В. Вебер
— Вот вы сами во мне недоверие сеете, откуда вам известно мое отчество, ведь его никто, кроме двух-трех людей, в целом мире не знает...
Я не знал, что ответить.
— Не обижайтесь, это я в шутку. Хорошо, не будем в прятки играть, записывайте... звоните... приезжайте...
Через несколько дней с волнением набираю номер записанного телефона.
— Ясно, вам нужен Ерофеев, вы говорите с его женой Галей, он дома, но подойти не может, позвоните завтра.
Звоню на следующий день, мне опять советуют позвонить завтра. И так несколько раз. Наконец, со мной говорят в раздраженном тоне:
— Ну что вы, не понимаете, что ли, ну, не может он.
Больше не звоню. Звонит сам Ерофеев.
— Здравствуйте, это я опять, насчет Пятакова. Я поболел тут немножко, вы уж меня простите.
- А я как раз перечитываю вашу книгу.
- Да разве ее можно перечитывать, такую Федуру.
- Да нет, не Пятакова, ваши «Петушки».
— А... Наверное, тот вариант, в котором 177 ошибок. Приезжайте, я вам его выправлю, собственноручно... Тьфу... сказал и самому противно стало, вот видите, живу в сознании собственной значительности. Кстати, вы сами-то как с такой фамилией по земле бродите.
- Да обычная фамилия, у немцев встречается чаще, чем у русских Ерофеев.
- Ну, это там у них, а у нас вы из мира эльфов и Волчьей долины.
- Были Веберы и позначительней композитора.
- Это кто?
- Ну, Макс Вебер, например...
- Вы меня разочаровываете... Нет, вы меня убиваете... Сравнить какого-то занудного профессора с творцом арии Агаты из «Фрейшица»! У меня пропадает желание с вами знакомиться... Как это вы так моего Карла Марию фон... Он хоть и романтик, и мечтатель, а первым все эти оперы-сериа и оперы-буфф, всяких там мейерберов, пуччит и хьораванти1 на хер послал, дом лесничего прямо на краю Волчьего оврага поставил, вурдалаков в подполе дома поселил... Вот, мол, как близко с нами проживают... Спустился в подпол, и вот они... Это тебе не о плебисцитах пиз**ть! Кстати, Вагнер к нему в карман хорошо руку запустил, в смысле идеек... А еще мне этот Карл Мария фон симпатичен тем, что мало написал. Не нравятся мне эти многописаки.
- А Моцарт?
Молчание. Потом вдруг на ты:
- Послушай, ты мне напоминаешь одну комсомолку из МГУ розлива 1961 года. Я ей говорю: идеальных людей не бывает, а она в ответ: а Никита Сергеевич Хрущев?
Наши разговоры обрывались, возобновлялись. Сюжет с книгой Зиновьева стал отходить на второй план. Запомнились лишь фрагменты. Порой, когда он звонил сильно выпивши, временно переходил на ты.
- Вальдемар, ты Розaнова читал?
- Нет, еще не читал.
- Ну, как же я с тобой встречаться буду, если ты Розанова не читал. Прочти, тогда звони.
- Я думал, вам книга срочно нужна.
- Да не мне. Тот, кто просил, умотал в какой-то Засранск. Читай Розанова, пока «Апокалипсис» не прочтешь, не появляйся.
1 Джакóмо Мейербер (1791–1864) — композитор, создал эклектичный стиль большой, помпезной оперы; Винченцо Пуччита (1778–1861), Валентине Фьораванти (1764–1837) — композиторы-эпигоны, сочинявшие произведения для «услаждения слуха» эффектными виртуозными ариями.
Или в другой раз:
- Где она там, сука эта, когда книгу отдаст?
- Да вы же знаете, книга у меня, Галина Погожева оставила её мне, она в постоянных поездках и надеялась, что книгу отдам вам я, а мы с вами вот уже год как встретиться не можем. Погожева тут ни при чем. Вы ее стихов не читали, иначе бы так не называли.
- Читал, потому и называю. У меня это слово заслужить надо...
В конце концов я отдал книгу назад Погожевой, и она сама доставила ее Ерофееву. Телефонные контакты прекратились. Повода для очной встречи больше не было.
Но вот однажды мои друзья, немецкие слависты, захотели познакомиться с Ерофеевым лично, и я позвонил ему. Попал на жену. Она Ерофеева к телефону звать не стала, назначила время встречи сама.
— Можете не беспокоиться, я прослежу, чтобы он к вашему приходу в норме был. Я попросил объяснить, как лучше добраться.
- Да вы же у нас бывали.
- Никогда не бывал.
- Да совсем недавно приезжали... Меня дома не было. Я вам еще звонить хотела, собиралась отругать, что крепкие напитки с собой привозите, виски да бренди... ну Ерофеев... что же это он, каждый раз врал, значит... Вот сволочь!
Мне бы сообразить, придумать что-нибудь, выгородить Венечку, а я стал завираться, нести несвязное.
- Да ладно, — сказала Галя, — все ясно, он мне уже третий год эту тюльку заправляет, приезжал, мол, Вальдемар с коньяком, ты же, мол, знаешь, я дорогую выпивку не люблю, но как отказать человеку с таким именем и такой фамилией! К тому же, Вениаминовичу! Так что мне теперь на вас уже и самой взглянуть любопытно.
- Прошу вас, не разоблачайте Венедикта Васильевича...
- Обещаю. Но только до первого раза. Если опять вами прикрываться станет, не выдержу, сорвусь, вот гад...
Однако и на этот раз моя встреча с Ерофеевым не состоялась. Что-то произошло у меня в семье, славистам пришлось ехать к Ерофееву одним, переводчик им был не нужен, на то они и слависты.
Вскоре приплыла перестройка, и Ерофеева, уже смертельно больного, начали осаждать журналисты и любопытные. Рассказывали, что дверь у него не закрывалась. Незнакомые люди, телевизионщики. Не хотелось вливаться в их толпу, смазывать суетной реальностью интонацию прежних разговоров...
...Слушавшие смотрели на меня с обожанием и недоумением.
Мои воспоминания, процедура приема меня в члены клуба и обязательное чтение очередной главы из бессмертной поэмы с последующей дискуссией — все это затянулось далеко за полночь.
На прощание председатель ферейна сообщил, как водится, о дате следующей встречи, а также о ее содержании: будет обсуждаться глава «Есино — Фрязево».