( Повесть)

Николай Дик

Глава 3. Детские впечатления

Колька рос шустрым и подвижным мальчишкой. Он не мог усидеть на месте и пяти минут и постоянно искал себе новые занятия. С братом, который был всего на два года старше его, они жили очень дружно. Теперь у них была своя комната с отдельным столом и своей кроватью! О таком старшие брат и сестра даже и мечтать не смели. Укладываясь по ночам в кровать с Петей, старшим братом, Колька высматривал в деревянном потолке замысловатые узоры и придумывал небывалые фантастические истории. А утром первым бросался за обеденный стол или без спроса хватал кусок хлеба со стола, получая от старших хороший подзатыльник. Не понимая, почему нельзя брать без спроса хлеб, он начинал тихонько ныть, за что вновь получал от Пети новый подзатыльник.

Весной, летом и ранней осенью Колька больше проводил времени на улице, придумывая себе различные игры, или частенько бегал к своим соседям – ровесникам, где часами проводил время в играх и развлечениях. Порой, заигравшись, он забывал даже про обед. Вечером уставший мальчишка, поужинав наспех перед сном, засыпал моментально. А вот в долгие зимние вечера, после приготовления уроков, братишки усаживались за стол и принимались играть в самые невероятные настольные игры.

Настольные игры двум ребятам заменили пластилин и всевозможные мелкие вещички отца-электрика. Из пластилина они лепили человечков и устраивали вечерами военные настольные сражения. Естественно, старший брат всегда побеждал, а младшему доставалась в итоге или оплеуха, или временное разочарование. Родители стремились двух мальчиков даже одевать одинаково, а некоторые старики в селе их считали близнецами. В отличие от младшего брата Петя рос серьезным, аккуратным и сосредоточенным мальчиком, с раннего возраста увлекшимся чтением книг. Он мог просидеть с книгой или журналом допоздна, не прикоснувшись ни к обеду, ни к ужину. Взрослея, мальчики вечерами крутили ручку настройки волн старенькой радиолы «Урал», восторгались первому полету Юрия Гагарина в космос или слушали любимую пластинку Робертино Лоретти.

Дети любили родителей. По иронии судьбы они обращались к отцу на «ты», а к матери – на «вы». Только спустя много лет они поняли, что отец таким своеобразным образом прививал в детях любовь к матери и уважение к женщине, подчеркивая тем самым свою безмерную любовь к ней. Вечерами младшие дети вели с родителями задушевные разговоры и потихоньку узнавали о несправедливости в отношении к собственным родителям и о тяжелых судьбах их братьев и сестер. Но эти разговоры на долгие годы оставались «семейной тайной». Отец не заставлял детей учить немецкий язык, понимая, что они больше времени проводят с матерью. Но они вместе убеждали своих детей, что знание иностранного языка обязательно пригодится им во взрослой жизни. Цену этих слов четверо детей оценили спустя более двадцати лет уже во взрослой своей жизни.

Родственники стремились, чем могли, поддержать семью Франца и Анастасии. Желанным гостинцем для всей семьи были частые посылки из Баку с айвой или яблоками, поэтому в доме всегда водилось айвовое варенье. Братья и сестры Франца и Насти иногда посещали казахскую семью: желанными гостями для ребят были младшие братья и сестры папы – дядя Абрам, тетя Лена и тетя Лиза, младшие сестры мамы тетя Нюся, тетя Надя и тетя Груня. Николаю «повезло» - он родился именно в то время, когда в доме гостила тетя Груня. Для Пети с раннего детства любимым дядей стал дядя Абрам, прошедший все «круги ада» сталинских репрессий и оставшимся замечательным учителем, привившим мальчику не только любовь к истории, но и способность критического исторического анализа.

В пятилетнем возрасте Колька однажды спросил у отца:

- А почему в нашей молитве, которую мы произносим перед сном или перед завтраком, мы просим Бога «хлеб наш насущный даруй нам на сей день»? Ведь хлеб приносите вы с мамой, а причем тогда Бог или Христос?

