открытую смотровую площадку, и старый город с многовековой историей оказался внизу. Проехали по улицам и отправились в Мюнхен.

Начиналось предгорье Альп... Внизу, справа, ласточкиным гнездом висело строение. В долине отдыхало с десяток «пшеничных» овец, лениво паслись три чёрные, в белую крапинку коровы, курганились стожки... Звеняще чистый воздух ощущался даже в машине. Временами казалось, что мы в экзотичном Горном Алтае, – в реальность возвращала нас гладкая и чистая дорога.

Короткий, в 625 метров туннель закончился лугами с берёзовыми колками и лесостепью – защемило: напомнило Алтай..

Скупое солнце приласкало и высветило обступавшую нас безбрежную ярко-сочную желтизну. Это было так неожиданно, что племянник на какие-то секунды потерял контроль над дорогой. Невзрачные и одинокие строения на непривычно просторных полях, как полевые станы в России... Сосновый лес с куцыми верхушками худых сосёнок совсем не сродни Алтайскому бору и могучим кудрявым сибирским соснам, зато посевы стрункой на полях-холмах не идут ни в какое сравнение с сибирскими...

По кузову грозно застучал дождь. Ещё немного – и он превратился в ливень. «Дворники» едва успевали работать.

И вот мы уже в Мюнхене (основан в 1158г.), столице Баварии, одной из самых больших земель Германии. Навигатор привёл нас в центр, когда уже было около пяти вечера. Припарковали машину и отправились на Мариенплатц, своеобразную Красную площадь. Вывернули из-за угла и – застыли от готической красоты Новой Ратуши с пышным кружевом камня, воздушными балюстрадами, арками, фигурками и всяким прочим волшебством... Площадь так запружена, что между людьми трудно протиснуться. Начинался бой курантов, и все смотрели на балконы, где происходили танцы и рыцарские турниры чудо-кукол. Этот фонтан изящества был всеми воспринят, как «чудо света»...

В Мюнхене много церквей. Самая древняя – Церковь Святого Петра XI века. По узким каменным ступенькам, на которых с трудом помещается человек крупных габаритов, поднимались туристы на башню, чтобы полюбоваться великолепием города и Альп. Несмотря на возраст, поднялась и я. И возгордилась: есть, оказывается, «ещё порох в пороховницах»...

Английский сад, один из самых больших в Европе, – ещё одна достопримечательность города.

Начинало моросить, и мы поспешили к родственникам в Ингольштадт, небольшой провинциальный городок Баварии, которому более трёх столетий. В нём есть свой университет и крупная компания «Aуди», что входит в состав концерна «Фольксваген».

Здесь, в Доме для престарелых, жила моя 90-летняя тётя по отцу (Роза Шнайдер, в замужестве Экгардт), двоюродные братья и сёстры. В гости из Ташкента приехал сын старой тёти. Мы наведались к ней. Меня она не признала. Пришлось объяснять... Тётя – в кресле. Я, держа её за руки, сижу напротив. Неотрывный, изучающий взгляд много повидавших больших голубых глаз... Узнала – ура-а!.. На следующий день, когда к ней пришла дочь, рассказала, что приезжала я.

 </>

День пятый

 </>

При выезде из Ингольштадта зелёный туннель из лип закрывал обзор, и мы опять любовались небом – роскошными, дымчатыми облаками-пионами. И вот пред нами уже предгорье с игрушечными поселениями-террасами. С одной стороны обступали голые скалы, с другой – тянулся простор реки. Холмистые поля – в полоску, с худыми пока ещё посевами, сочными ковровыми дорожками, на некоторых – уже густой, высокий волос травы.

Мы ехали в Регенсбург, где происходила вербовка в директорат Ле Роя и откуда в 1764 году отплывали в Россию наши предки.

Регенсбург, как и Метц, – красивый старинный город. Когда-то его населяли древние кельты – племена с широкими лицами, тёмными глазами и тёмными волосами. Во второй половине первого тысячелетия до новой эры они обитали на всей территории Европы – Франции, Швейцарии, Австрии, Германии и т. д.

В середине первого века до нашей эры их покорили римляне, и Регенсбург превратился в лагерь римских легионеров. В 739 году монах Бонифаций основал здесь епархию. Свободным городом Священной Римской империи он стал с 1245 года, а в эпоху Средневековья – торговым и культурным центром южных земель.

В день нашего приезда в центре старого города проводился оздоровительный забег. Петрушечные ленточки отгораживали тротуары от узкой улицы, по которой ходили-бежали молодые, пожилые и среднего возраста участники забега. Под звуки бравурного оркестра весёлых оркестрантов им кричали, улюлюкали, хлопали свои и чужие – улыбающиеся, хохочущие и просто любопытствующие. Одеты, кто во что: футболки, майки, свитера, шорты, трусы, джинсы. Им весело – нам любопытно и непонятно...

