Иван Антони

Том 1, Часть 2, Глава 3

Наутро метель стихла, и снежная свистопляска сменилась умиротворяющим холодным раем. Поднимавшееся над землёй солнце яркими лучами освещало сверкавшую до самого горизонта степь, а сухой морозный воздух пощипывал щёки и нос. Такова оренбургская степь: то жгучий мороз при полном безветрии, то беснующаяся в дикой пляске метель, то осенне-весенняя слякоть, то испепеляющий всё живое летний зной.

Попрощавшись с гостеприимным хозяином, Хайнрих уселся в сани и направил лошадь на хутор Заячий. Ехать предстояло ровно столько, как если бы он выехал на хутор из дому. Так что, находясь сутки в дороге, он ни на йоту не приблизился к цели поездки. Между тем на хуторе его ждали вчера к обеду — так было договорено. У паствы накопилось много разного рода важных дел и вопросов. Но главное — крещение девочки, родившейся в семье Штоппель. Ребёнок появился на свет божий две недели назад, но до сих пор не крещён, что понималось — не представлен пред лицо Господне. Родителей это нервировало: на ребёнке не было Божьего благословения, ибо он не крещён, а вне ока Господа с дитём всякое может случиться. Спокойнее, если крещение проведено вовремя, в должном порядке человеком, имеющим право представить пред Богом посланный Им подарок. Метель и мороз, на что можно сослаться в случае задержки крещения, не оправдание перед Господом. Хайнрих это знал, как знал, что вероятность заблудиться в степи в метель велика. Велика и вероятность очередной поездки по службе стать последней. Будь это учёный пастор — полбеды; Бог дал жизнь - Бог забрал её. А у Хайнриха полон дом детей, надо о них думать.

Впрочем, с опасностью степняки свыклись. Киргизу ничего не стоит «заглянуть по пути», сделав для этого крюк в двести и более вёрст, что для крестьянина европейской части России, немыслимое мероприятие. Хайнрих не считал себя степняком, хотя жил в степи уже более двадцати лет. Дальние поездки он совершал не ради удовольствия «заглянуть по пути», а по долгу службы. У него тоже случались «крюки», не в двести вёрст. Он не освобождённый служитель, количество прихожан в приходе невелико, доход от приношений мал, поэтому дополнительно к службе приходится вести хозяйство, чтобы обеспечить семью «хлебом насущным». Хозяйство ему пришлось уже несколько раз расширять в связи с рождением детей. На текущий момент детей было трое.

Задержка с посещением хутора Заячий не была связана только с разыгравшейся метелью. Хайнриху надо было прежде побывать в Оренбурге и обсудить с патером практические вопросы. В частности, как следует отнестись к предстоящей в стране тотальной продразвёрстке. Как крестьянин и отец большого семейства он знал, как поступать в случае, если в губернии будет начата продразвёрстка. Хотя по поводу проведения ходили всякие слухи. Как духовному лицу ему следовало учить паству правильному отношению к правительственным постановлениям, чтобы, во-первых, не нарушать требований католической веры, а во-вторых, не получать нареканий со стороны правительственных органов за подстрекательство к непослушанию. По этому вопросу следовало получить дельный совет Оренбургского патера. Он духовник учёный и с опытом, приход у него намного больше, чем у Хайнриха, что стоял в отдалении от железной дороги, по которой в Оренбург доставляются газеты с последними новостями.

Кроме решения конфессиональных вопросов, надо было продать на базаре пару мешков зерна, а на вырученные деньги купить хозяйственные мелочи, заказанные Розалиндой: тёплая одежда и обувь для детей, а также сладости к чаю. Цены на сельхозпродукцию неуклонно растут, и следовало разумно использовать этот факт, а именно: не хранить большой суммы дома, а расходовать их сразу по мере поступления. Тогда на них приобретёшь больше товаров.

Сверх заданий супруги надо было выполнить заказ крестьян хутора Заячий, куда он собирался заехать по делам службы. В прошлый заезд он обещал хуторским крестьянам купить и доставить запасные части к сельхозтехнике; приближалась весна, а с ней и посевные работы, к которым надо приготовиться. Выполнение заказов на закупки товаров приносило доход, заметно превышавший доход от духовной службы, хотя поездка на Заячий вызвана именно службой.

Заказы на покупки в городе Хайнрих старался выполнять вовремя и в обговорённом объёме, чтобы слыть надёжным поставщиком. Он нуждался в доходе от этого вида деятельности, ведь уверенности в сохранности хлеба в амбарах, в связи с нестабильным военным и политическим положением, с каждым месяцем становилось всё меньше. А что если нагрянут государственные люди с продразвёрсткой и заберут весь имеющийся хлеб? Что будешь делать? Думай, Хайнрих! Ты глава семьи и ты в ответе, что произойдёт с ней, и в первую очередь с детьми! Ты отвечаешь за продление рода Цвейг, берущего начало от славного центуриона римского легиона!

Слежавшийся и промёрзший за ночь снег превратился в твёрдый наст, и отдохнувшая лошадка, легко перебирая ногами, бежала рысью, сокращая время пребывания в дороге. Хайнрих, привычно погрузившись в размышления, обдумывал текущие проблемы. На днях к нему заходил Рихард Аксель. С этим крестьянином Хайнрих старался поддерживать добрые отношения, начиная со дня приезда в Оренбургскую губернию. Рихард заходил к нему и на чашку чая, как к другу, и за советом на вопросы, возникавшие как примерного прихожанина. В последний раз Рихард приходил с проблемой по демобилизации сына Пауля. Отец говорил с нескрываемым раздражением:

— Этот безбожник заявляет, что Бога не существует, потому что Его никто не видел! Как мол можно верить и служить тому, кого никто не видел? Выходит, его никогда не было? А я не знаю, что негоднику ответить! Не искушён я в тонкостях веры! Вся надежда на тебя, Хайнрих! Помоги мне повернуть сына лицом к Богу! Пропадёт ведь, живя в безверии!

Хайнрих догадывался, что в семье Аксель не всё ладно: вернувшись после госпиталя, Пауль ни разу не посетил молельный дом. А ведь до армии он был одним из примерных прихожан! Поведение парня Хайнрих объяснял просто: раз не ходит, значит, на это есть причины. Рихард ему ничего не говорил, а по окончании службы одним из первых покидал молельный дом. Теперь стало ясно: ему было стыдно обсуждать семейную проблему. Он полагал, что её д`олжно решить в кругу семьи, а к духовнику обратиться за помощью, если ему ничего не удастся сделать самому. Но, не выдержав угрызений совести, Рихард пришёл к другу, решив поговорить с ним тайно, с глазу на глаз, когда сына не было дома, чтобы никто на хуторе не знал о его разговоре.

— Как Пауль объясняет свою неблагодарность Богу за хлеб насущный, даваемый нам ежедневно Господом Богом?