- Глупенький, - ласково ответил отец. – Мы просим у Бога здоровья, чтобы оно позволило нам трудиться и зарабатывать на хлеб. Хлеб – это великая святыня, дарованная нам Богом за труды наши. Хлеб нельзя купить, его нельзя бросить – он святыня жизни нашей. Вся наша земная жизнь в хлебе. Ты поймешь это спустя много лет, а пока просто усвой, что хлеб – это святыня, им надо дорожить, как своей жизнью.

Эти слова врезались в душу пятилетнего Кольки и остались в ней на всю жизнь. Но пока он не мог понять значение отцовских слов «хлеб нельзя купить». Отец работал электриком в колхозе, обслуживая три ближайших села. Он один рыл ямы под деревянные столбы и вкапывал их по всему селу, взбирался на них на железных «кошках» и прикреплял провода. Затем сам натягивал их до следующего столба, и все повторялось заново. Несколько раз он пытался объяснить в правлении колхоза, что работать электриком и проводить освещение по трем селам одному человеку просто невозможно, но ему только обещали помощника, а время шло и шло. Первая бригада электриков появилась в Ново-Ильиновке только в 1963 году, за три года до выхода Франца Корнеевича на заслуженный отдых. Уходя из дома засветло и возвращаясь поздно вечером, он еле переступал порог и изнеможенный медленно опускался на старенький деревянный сундучок, стоявший около входа. Если Колька еще не спал, он весело подбегал к любимому отцу и бросался ему на руки. Совершенно обессилевший отец нежно обнимал своего «пупе» (кукла) и доставал из старенькой потрепанной рабочей сумки маленький кусочек хлеба – остаток дневного рациона, ежедневно укладываемого в сумку преданной женой.

- А вот тебе и лисичкин хлеб. Я сегодня случайно встретил её, и она передала тебе вот этот маленький кусочек хлеба, - еле шевеля губами от усталости и с явным немецким акцентом, тихо произнёс отец, протягивая маленький кусочек затвердевшего хлеба.

Иногда это был «хлеб от зайчика». Не важно, легенда оставалась одна и та же – при встрече с лисичкой или зайчиком они обязательно передавали кусочек хлеба именно ему – Кольке. «Лисичкин хлеб» был самым любимым лакомством для маленького мальчика.

- Теперь понятно, почему хлеб нельзя купить. Его надо заслужить, чтобы лисичка или зайчик подарила его тебе, - думал счастливый мальчуган. – Вот папа мой заслужил, он целый день трудился, поэтому-то ему лисичка и подарила эту хлебушку.

Святая наивность! Но «устами младенца глаголет истина» - истинную цену хлеба еще никому, никогда и нигде не удалось установить.

В 1957 году председатель колхоза Артем Анисимович Петренко первый в Притоболье был удостоен высокой награды – звания Героя Социалистического Труда. Ему подарили новенькую «Победу», которая не давала покоя сельской детворе и многим взрослым. Шло активное освоение целинных казахстанских земель. В колхозе появились первые грузовые машины, а на сельском току вырастали огромные горы «живого золота» - первого целинного урожая. Колькина мать со старшей дочерью – сестрой ребят, вместе с десятками других женщин и мужиков, молодыми ребятами и девчатами целыми днями разгружали машины с зерном, а затем веяли пшеницу через веялки. Отец тоже участвовал в этой работе, но ему доставалась особенная роль – следить за исправностью электрических веялок и других механизмов. В выходные дни Колька со своими ровесниками тайком пробирался через щели в деревянных заборах тока и втайне от сторожей беззаботно барахтался с мальчишками в грудах свежеобмолоченной пшеницы.

Сотни тонн зерна после тщательной переработки куда-то отвозили на машинах, но и на Новоильиновском току их оставалось не меньше. На период уборки приезжали солдаты, помогавшие сельчанам в уборке урожая. Кольке запомнился один случай из того безоблачного детства. Пара молоденьких солдат из военных, приехавших на летний сезон в село, познакомились с родителями и заходили иногда в гости. А озорной мальчишка только этого и ждал, начиная приставать к солдатам: «Подарите, пожалуйста, пилотку» или «А у вас нет лишнего солдатского ремня?» Молодые ребята забегали в гости пообедать и взглянуть лишний раз на красавицу, Колькину сестру Елену. Но мальчонке до этого никакого не было дела, главное – лишний раз посидеть на солдатских коленях или хоть что-нибудь у них выклянчить.