Понаблюдали и отправились к Дунаю. Прошлись по чуду Средних Веков – широкому Каменному мосту, самому старому в Германии (1135-1146 гг.). 800 лет был он единственным в Регенсбурге мостом через Дунай, и наши предки, прощаясь навсегда с Германией, тоже по нему, конечно же, ходили. Прошлись по набережной у самой реки, омыли в воде руки.

В центре старого города одна из красивейших готических церквей Баварии – Собор Святого Петра. В середине ХIХ века к ней пристроили две 105-метровые ажурные башни. Церквей, больших и маленьких, величественных и более скромных, символа порядка, глубины и чистоты, к которому следует стремиться, в Германии много. В одной из них мы спустились в подземелье, к захоронениям и предметам, относящимся к римской эпохе и периоду раннего Средневековья. Посетили филиал Баварского государственного музея с ценными коллекциями декоративного искусства.

К вечеру отправились к телевизионной вышке и там в тиши пообедали. До конца светового дня оставалось время, и мы решили ещё раз съездить в Мюнхен. В стеклянных небоскрёбах из стекла и бетона, иногда даже целых таких улицах, красоты я не видела, но Димочка возмущался, что «эти бабушки ничего не понимают».

Ночевать вернулись в Ингольштадт, чтобы утром следующего дня отправиться в Берлин.

 </>

День шестой

 </>

был связан с Нюрнбергом и Лейпцигом – городами, что на пути в Берлин. Утро обрадовало солнцем. На ярко-голубом небе кое-где плавают облака – распластанный с огромной пастью крокодил, бездонные пропасти и фонтанирующие гейзеры.

Нас обступали холмы с мини-полями: квадратиками, треугольниками, ромбиками. Деревья на скалах... Непонятно, как и чем они там питаются, знаний моих не хватает...

Змеевидные горные развороты, белые дома в лощинах, спуски и подъёмы, раздваивающаяся в горах дорога, белые пунктиры на тёмном фоне – всё впечатляло, но при подъезде к Нюрнбергу, второму по значимости городу Баварии, ландшафт экзотикой не баловал.

Город когда-то был столицей Реформации, но из-за тридцатилетней войны пришёл в упадок.

Старая его часть (первое упоминание относится к 1050 году) – это крепость с могучей стеной, перед нею глубокий ров. И ров, и стена с 80 башнями полностью сохранились. Здания и улицы полны старины – мы ощущали поразительный дух того времени.

Как с тем вооружением и снаряжением удавалось захватить или уничтожить такое укрепление, моя фантазия понимать отказывалась, потому что врагу предстояло преодолеть подступы к первой стене, затем глубокий каменный ров, что заполнялся, по-видимому, водой, и только потом атаковать крепостную стену с башнями.

В 1806 году город по приказу Наполеона перестал быть императорским и превратился в крупный торговый центр со своими искусствами и наукой.

Рыночную площадь украшают церкви. Церковь Св. Лаврентия в годы второй мировой войны была полностью разрушена, но в 1952 году её восстановили в первозданном виде. Гордость Нюрнберга – большой музей, в котором более миллиона экспонатов из истории искусства и культуры немецкоговорящих стран. Возраст некоторых – 32000 лет.

Заморосило… Небо представляло однотонную серость, из-под колёс пульвизатором летели брызги, и мы отправились в Лейпциг, знакомство с которым состоялось чисто визуально. С высоты противоположной трассы ползли жуки-машины, но, поравнявшись, они проскакивали совсем не по-жучьи.

За 80 км до Лейпцига начинался дорожный ремонт, но на скорости это не сказывалось.

Наши взоры останавливались на трапециевидных углах-перекрёстках и красивой архитектуре. Прямые улицы и величественные дома напомнили Санкт-Петербург.

Статус города Лейпциг получил в ХII веке – 1165 году, а с 1507 года он стал городом ярмарок. Таковым и остался. Ещё его называют "маленьким Парижем". Наверное, это правильно: он красив одинаково – и в центре, и на окраинах. В 1723-1750 годах здесь жил и творил Йоганн Себастьян Бах, чьи останки хранятся с 1950 г. в церкви Святого Томаса.

За шесть дней путешествия племянник ни разу не притронулся к машине, но она, несмотря на дождь, оставалась чистой – не чудо ли?..

День заканчивал неделю. Сравнивая знакомую Россию и незнакомую Германию, я грустила – они разнились не в пользу первой, и дело, видимо, не столько в климате, сколько в тысячелетнем окультуривании земельных площадок, которые приучали ценить и землю, и людей...

Окультуривать в России каждый клочок неубранной земли ещё только предстоит...

08.06.2006.