— В армии благодарения Господу не делалось, вот мол он и отвык от этого, заявляет мне Пауль. Там надо было быстро съесть свою порцию, поэтому на молитву времени у него не оставалось. К тому же к нашим российским немцам в армии относятся недоброжелательно, а служащих в казацких частях даже избивают за то, что они немцы. Служба Господу стала дополнительным поводом для издевательств, и многие немцы отказались от молитв.

Узнав об отношении к российским немцам, Хайнрих был возмущён безобразными порядками в армии. Но что мог он сделать вдали от линии фронта? И, вообще, кто он такой, чтобы указывать военачальникам, какие должны быть порядки в армии? «Покорность — это порядок жизни для христианина, это так. Но не во всём и не всегда надо проявлять терпимость, — размышлял Хайнрих над порядками в армии. — Во всяком случае, избиению солдат надо противодействовать! Придётся после демобилизации немцев браться за лечение душевных ран, полученных ими во время воинской службы. Конечно, деление на «своих» и «чужих» не способствует росту славы русского оружия. Но настраивать паству на уклонение от армии я не имею права». Чтобы не усиливать конфронтацию с российским правительством и православной церковью, Хайнрих, являясь лицом духовным, рекомендовал действовать согласно христианскому правилу «кесарю кесарево!» То есть, отслужи положенный в России срок.

— Не исключаю, Рудольф, что так оно и есть. Я не служил в армии, не стану ни утверждать, ни опровергать. Но теперь-то Пауль дома!? Что мешает ему служить Господу Богу, как он служил прежде, и замаливать грехи, совершённые во время службы в армии по приказу командира?

Хайнрих был далёк от армии и армейских порядков. Но это не мешало ему выдвигать предположения о причине отсутствии в армии службы Богу перед приёмом пищи:

— Я думаю, Рихард, что конфессиональный состав в Армии разнолик, поэтому трудно проводить службу Богу, так как для этого надо содержать много служителей разных конфессий, а набрать их во все части сложно. К тому же, их надо ставить на довольствие, а это расходы. Однако, насколько мне известно, во всех конфессиях возносятся благодарения Богу за еду, даже если духовное лицо отсутствует. Может, Пауль попал в одну часть с атеистами? Те никого не празднуют и не благодарят, а набрасываются на еду как животные, не окрестив обличие перед принятием пищи.

—Он рассказывал, что у них были солдаты, которые первыми набрасывались на пищу. И пока часть солдат читала благодарственные молитвы, они выбирали из котла куски мяса. При этом смеялись, говоря: «Бог не оставит вас, даст пищу. Голодными не останетесь!»

Хайнрих покачал головой, осуждая поведение безбожников и удивляясь глубине человеческой низости. Как можно служить одному царю, поступая безобразно по отношению к товарищам?

— Да, трудно устоять против соблазна, когда на твоих глазах наглецы выбирают вкусное, а ты это видишь, но не можешь прекратить молитву благодарения и дать отпор подлецам. Наверное, поэтому солдаты не благодарят Бога перед приёмом пищи, ведь без сытной пищи быстро ослабнешь. Голод — вещь жестокая, может склонить к сомнениям в Боге, а со временем разувериться в Нём.

Высказав предположение о причине отказа Пауля от молитв перед приёмом пищи, Хайнрих не нашёл убедительным его поведение после возвращения с фронта.

— Сейчас-то никто не съест его долю, пока он будет молиться! Почему он по-прежнему не произносит молитву благодарения?

«Надо привлечь Пауля к службе Господу Богу в коллективе. Тогда он будет поступать как все, приняв поведение паствы как правильное. Но как привести Пауля в молельный дом? Он же отвык, поэтому у него нет желания посещать его!»

— Плохо, Рихард, что Пауль не посещает службу, проводимую в молельном доме. Ведь для этого ему не надо ехать на другой хутор, что приходится делать прихожанам, которые живут не в нашем хуторе. И дом ваш находится рядом с молельным домом.

Поразмыслив над поведением Пауля, он обобщил:

— Впрочем, его поведение можно объяснить тем, что в Русской армии нет священников-католиков. Поэтому во время службы в армии религиозные службы у католиков не проводятся. Пауль отвык от католической службы вообще, и в частности от благодарения Господу за еду. Но это не является оправданием нашему бездействию. Нам надо попытаться вернуть Пауля к Господу Богу, действуя вместе с прихожанами!

Хайнрих с сожалением смотрел на несчастного друга: «Нет, определённо атеисты нашептали Паулю мысли, что Бога нет. После такой обработки парень может вовсе не вернуться в лоно церкви. Но Рихарда надо успокоить, вселить в него надежду, что со временем всё образуется, всё придёт «на круги своя». Господь призовёт Пауля к себе, как когда-то призвал апостола Павла, бывшего богоборцем, указав ему путь истинный. Нельзя оставлять Рихарда один на один с тяжёлыми мыслями».

— Вот что я тебе скажу, Рихард, — сказал проникновенно Хайнрих,— возвращение Пауля к Богу, возможно, будет долгим и непростым. Тебе же надо верить в добрый исход за душу сына. Пауль непременно вернётся к Богу, сколько бы времени ни потребовалось. А я встречусь с ним в городе, поговорю по душам. Может, уговорю его хотя бы время от времени посещать молельный дом, что важно для возвращения к Господу. А там, глядишь, втянется парень в ритм религиозной жизни и начнёт регулярно посещать молельный дом у нас или в городе. Посещать службу католику надо обязательно. Тогда не чувствуешь себя одиноким, но с единомышленниками, а это укрепляет веру в Бога!

— Отход от Бога в последнее время усилился не только в Русской армии, — продолжал Хайнрих. — От патера в Оренбурге я узнал, что и у него тоже имеются случаи ухода паствы. Он утверждает, что вредное влияние на христианскую веру оказывают атеисты, которые в связи с развязанной войной плодятся, как грибы после дождя. Каким образом уберечь паству от дьявольской напасти, патер не знает. Но посоветовал чаще проводить разъяснительные беседы с верующими вне стен церкви, встречаясь с ними случайно или специально для бесед. Но как я могу следовать его совету, если весь день занят добыванием хлеба для семьи?

Хайнрих говорил о безбожии, распространяющемся на земле как эпидемия, что, очевидно, связано с войной. С безбожием трудно бороться, хотя руки опускать не следует. Надо верить, что со временем всё придёт на круги своя, люди вернутся к Господу, и наступит мир и благоденствие на земле. Власть дьявола не вечна. Придёт время осознания людьми грехов.