Вот так незаметно детство переходило в подростковый возраст. Родители и старшая сестра все также работали в колхозе, а трое ребят проводили беззаботное детство. Правда, старший брат Геннадий очень рано ушел из дома, поступив в Аманкарагайское училище, находившееся далеко от дома. По-прежнему колхозникам начисляли трудодни, и получить в конце осени пару мешков зерна удавалось далеко не каждой сельской семье. Но если это происходило, в каждой счастливой семье царил праздник. Зерно отвозили на сельскую мельницу за мостом на высоком берегу оврага в центре села и часами простаивали в очереди, чтобы смолоть пару мешков бесценного зерна. В каждой саманной новоильиновской избе стояли русские печи, в которых и украинцы, и русские, и немцы пекли свой собственный хлеб. В детской комнате у Кольки тоже стояла русская печь, за которой находилась небольшая лежанка. На ней свободно умещались двое или даже трое малышей. Он любил играть на лежанке печки сам или со старшим братом, особенно после выпечки хлеба.

Печку топили дровами или кизяком. Кизяк – это отлежавшиеся и испревшие за зиму отходы от домашнего скота. По весне все эту смесь ребята со своими родителями месили и выделывали специальными формами ровные кирпичики. Высыхая, они превращались в незаменимое топливо. В сарае нового дома всегда жила одна или две коровы, десятка два кур, а иногда и гусей или уток. Так что кизяка на зиму всегда хватало. Так же поступали и соседи, в те времена это было обычным явлением, так как уголь приобрести было сложно. Так вот, в день выпечки в доме царила особенная атмосфера добра и ожидания чуда. Мать научилась печь домашний хлеб по русским рецептам, а пироги старалась выпекать по старым немецким.

Запах от свежеиспеченного хлеба стоял в доме несколько дней. Мать аккуратно складывала несколько буханок в определенное место, хорошо укрывала его полотенцами, и десятка буханок хватало всей семье больше, чем на месяц.

Но Колька помнил и другое время, когда родителям не доставалось колхозного зерна. И тогда наступали тяжелые дни. За селом уже начинали строить завод железобетонных конструкций и только там, в одном из вагончиков, два или три дня в неделю продавали черный хлеб. Пятилетние и шестилетние дети никак не могли понять, почему они вместе со взрослыми должны часами выстаивать в очередях за маленькой булочкой черного хлеба, привезенного издалека, когда на току хранились сотни тонн отборного зерна. Родители тихонько ворчали, приструнивая малолетних детей:

- Да ничего с тобой и не случится, постоишь пару часиков. Надо же Артему Анисимовичу оправдать свою высокую награду.

Вот тогда-то он и стал замечать на лицах знакомых соседей, простоявших в очереди за одной-единственной булочкой какую-то особенную злость и обиду, потому что в одни руки давали только одну буханку. Вот именно тогда он и стал понимать, почему рядом со взрослыми целыми днями крутились их дети и лично оценил цену маленького черного кирпичика.

В 1959 году Артем Анисимович Петренко ушел на заслуженный отдых, а через три года Кольке будет суждено в первом классе сесть за одну парту с его внучкой Женькой. Её мать, Валентина Анисимовна Петренко, работала учителем в школе, она хорошо знала родителей Кольки и прекрасно относилась к ним. Дочка у неё родилась инвалидкой. На селе бабки шептались, что это, мол, Бог наказал Артема Анисимовича за его жестокое обращение с людьми в лихие военные годы и первые годы освоения целины. Колька этого не понимал. Он был хоть и ветреным, но добрым мальчишкой. Ему с раннего детства всех всегда было жалко: хоть кошечку, хоть воробышка, а особенно убогих стариков и беззащитных ровесников. Пока мальчишка ничего об этом не знал, потому в школу собирался только в сентябре. Однажды, в августе 1962 года, отец поручил ему отнести дяде Артему какие-то бумаги, и Колька отправился к дому Петренко. Большой дом по новоильиновским меркам считался одним из самых богатых: облицованный выкрашенными досками и узорчатыми ставнями, он выгодно отличался от обыкновенных сельских землянок. Огромная застекленная веранда с одной стороны открывала вход в дом, с другой – в большой фруктовый сад, обнесенный высоким деревянным забором. Сад сторожили несколько собак, и залезть в него было почти невозможно, никто из Колькиных ровесников не пытался этого сделать. Уж слишком побаивалась детвора дома Петренко. Колька постучался в ворота, затем прошел по веранде и увидел сидящего в кресле-качалке пожилого грузного человека. Мужчина поднял голову и попросил мальчонку жестом руки подойти к нему.

