Елена Зейферт
* * *
Ох, уж это сиянье небес черноснежного града,
где оксюморон сыплется сверху, требуя рифм,
и дымятся мозги, и всё длится и длится блокада,
и горят вместо звёзд от весны до весны фонари.
Мои книги из чёрного снега, их морок горек,
они тают в руках, тяжелее меня в разы.
Я наемся хрустальной Москвы, как прогорклых корок,
с голодухи, и губы порежу себе и язык.
2001 г.
* * *
Мы в тот день воровали паслён,
и стыдилась ребячья душа,
а над старой замшелой землёй
поднимался солнечный шар.
И сегодня поджилки дрожат,
и стрекозы, стрекозы на дне
того дня, чей сердечный пожар
не подвластен и завтрашней мне.
И права ли была судьба,
заменив на простое тепло
сладко-горький паслён на губах,
беззаветный запретный плод.