— Эта зараза, Рихард, проникла в разные вероисповедания, и твой Пауль не первый и не последний. Мне приходилось беседовать с ними, и я всегда находил кого-то или что-то, что подтолкнуло людей к вероотступничеству. Главной причиной в настоящее время является затянувшаяся война, каждый день уносящая тысячи человеческих жизней. Солдаты ненавидят войну. Они ропщут не только на царя-батюшку, но и на Бога. Почему мол Он допускает человеческую бойню? Так ли Он всесилен, если не может остановить грех человекоубийства? Пользуясь недовольством людей, дьявол сеет в их душах правдоподобную ересь, а именно, сомнение во всесилии Господа. Добившись вначале сомнения во всесилии Господа, дьявол идёт дальше и сеет сомнение в существовании Бога! Если мол Бог, действительно, есть, почему Он допускает кровопролитие? «Бог есть любовь!» Так в чём же Его любовь? Ответить на этот вопрос непросто. Но каким бы ни был ответ, дьявол в лице атеиста всегда найдёт зацепку, чтобы вернуться к изначальному вопросу: «Почему Господь допустил войну? Может, Бога вовсе нет, и война идёт сама собой?» Посеяв сомнение в душах человеческих, дьявол убеждает людей в ереси. Так безбожие расширяет и укрепляет свои позиции на земле.

Доказывать существование Господа Бога Хайнрих считал делом неблагодарным и бессмысленным. Изучив Библию, он пришёл к выводу, что в Господа Бога можно или верить, или не верить. И это всё. Ибо сказано: «По вере вашей воздастся вам!» Поэтому надо верить в Господа всей душой и всем сердцем, не занимаясь поиском доказательств Его существования и нося в душе червь сомнения. Сказано: «Блажен, кто верует!» Веруй сердцем, а не разумом, и снизойдёт на тебя благодать Божья!

Но иногда в беседах с прихожанами, сомневающимися в существовании Бога, ему приходилось заниматься доказательством Его существования, ибо для большинства неверующих это привычный способ постижения истины, а потому и путь к уверованию, ведь вначале душа человека для веры закрыта. Доказательство может стать первым шагом по пути убеждения в существовании Бога, чтобы затем принять Божью истину силой веры, не требуя доказательств.

Живя в Крыму, маленький Хайнрих любил посещать кирху и принимать участие в службе. Он с удовольствием слушал беседы старого патера с прихожанами на тему о существовании Бога, и одно из доказательств, приведённых им некогда, запечатлелось в памяти. Доказательство патера было наглядным и поэтому убедительным. Хайнрих приводил его в беседах со слабо верующими прихожанами в качестве примера, доказывавшего существование Господа. Ведя беседу с Рихардом о Пауле, он и ему передал услышанную в детстве беседу с сомневающейся паствой, полагая, что отец передаст сыну её содержание, и это станет первым шагом на пути возвращения Пауля на путь истинный.

— Безбожники утверждают, что всё на Земле существует само по себе, и никто им не управляет. А ведь это не так. Возьмём, например, часы, механизм сложный и, казалось бы, никем не управляемый. Висят они на стене, идут сами по себе, и стрелки двигаются сами по себе. Но так ли это? Нет! Чтобы часы шли и правильно показывали время, нужен человек, который время от времени заводил бы их, поднимая гири, и подводил стрелки, если часы отстают или уходят вперёд. То есть, есть кто-то, кто управляет часами, хотя кажется, что они идут сами по себе, так как человек этот не стоит рядом с ними. Так же и в жизни. Всё на Земле, вроде бы, идёт само собой. Но существует некто, кто «поднимает гири» и «подводит стрелки», переводя их в соответствие со временем суток. Этот некто есть Господь Бог, которого мы не видим. Можно ли утверждать, что раз мы Его не видим, значит, Он не существует? А вы задержите человека, отвечающего за работу часов, не дайте ему подойти к часам, и часы перестанут ходить. Так же устроен и мир. Пока Господь с нами — мир существует. Если же Господь покинет нас — мир остановится. Но мир же не останавливается! Значит, есть Бог! И Он всегда с нами! Существование Бога мы видим в делах Его! Дела есть доказательство существования Бога! Только безбожник может требовать появления Господа в знак доказательства своего существования. Не слишком ли много чести еретику? Господь пред ним не явится! И не потому, что Его нет, а потому, что неверующий Его не узнает, даже если Господь соизволит появиться перед ним! Бог существует для тех, кто в Него верит, и Его не существует для тех, кто в Него не верит. Таким примером патер разъяснял прихожанам, почему Господь невидим для людей неверующих. Присутствующие слушали речь, но не все понимали её, поэтому не все возвращались к Богу. Видимо, глубокие корни пустил дьявол в души.

Могли ли привести к укреплению веры примеры, приводимые Хайнрихом в доказательство Его существования, действовавшие когда-то эффективно? Нынче другое время, и нужны современные, более наглядные и более убедительные примеры. Но главная задача духовника, считал Хайнрих, не заниматься доказательством существования Бога, а нести мир в мятущиеся души паствы. Он успокоил Рихарда, сказав, что пути Господни неисповедимы, и нам не дано понять их смысл сразу. Суть проявится позже, и уход Пауля от Бога может оказаться явлением временным. А может, Господь специально дал Паулю возможность почувствовать себя какое-то время безбожником, чтобы увидеть и уразуметь неправоту дьявола, отказаться от ереси и укрепиться в вере? Как знать, какое испытание дал Господь Паулю? Пути Господни неисповедимы!

Успокоив Рихарда, Хайнрих неожиданно сказал:

— Знаешь, Рихард, а ведь твой сын прав! Бога нет … для него!

От слов духовного наставника Рихард оторопел. Вытаращив глаза, он часто-часто заморгал. Что происходит в мире, если даже уважаемый им наставник Хайнрих несёт несусветную ересь?

Хайнрих улыбнулся, увидев реакцию друга, ибо иной не ожидал.

— Нет Бога, Рихард, для тех, кто в Бога не верит! Даже если Господь явится пред очи твоего сына, Пауль не признает в нём Бога, не заметит ни нимба над его челом, ни исходящего от него света любви, ибо для него Бога нет и, значит, быть не может! Он просто не поверит своим глазам, что пред ним стоит Господь!

Рихард с облечением вздохнул: «Фу! Слава Богу, Хайнрих не свихнулся умом, не впал в дьявольскую ересь. Просто он доходчиво объяснил, почему некоторые люди не верят в Бога. Действительно, как можно верить в то, во что не веришь? Кто-то на фронте убедил Пауля, что Бога нет, вот сын и не видит света любви и мира, исходящего от Него».

— Нынче сын твой в руках дьявола, — дав Рихарду время осмыслить услышанное, продолжил Хайнрих, — и дьявол управляет им, как игрушкой. Господь ещё не указал Паулю путь истинный и поэтому благоволить ему не может, ибо Пауль не знает Бога. Нынче праздник дьявола. Дьявол правит твоим сыном и туманит его взор. Но ты не отчаивайся. Всему своё время! Когда жизнь повернётся к Паулю так, что ему не на кого будет опереться, а это непременно произойдёт, ибо невозможно блаженствовать бесконечно, полагаясь на законы дьявола, тогда у твоего сына произойдёт прозрение, и он обратит взор к Господу. А ты, Рихард, веруй и соблюдай Божьи заветы. Наша сила в вере!