- Да не бойся ты, проходи. Ты Франца Корнеевича сын?

- Ага! – испуганно ответил Колька.

- Да не «агакай» ты. Ваши так не разговаривают, - укоризненно и почти строго заметил Артем Анисимович, принимая пакет с бумагами. - Жень, угости парня яблоками, а то совсем мы его перепугали! - крикнул он уже совсем иным голосом внучке. «Откуда он знает, что у нас так не разговаривают?» - не успел подумать Колька, как обомлел от вторичного испуга. Из комнаты медленно вышла огромная девочка его возраста и медленно, еле передвигаясь от избыточного веса, подошла к нему и протянула тарелку с яблоками. Внезапный испуг тут же прошел от доброй и наивной улыбки этой слишком полной девчонки. «Ой, ужас! Как же она ходит?» - с жалостью в сердце подумал Колька, рассовывая яблоки по карманам.

- Спасибо. А меня Колькой зовут, а тебя как?

- Женя, - смущенно ответила девочка и опустила глаза. – Ты что, никогда яблок не видел?

- Да нет, видел, просто у вас они такие большие и красивые.

- А ты приходи к нам, я тебе еще яблок дам.

- Ага… Ой, хорошо, постараюсь. Спасибо большое. Но мне идти надо, - засуетился мальчишка и попятился к выходу.

- А ты, Колька, не забывай, приходи к нам, - улыбаясь и провожая гостя взглядом, проговорила девочка.

«А она совсем и не страшная, как мальчишки рассказывали. Жалко её – она же даже на речку сбегать не может», - думал он, спеша рассказать родителям о знакомстве с Женькой Петренко. Вот так состоялось единственная встреча Кольки с известным председателем и первая с его внучкой, будущей своей одноклассницей.

Глава 4. От детства к отрочеству

Первое деревянное здание Новоильиновской школы выстроили еще в 1917 году. Совсем рядом с ним позже построили еще два небольших деревянных здания и лишь перед войной все три постройки соединили в одно здание под единой крышей. В 1937 году начальная школа преобразовывается в семилетнюю, в которой в довоенные годы работали в основном одни учителя мужчины. Первым директором семилетки стал Бурковский Иван Абрамович, погибший позже в годы Великой Отечественной войны, а учителями Кривич Иван Гаврилович, Масколенко Афанасий Анисимович, Нибузкин Михаил Емельянович и Щеглов Георгий Ульянович. В начале 50-х годов рядом с деревянным зданием строится второе кирпичное здание, а в конце 50-х - третье. В это же время школа преобразуется в восьмилетнюю и её директором становится Губарев Кирилл Петрович. Почти одновременно завучем школы назначается Лихтенвальд Александр Яковлевич. Вместе с директором и завучем свой педагогический путь начинали Строй Мария Павловна, учитель географии; Таранова Валентина Антоновна, учитель начальных классов; Герман Владимир Яковлевич, учитель физкультуры, Ваплер Нина Емельяновна, Сероштан Валентина Михайловна, Таранова Валентина Антоновна, Игошева Тамара Николаевна, Сагдаков Алексей Егорович, Ваплер Валентина Анисимовна, Борок Николай Иванович и другие. Именно эти учителя не только хорошо знали Франца Корнеевича и Анастасию Семеновну, но иногда даже были в их доме, а главное, выучили их четверых детей. Например, Герман Владимир Яковлевич со своей супругой были хорошими друзьями старшей дочери Елены, которая одно время работала в конторе под начальством Якова Яковлевича Германа.