Убедил он Рихарда или нет — допытываться Хайнрих не стал. Придёт время, и Рихард сам скажет, если сочтёт нужным. Но покинул Рихард дом наставника успокоенным — и это главное. Задача пастыря — приводить человеческие души в равновесие, настраивать их на мир и благодушие.

Однако сам Хайнрих был встревожен не менее Рихарда: среди его паствы свил гнездо дьявол! Это плохо! Одна паршивая овца, как известно, может всё стадо перепортить! Надо что-то делать, бороться с вторжением дьявола в Божьи владения, а он не готов к борьбе. В Крыму с отступниками поступали просто: вероотступник изгонялся из общины, и вынужден был переехать в другую колонию, где с нуля организовывал хозяйство, так как от материнской колонии не получал никакой материальной помощи. В Оренбурге так поступать не принято. А в настоящее время и нельзя. Нынче время такое, что опасно кого бы то ни было из немцев выселять с обжитого места. «Патриоты» и русофилы только того и ждут, чтобы ужесточить борьбу с немцами, и изгнание еретика из общины им только на руку:

— Ага! Можно, выходит, немцев сгонять с земли, коли они сами друг друга сгоняют! Гоните, люди добрые, этих предателей и шпионов всех разом! Очистим землю русскую от скверны! Не бывать немцу хозяином русской земли!

Что последует за этим призывом — догадаться нетрудно. Не приведи, Господь, пережить гонения русофилов! Дом-то у него полон детей! Куда ему с такой оравой податься? Были бы хоть немного старше. «Нет, — решил он, — с Паулем мне надо работать осторожно, беседы вести с ним с глазу на глаз, чтобы вокруг вероотступника не поднялась шумиха. Но прежде надо бы узнать: как парень изменился после службы в армии? Чем занимается в городе, какие строит планы? Нынче молодёжь собирается в группы, что-то обсуждает, о чём-то жарко спорит. Чем закончатся эти разговоры? Больно уж нервозная в стране обстановка, общество возбуждённым стало, дёрганым. Добром это не кончится. Грядут перемены в России. «Господи, пронеси, если возможно, горькое лихолетье мимо моей семьи!»

Закончив работу духовника в Заячьем и собрав заказы на закупку товаров в Оренбурге, Хайнрих запряг лошадку, по-христиански попрощался с хуторянами и отправился в обратный путь. День обещал быть солнечным, морозец бодрил, покалывая нос и щёки, а сверкающая безупречной белизной бескрайняя степь настраивала Хайнриха на благодушное созерцание и светлые размышления. Затянувшаяся дорога на хутор Заячий, слава Богу, закончилась благополучно, задачи, стоявшие перед ним, решены. Почему бы не порадоваться жизни, используя выпавший случай?

Он стал размышлять о перерождения бывшего глубоко верующего католика Пауля Аксель в безбожника. Но думал отрешённо и меланхолично, как о некоем побочном, наносном явлении, ибо об этом следовало думать в силу имеющегося статуса и только. Да, парня надо спасать от дальнейшего грехопадения, обратить к Богу. Но в последнее время образовалось так много соблазнов, особенно политического толка, так что задача вернуть Пауля к вере может оказаться непосильной. Ишь, на что настроились! «Весь мир насилья мы разрушим!», — заявляют. Видно дьявол, доказывая свою силу, провоцирует безбожников на разрушение многовековых отношений меж людьми. Как перед таким соблазном устоять? Ну, разрушим, а дальше что? «Мы наш, мы новый мир построим», — обещают агитаторы. Это вследствие убожества, ибо не ведают, что мир, в котором царят любовь и благоденствие, может построить только Господь. И мир этот Божий! Рукотворный же мир, строящийся на могуществе человека над природой, насилием одного человека над другим, разрушится так же, как разрушается настоящий мир. Не может человек управлять миром, ибо мир не принадлежит ему!

От мира в глобальном понимании он спустился на землю для решения частного вопроса мира. «Может, предложить Рихарду женить сына? Пауль займётся решением хозяйственных задач, и голова его освободится от ереси, заполнится заботами о хлебе насущном. Сноха опять же в помощь Рихарду будет, в смысле внушения Паулю, что Богу надо служить искренне, всем сердцем и всеми помыслами. Женщину проще склонить к убеждению в чистосердечной службе. Через неё воздействовать на отступника Пауля будет проще. Возможно, таким образом, ему удастся склонить и упрочить сына в вере. Пожалуй, можно попробовать. Задача — оторвать Пауля от безбожников, затащивших в дьявольскую западню».

Мысли от метаморфозы бывшего фронтовика обратились к положению дел на фронте. Хайнрих не был знаком с военным делом профессионально, поэтому, как всякий дилетант, имел собственное мнение о войне и действиях воюющих сторон. По его мнению, война велась хаотично, а поэтому бессмысленно. Ни с той, ни с другой стороны разумных военных действий не велось. Вместо стратегически осмысленных операций ведутся мелкие ответы одной стороны на действия другой стороны. Основываются они на ситуативной обстановке на фронтах. В связи с вялыми военными действиями, новости с фронтов решительного перелома не обещали, поэтому не радовали. Таким образом, «победоносная» война, которую планировали закончить в течение двух-трёх месяцев, тянется до сих пор. Для Хайнриха и российских немцев окончание войны вопрос не праздный. Кроме голода, затягивание войны отрицательно скажется на российских немцах, выставляемыми виновными во всех неудачах и поражениях на фронте и в тылу. Пока идёт война, в государстве будет действовать ликвидационный закон, держа в напряжении не только семьи немцев-колонистов, живущих в зоне военных действий, но и семьи, живущие на Волге и за Уралом, куда в настоящий момент привозят российских немцев из западных регионов. Правда, привозят меньше, чем в начале войны, но всё же везут, и конца этому не видно. Не предпримет ли царское правительство в угоду «патриотам» и русофилам массовую депортацию российских немцев на восток страны? Не хотелось бы оказаться в числе депортируемых. Ведь одно дело, когда человек сам едет в дикие края, планируя наладить там хозяйство, и совсем другое, когда его вынуждают переехать, доставляя на место под конвоем. К сожалению, это может стать реальностью, пока продолжается война. Ведь любое поражение Русской армии на фронте сопровождается усилением давления на немцев. Так было в начале войны, и так делается сегодня.

«Патриоты» и русофилы, не задумываясь, списывают поражение Русской армии на шпионаж и предательство, ведь нагружать голову для этого нет необходимости: Россия воюет с Германией, значит, шпионов надо искать среди российских немцев. Маховик шовинизма продолжает набирать обороты и по сей день. После поражения русских войск под Танненбергом российских немцев, служивших на Восточчном фронте, сняли и перебросили на Кавказский фронт. Поэтому-то сын Рихарда, начав службу в Западной группе войск, вернулся домой с Кавказа. Он сообщил родственникам и друзьям, что творило командование Русской армии с российскими немцами. Им запретили говорить по-немецки, собираться вместе и читать написанное на немецком языке. Вся печать, в том числе и художественная литература, подлежала немедленному уничтожению огнём.

Запрет на немецкий языкдоходил до абсурда. Когда по железной дороге из России на запад или с запада в Россию шли составы, запрещалось читать пометки, нанесённые на вагоны, если они были написаны на немецком языке, хотя встречались надписи, наводившие на подозрения о военном назначении грузов. Но приказ есть приказ, и офицеры не получали сообщений от солдат, российских немцев, о надписях на вагонах, а позже происходили «неожиданные» для Русской армии инциденты, которые иначе как следствием перевозок по железной дороге военных грузов объяснить было невозможно. Наличие в армии российских немцев, знающих немецкий язык, командованием игнорировалось. Зато шпиономания раздувалась до невероятных размеров.

При переезде на Кавказ Пауль видел множество изменённых названий станций и населённых пунктов. Прежде они носили немецкие названия, так как были основаны колонистами, но в связи с началом войны с Германией их переименовали на русский, что внесло дополнительную неразбериху в стране и армии. Впрочем, переименование небольших городков и поселений не удивило Хайнриха, ведь столицу Санкт Петербург в начале войны переименовали в Петроград. Это ли не факт давления «патриотов» на российское правительство?

На волне патриотического подъёма редакция «Оренбургской газеты» выступила с предложением переименовать город Оренбург, так как название, «Оренбург» сложено из турецкого слова «Ор» — линия (ну и Бог бы с ней), но «Бург» — это же немецкое слово крепость!» Какой ужас! По мнению газеты, уместно было бы «русское, полное смысла и звучное название «Граньгород» или же «Граньград». К огорчению оренбургских русофилов предложение властями не было поддержано, и город остался с прежним названием. В связи с не изменённым названием города отпала необходимость менять название «Оренбургское казачество» и другие привычные названия. Поистине глупость не знает границ!

Благодаря стараниям русских патриотов, российские немцы стали виновными в том, что война затянулась. Неудачи на фронтах и в тылу увязывались с подрывной деятельностью российских немцев, просочившихся во все властные структуры государства и в командный состав Русской армии, где шпионят в пользу германского генералитета. Этим мол объясняются бездарно проигранные сражения, подготовленные царём-батюшкой Николаем II, Главнокомандующим Русской армией.

«Ну да Бог с ней с войной, с победами и поражениями Русской армии, — размышлял Хайнрих, — но почему солдаты теряют веру в Бога? Что произойдёт со страной, если вера в Бога будет потеряна окончательно, ведь тогда и вера в царя-батюшку будет утрачена. А как иначе? Царь — помазанник Божий! Кто ж его помазал на царство, если Бога нет? По какому праву он управляет страной?» Хайнрих сосредоточил внимание на этой версии. «А может, вера в царя-батюшку уже подорвана, и именно это является причиной неудачных военных кампаний Русской армии?»

Мысли переключились на раздутую в стране шпиономанию. «А царица-то немка! Она же все планы царя-батюшки знает и, должно быть, передаёт секретную информацию единоверцам, генералам Германской армии!» Если эти подозрения в народе возобладают, не удержаться царю на троне. Не батюшка он тогда народу, а кровосос, живущий с супругой — немецкой шпионкой! Тогда вместо гимна «Боже царя храни!» следует применять лозунги «Долой царя!», «Долой войну!» и «Мир народам!» Газеты пишут о демонстрациях на улицах больших городов. Это ли не признаки недоверия царю-батюшке? Что требуют демонстранты, чего хотят добиться? Ведь народные бунты никогда не приводили к добру. Опыт России в этом смысле огромен. К чему придёт страна, если бунт вспыхнет? И, главное, что делать ему, многодетному отцу? Бежать? Куда? Ты же гражданин России и живёшь в России! Кто тебя примет?

Желательно знать или хотя бы предполагать пошаговое развитие событий в стране, чтобы быть готовым к крутым переменам. Об этом обязательно надо поговорить с патером, когда он окажется в Оренбурге. Но прежде надо подготовиться к продразвёрстке. Надо спрятать часть хлеба на чёрный день. Что бы ни произошло, а в лихолетье выживают те, у кого есть запасы на чёрный день. Как об этом сказано в Евангелии? «Хлеб наш насущный дай нам днесь»! Не завтра, не послезавтра, а сегодня. Ибо он нужен для продления жизни сегодня! «Следует ли считать, что сокрытие хлеба является тяжким грехом? Лучше решение этого вопроса отложить до времени, когда трудности будут преодолены. Для жизни же семьи хлеб надо прятать от любых властей. Кто знает, какие планы готовят они? Объявят ли продразвёрстку до начала сева или же сразу после уборки урожая? Что делать, если придут завтра, чтобы забрать так называемые «излишки»? Думай Хайнрих! Ты глава семьи и ответствен за то, что случиться с семьёй! Не фарисействуй, как должно быть, а смотри, какова реальность!»

Хайнрих стал размышлять о семье. Дети после переезда в Оренбург появились не скоро: Ёрдан — в девятьсот четвёртом, Мария — в восьмом, Давид — в двенадцатом. Рождение детей с разрывом в четыре года нагрузки Розалинде не составило. Когда уже шла война, в пятнадцатом, появилась Вероника. Но не война тревожила отца большого семейства, а антинемецкая истерия, раздуваемая в государстве.

Действие ликвидационного закона, предназначавшегося вначале для колонистов, живущих в прифронтовой полосе, постепенно стало перемещаться в глубь страны. Через год-другой закон может распространиться до Оренбурга. Наверное, его следовало бы распространить на всю Россию сразу, коль такая тенденция имеет место. Но тогда пришлось бы половину Русской армии перевести на внутрироссийский антинемецкий фронт, что государству явно не по силам: германец, который давит на фронте, много частей снять разом не позволит. Поэтому приходится расширять зону действия ликвидационного закона пошагово.

У Хайнриха четверо детей: двенадцать, восемь, четыре года и Веронике год. Не лучшее время для рождения детей — в стране идёт война, а у него семья увеличивается?! Иной крестьянин стал бы Господу жаловаться: не ко времени мол детей даёшь, до лучших времён переждать бы! Но богобоязненный Хайнрих был иного мнения. Он был уверен, что изменения в семье происходят с благоволения Бога, и детей надо принимать как дар Божий! Его же дело — принимать и благодарить Господа за дары. В сложное время дети даются для испытания семьи в вере! В благодарность Богу он давал детям имена из святого писания: Ёрдан, Мария и Давид. Только когда у них появился четвёртый ребёнок, он разрешил супруге дать ему имя. Она выбрала имя Вероника — в честь матери, отступив от правила давать детям Библейские имена. Своевременно ли появлялись у неё дети? Этот вопрос она закрыла известным утверждением: «Пути Господни неисповедимы», и к нему не возвращалась.

Но Бог Богом, а в связи с увеличившимся семейством Хайнриху пришлось расширять хозяйство. А тут ещё слухи: правительство заявило о необходимости проведения в стране продразвёрстки. Как прикажете жить, если амбар очистят от имени государства? Смотреть, как гибнет голодной смертью семья? Ну, нет! Не для того основатель генеалогического древа «Цвейг» Рудис Цвигус, рискуя жизнью, служил в легионе, чтобы его потомок Хайнрих Цвейг оборвал родословную нить! Да, Христос сказал: «Отдай кесарю кесарево!» Это так. Но Он не сказал о величине дани! Дань должна быть соразмерной! Иначе как проявишь любовь к ближнему, согласно заповеди «возлюби ближнего своего, как самого себя», если отдашь кесарю всё, что он потребует, а дети станут пухнуть от голода? Нет, конечно, в проповедях к прихожанам наставнику следует обращаться со словами, не настраивающими паству против властей: думайте мол сами, братья и сёстры, как вам с хлебом вашим поступить: отдавать ли весь хлеб «кесарю», или придержать часть на чёрный день для выживания семьи? Для себя же, как отец большого семейства, он твёрдо принял сторону любви к ближнему своему, то есть к супруге и детям. Конечно, не сдав государству весь требуемый хлеб, он согрешит пред лицом Господа, но грех этот позже можно будет замолить, когда пройдут лихие годы. Главное, чтобы семья не погибла! Хлеб нужен человеку не после его смерти, а «днесь», то есть, сегодня и сейчас!

Дети как дети, они не могут знать проблем родителей. Дети подрастали, и забот отцу прибавлялось. Когда Ёрдану исполнилось семь лет, отец, купив необходимые для учёбы принадлежности, отправил сына в школу-четырёхлетку, организованную при молельном доме. К обучению в немецких колониях подходили строго: дети обязаны были посещать школу в возрасте от пяти до тринадцати (четырнадцати) лет. В зимнее время занятия проводились ежедневно, а летом — три раза в неделю. Обучение платное, но за несостоятельных родителей платила община или церковь. На родителей, не посылавших детей в школу без уважительной причины, налагался штраф. Давая школьное образование, колонисты стремились обеспечить детям место под солнцем. Благодаря грамоте, немецкая диаспора отличалась от других народов России высокой грамотностью, что давало детям возможность широкого выбора профессий. Грамотность была большим преимуществом в обустройстве жизни в России.

Подросла и пошла в церковно-приходскую школу Мария. Ёрдан как раз заканчивал четвёртый класс. Он с удовольствием помогал сестре в учёбе, и отец, видя успехи дочери, подумал: а не послать ли сына учиться на учителя? Учитель — уважаемый человек, и труд у него не такой тяжёлый, как у крестьянина. Спина, во всяком случае, от учительской работы не болит. Обеспечены учителя неплохо. Это ему было известно, потому что сам платил за обучение сына в школе. И когда Мария пошла во второй класс, он отвёз Ёрдана в Оренбург и подал заявление и документы для поступления сына в учительскую школу, договорившись о проживании его в доме знакомого немца. Так у отца появилась необходимость ездить в город регулярно, чтобы отвозить продукты на рынок и навещать сына. Будучи человеком практичным, Хайнрих, отправляясь в очередную поездку в Оренбург, принимал от хуторян заказы на всевозможные покупки. Таким образом, поездки частично, а то и полностью окупались, принося иногда даже небольшой доход! Но цель поездок заключалась не в доходе: отец хотел дать первенцу престижное образование, выпустив его в жизнь с солидной профессией. Хайнрих помнил, что и ему когда-то отец дал возможность получить образование, хотя затраты на обучение лежали на семье существенным грузом.

Основная часть немецких школ была открыта в 1910–1913 годах, так что препятствий для получения детьми образования у Хайнриха не было, за исключением наличия необходимых для обучения средств. Разговоры о высшем образовании в семье не заводились; пусть закончат сначала четырёхлетку, а там, судя по успехам в учёбе, можно будет определить, куда им направить стопы. Первым выучиться профессии предстояло Ёрдану.

К малоимущим семья Хайнриха не относилась, поэтому отец обучал детей, тратя семейные средства. Обучение требовало дополнительного напряжения сил, но ко времени обучения детей хозяйство отца уже было организовано. От Хайнриха требовалось только разумно управлять им. Стараниями главы семьи хозяйство имело небольшой табун лошадей. К началу войны он достиг семи голов. Но большого богатства его табун в Оренбургской губернии не представлял: у многих крестьян имелись лошади. В губернии был спрос на лошадей, и многие крестьянские хозяйства их разводили. В городе даже был специальный торговый ряд, где продавали только лошадей. Товар пользовался спросом не только у казаков, составлявших до тридцати процентов жителей губернии. Лошадей брали киргизы-степняки, заезжие купцы из Средней Азии, а также крестьяне из центральных регионов России для обоснования хозяйств. Степняки издавна разводили скот, и главное место в этой деятельности уделялось лошадям. Скотоводство считалось более надёжным, чем земледелие, что зависело от погодных условий. Засушливые годы в степи случались частенько.

В связи с участившимися поездками в город, Хайнрих был в курсе событий губернии и страны, и мог своевременно реагировать на изменения в хозяйственной и религиозной сферах, а также сообщать пастве о предстоящих нововведениях. Это он привёз на хутор наделавшее много шума сообщение о новом законе, выпущенном правительством в феврале пятнадцатого года. Закон назывался ликвидационным и касался всех российских немцев, проживающих на территории России. В декабре в дополнение к первому вышел второй закон, по которому всем российским немцам запрещалось покупать землю в России, несмотря на то, что они являлись гражданами страны. Таким образом правительство отреагировало на требование русофилов и лжепатриотов немедленно остановить ползучую оккупацию России немцами, по сути введя в стране хозяйственный и имущественный геноцид против немцев.

Если на всей территории России российским немцам было запрещено покупать землю, в прифронтовой полосе их обязали передать землю в собственность государству. Учитывая обстоятельство, что депортации подлежали только семьи российских немцев, становится понятным, кому переходили передаваемые земли. Можно представить также, какова была цена земли и хозяйства немцев, подлежащих депортации, если иметь в виду, что депортация проводилась в спешном порядке: людей, как скот, сгоняли в вагоны и увозили, не объяснив, куда конкретно. Высадив перемещённые семьи где заблагорассудится, возвращаться на прежнее место жительства им запретили. Так война с Германией катком прошлась по немцам, гражданам России. Это была благодарность за приглашение иммигрировать в Россию для освоения российских земель.

Весь 1916 год Оренбургские крестьяне и российские немцы жили в ожидании начала продовольственной развёрстки. Продразвёрстка касалась всех, независимо от крупности хозяйств и национальной принадлежности. Страна нуждалась в пополнении хлебных запасов, чтобы сдержать рост цен и голод. Сделать это не удавалось. И как следствие в городах участились хлебные бунты, обычно заканчивавшиеся погромами хлебных лавок и разграблением хлебных складов. Ситуация угрожала выйти из-под контроля, и для снижения напряжённости правительство подготовило закон, запрещавший продажу хлеба по вольным ценам, по сути, введя монополию на его продажу. В условиях инфляции это позволяло государству скупать у крестьян продукцию не по рыночным, а по государственным ценам, тем самым сдерживая цены на рынке и углубление голода в стране.

Но крестьянам, производителям хлеба выгода государства от сниженных цен было не по душе. На вырученные деньги от продажи хлеба по низким ценам крестьянам сложно было обеспечить семьи промышленными товарами, а хозяйства сельскохозяйственной техникой, цены на которую в отличие от цен на крестьянскую продукцию, постоянно росли. В такой ситуации крестьяне старались продавать хлеб в небольших количествах, а б`ольшую чаcть реализовать по свободным ценам. В результате недостаточно закупленного хлеба запасов в госхранилищах становилось всё меньше, и правительству пришлось признать: наступил момент, когда государственные закрома следовало пополнять хлебом, изымая его любым способом, в противном случае в стране разразится голод. Правительство пошло на непопулярный шаг — проведение продразвёрстки, то есть насильственного изъятия у крестьян «излишков» хлеба. Продразвёрстка была объявлена, но проводилась спустя рукава из-за нерасторопности и бюрократических проволочек даже в европейской части России. О далёкой Оренбургской губернии и говорить нечего: из-за начавшихся в центральной России политических событий, к всеобщей радости крестьян Оренбуржья, продразвёрстка там так и не началась.

Приехав в Оренбург, Хайнрих первым делом направился в кирху к главе католической конфессии. Патер находился в городе и раньше сельских и хуторских духовных лиц узнавал текущие новости. В беседах с ним Хайнрих получал в сжатом виде, что было известно патеру из местной печати и газет, доставляемых в Оренбург по железной дороге. Другим источником новостей были чиновники из российских немцев, а также духовные лица других вероисповеданий, с которыми, несмотря на их недружественное отношение к католической конфессии, он поддерживал связи. Конфессии время от времени проводили общественные акции, в которых были заинтересованы все христиане (Бог-то один!), несмотря на то, что Русская Православная Церковь препятствовала распространению католицизма в России. Патер внимательно следил за новостями, так как ему надлежало своевременно оповещать католические приходы, чтобы иметь возможность совместно реагировать на нововведения. Благодаря связи с Оренбургским патером, Хайнрих Цвейг знал о событиях не только в городе, но и в губернии и стране.

Последствия продолжающейся войны видны были повсеместно. Из газет, собранных главой оренбургских католиков для него, Хайнрих узнал, что Оренбург был переполнен людьми. Каждый третий житель был приезжим. Люди прибывали по причинам, связанным преимущественно с войной. В городе скопилось более пятнадцати тысяч беженцев, около двадцати военнослужащих и две тысячи военнопленных солдат. Вследствие большого наплыва образовалась невиданная скученность, что повлияло на уровень жизни горожан. Образовались дефицит жилья, продовольствия, топлива и одежды. Из продажи исчезли соль, сахар, мыло, табак и бумага, ощущался недостаток в хлебе и мясе. И это несмотря на то, что Оренбург был окружён сёлами и хуторами, производившими сельхозпродукцию! Дефицит продовольствия вызвал введение карточной системы на сахар, соль, муку и др.

— Обстановка в губернии складывается тревожная главным образом из-за нехватки продовольственных товаров. В городах и их окрестностях вспыхивают голодные бунты, так что живём, как на пороховой бочке, — сообщил гостю патер.

— Тяжёлая обстановка в городе образовалась вследствие большого количества пришлых. В начале августа 1914 года прибыл первый эшелон с военнопленными в количестве пятисот человек. Город не был своевременно информирован, поэтому не приготовился к приёму людей. Военнопленных разместили в неприспособленных для проживания двухэтажных и одноэтажных постройках, находившихся на территории Менового двора. По прибытии эшелона я посетил лагерь военнопленных и провёл службу с католиками. Что до глубины души возмутило меня — это бездушное отношение властей к людям. В первом здании в помещениях размерами шесть - восемь шагов в ширину и до десяти в длину содержались германские и австрийские пленные. Для прежнего назначения эти помещения ни в окнах, ни дверях не нуждались. По той же причине они не были приспособлены к проживанию в них в зимнее время. Военнопленные спали на земле и соломе, и не имели не только второй верхней одежды и обуви, но даже запасного белья. Нижнее бельё на них было ужасно грязным. Из-за отсутствия возможности постирать хотя бы нижнюю одежду, у пленных завелись вши. Раненые не перевязывались в течение двух недель, и перевязки на них были настолько грязны, что могли заразить незажившие раны. Большинство военнопленных составляли славяне: поляки, словаки и русины, понимавшие русский язык. Факт содержания в плену славян вызвал у меня обоснованное сомнение в искренности заявлений царя Николая II защищать всех православных и славян, из-за чего, собственно говоря, и разразилась война, ведь русский царь выступил в защиту православных сербов!

Патер ненадолго замолк, переживая безобразие в концлагере, и вздохнув, продолжил:

— Во втором здании, оборудованном трёхрядными нарами, где верхние нары располагались на высоте пяти с половиной метров, находилось до восьмисот человек. Пленные прибыли без документов, а доставленные списки не соответствовали не только фамилиям, но и количеству прибывших, поэтому их стали заново регистрировать по месту поселения в Оренбурге. Никто не позаботился о них при погрузке в вагоны-телятники, отправляя за Урал, как никто не позаботился в лагере по прибытии в город. Но самое безобразное — не было проведено медицинское освидетельствование! Слава Богу, городские власти сообразили, что при таком отношении к пленным в город могут быть завезены эпидемические заболевания! Для пресечения возможной эпидемии в конце сентября городская дума приняла решение построить баню с предбанником как для мытья пленных, так и для стирки белья, а также устроить дезинфекционную камеру для обработки одежды пленных формалином. В лагерь был направлен отряд Красного Креста во главе с врачом для ежедневных перевязок. В 1915 году, судя по газетным сообщениям, в Оренбурге действовали более сорока лазаретов, способных принимать на излечение до двух с половиной тысяч человек.

— Первоначально враждебное отношение к пленным как со стороны городских властей, так и со стороны оренбуржцев, — продолжал патер, — со временем, слава Богу, смягчилось, и духовенству православной, католической и лютеранской конфессий позволили посещать пленных для богослужений. Пленные были привлечены к хозяйственным работам в городе и со временем стали как бы частью населения города.

Война сильно изменила экономическую и социальную жизнь региона. Сократились мелкие предприятия, на фабриках и заводах упала производительность труда. За станки стали крестьяне, женщины, подростки и военнопленные.

Но не все предприятия пришли в упадок. Фабрики и заводы, получившие казённые заказы на вооружение армии и флота, обеспечение боеприпасами и продовольствием, обогатились. На чугунолитейном и механическом заводах Эверта был размещён госзаказ на изготовление двухсот шестидесяти тысяч ручных гранат, а также ста тысяч корпусов артиллерийских снарядов, производящихся в Главных мастерских Ташкентской железной дороги. Белорецкий и Тирлянский заводы снабжали армию колючей и телеграфной проволокой, а для казённых оружейных заводов — сортовое железо и сталь. Заказы на изготовление обуви получили шестнадцать кожевенных заводов и мастерских губернии. Около тридцати купцов из Оренбурга, Челябинска и Троицка обогащались на поставках в армию продовольствия. Но в то же время предприятия, не обеспеченные оборонными заказами, сворачивали производство из-за нехватки сырья, топлива и оборотных средств, переданных на производства, имеющие оборонные заказы. Количество предприятий невоенного направления сократилось к 1916 году на треть, увеличив армию безработных людей.

Пострадала и сельхозотрасль. Здесь в первую очередь сказалась мобилизация в армию наиболее трудоспособной части населения. К тому же на фронт забрали несколько десятков тысяч лошадей. Кроме того, во время войны значительно сократились ввоз и продажа сельхоз машин, а также сократились посевные площади. Снизилась и урожайность полей. Всё это привело к снижению валового сбора зерна. В 1916 году в Оренбургской губернии он составил 58% от уровня 1913 года. Это вызвало продовольственный кризис. Цены на товары за 1914—1916 годы выросли в три-шесть раз (в среднем в четыре раза) на разные продукты. Из продажи исчезли соль, сахар, мыло и табак. Остро ощущался недостаток хлеба и мяса.

Упадок сельхозпроизводства вызвал среди крестьян и казаков ускорение имущественного расслоение людей. Зажиточные крестьяне увеличивали земельные угодья и поголовье скота, среднее крестьянство разорялось, пополняя ряды бедняков. К 1917 году количество бедняков превысило половину всех крестьян губернии. Росло число малоимущих казаков. К началу 1917 года более трети казачьих хозяйств были бедными и жили в глубокой нужде. Это сказалось на их гражданской позиции: росло недовольство правительством, чашу терпения бедняков была переполнена.

На промышленных предприятиях сократилась реальная заработная плата: рост рыночных цен обгонял прибавку в оплате труда. Газета «Оренбургское слово» в январе 1916 года сообщала: «Если цены на продукты за год возросли в четыре раза, то заработная плата осталась прежняя — рубль в день». С началом войны на фабриках, заводах и в мастерских Оренбуржья были введены законы военного времени: 11,5-часовой рабочий день, запрет рабочих собраний, митингов и забастовок.

Под влиянием продовольственного кризиса и усиления агитации росло движение за восстановление справедливой оплаты труда и длительности рабочего дня. Уже во второй половине 1914 года, то есть, в начале войны, в Оренбуржье состоялись стачки на Тирлянском заводе и на Кочкарских золотых приисках. В 1915 году прошло шесть забастовок, в которых участвовало свыше трёх тысяч рабочих.

Выполняя указания правительства, губернатор в первые дни войны издал ряд распоряжений, продиктованных военным временем: запретил продажу спиртного, а появление в пьяном виде каралось штрафом до трёх тысяч рублей или тюремным заключением до трёх месяцев. Было запрещено повышение цен на товары первой необходимости, то есть, на рынке был введён госконтроль над ценами. Кроме того проводилась реквизиция предметов, необходимых для армии. Так за полтора года в Оренбурге и Оренбургском уезде было реквизировано вещей на сумму около пятисот тысяч рублей. Были введены налоги на вино, табак, недвижимое имущество и промыслы, увеличены госналоги и подати. Налоги взимались в принудительном порядке: в случае неуплаты власти описывали имущество бедных и продавали с молотка. Непопулярные действия властей вызывали недовольство жителей, что со временем привело к спаду искусственно раздуваемого патриотизма.

Несмотря на запрет забастовок и собраний, жители открыто выражали возмущение действиями царя-батюшки, министров и местных властей. С весны 1916 года в городе и сельской местности начались продовольственные волнения. Нехватка продуктов и перебои в обеспечении по карточкам вызвали стихийные выступления. Второго мая 1916 года толпа солдаток, мужья которых воевали на фронте, разгромила в Оренбурге тридцать хлебных лавок и магазинов. Посланный на разгон женщин отряд казаков забросали камнями, ранив шесть офицеров и сорок шесть казаков. С помощью пехотных частей волнение в городе было подавлено, и около двухсот участниц были арестованы. В ноябре 1916 года по причине нехватки продовольствия произошли волнения и в других городах губернии, а на Айдырлинских приисках население разгромило все магазины и лавки. Осенью 1916 года назревали крупные волнения в Челябинске и на Миасском заводе. Их удалось предотвратить с помощью полиции. Волнения стали возникать в сёлах и деревнях; крестьяне были недовольны действиями властей, ввергавших к нищету. В сёлах Мраково и Покровское для предотвращения разгрома хлебных магазинов пришлось отправить отряды полиции.

В 1916 году у южных границ Оренбургской губернии вспыхнуло восстание киргизов под предводительством Амангельды Иманова. Поводом для восстания стала принудительная мобилизация мужчин на оборонительные работы в тылу действующей армии. Возникла реальная угроза распространения восстания на всю территорию Оренбургской губернии. Для подавления восстания из Оренбурга направили два казачьих полка с пулемётными командами и Оренбургскую казачью батарею. Однако действия карателей успеха не имели. Имея поддержку со стороны населения, восставшие уходили в степи, а после ухода казаков снова появлялись.

Поговорив с патером о текущих новостях и ожидаемых событиях в Оренбурге и губернии, а также как следует готовить к ним прихожан, Хайнрих попрощался, пообещав заглянуть в ближайшее время.

Неожиданно к родителям на хутор заехал Пауль, но побыв недолго, собрал вещи и уехал назад, объявив, что он останется жить в Оренбурге. Друзей у него в городе много, работу нашёл хорошую, с жильём договорился. В городе мол происходят важные события, и не к лицу молодому человеку прозябать на хуторе в стороне от народной борьбы. Надо и ему включаться!

Рихарду опять не удалось устроить сыну встречу с соседом: Хайнрих в это время объезжал хутора. Так что Пауль уехал, «не исповедовавшись». Он обещал поддерживать связь с родителями, сообщать им важные новости и иногда навещать.