Среди новых соседей у родителей Кольки сразу сложились абсолютно доверительные и дружеские отношения. А способствовало этому интересное совпадение: у трех ближайших соседей было столько же детей, как у Франца Корнеевича и Анастасии Семеновны, и все они были почти одногодками. В украинской семье Горбылевых, которые продали семье Николая старый дом и переехали в только что отстроенный кирпичный дом и живших почти в одном дворе с ними, разделенным деревянным забором, где даже колодец был один на двоих хозяев, росли Лида – ровесница Елены, Галина – Геннадия, Тамара – Петра и Валерка – ровесник Коли. Почти через дорогу жила немецкая семья Германовых, в которой также все дети были погодками, а рядом с ними – русская семья Куликовых с таким же количеством детей. Отправляясь в школу, дети этих семей учились или в одном классе, или в параллельных, что сближало не только подростков разных национальностей и вероисповеданий, но и их родителей. Шустрый Колька любил ходить в гости к ровесникам. Можно сказать, что он просто вырос в этих семьях.

В немецкой семье Германовых, живших через дорогу от Колькиного дома, старшие дети учились со старшим братом и сестрой, двое младших – Роберт в одном классе с Петей, а Сашка в параллельном классе Кольки. Любопытному мальчишке составляло особое удовольствие бывать в этом доме, глава семейства Яков Яковлевич был кода-то начальником его старшей сестры и немного дружил с отцом. Старая бабушка разговаривала с ним только по-немецки, не догадываясь, что мальчишка совершенно не знает немецкого языка. Колька, догадываясь, о чем идет речь, отвечал ей по-русски и отнекивался, мол, не хочет разговаривать по-немецки.

В русской семье Куликовых, переехавшей из Сибири еще раньше Колькиных родителей и жившей через дорогу, Юрий был другом старшего брата Геннадия, Антонина училась в параллельном классе с Петей, а Васька был любимым Колькиным одноклассником. Правда, здесь еще росли двое младших, Ваське с Колькой доставляло особое удовольствие их воспитывать. У Куликовых появился первый на улице телевизор, и соседские ребята частенько собирались у них по вечерам смотреть военные сериалы, чемпионаты по фигурному катанию или по хоккею. Более десяти ребят удобно располагались на полу и целыми вечерами громко «болели» за советских хоккеистов либо знаменитых фигуристов. Старенькая бабушка с ярко выраженным не то уральским, не то сибирским говором ворчала тогда на ребят:

- Вот оно басурманы якие, шуму-то понаделали якого. А то, смотри крышу свядуд с место-то.

- Да не ворчи ты, маманя. Нехай пацанва душу отводить. Главное, на глазах-то наших, - тихонько успокаивал её глава семейства, молчаливый одноногий инвалид дядя Василий.

В семье учительницы географии и биологии Марии Павловны Строй, жившей также через дорогу, имелась прекрасная библиотека иллюстрированной литературы. Ворчливая, полноватая и немного странная, но прекрасно знавшая свой предмет, учительница выучила всех Колькиных братьев и сестру и теперь обучала его. Многие побаивались Марию Павловну и за строгость, и за бывшего мужа, имевшего какое-то отношение к полицаям во время войны. Даже некоторые соседи избегали общения с нею. Переступить лишний раз порог дома Марии Павловны никто не решался, а вот добродушный и шустрый Колька сумел удостоиться её расположения. Он мог хоть ежедневно вечерами забегать к ней, запросто общаться с её младшей дочкой и часами листать ярко иллюстрированные энциклопедии.

У учительницы Кочевой Марии Павловны, тоже жившей через дорогу, внучки первого поселенца Ново-Ильиновки, одной из первых учителей начальных классов, проработавшей в школе более тридцати лет, росла дочка, учившаяся с Колькой в параллельном классе. И сюда он мог запросто забежать в любое время, чтобы списать у отличницы Галки ответы трудных задачек по математике или послушать редкие пластинки.

В немецкой семье Шписовых, живших от Кольки через два дома, росло четверо погодок. Добродушные главы семейства стали ближайшими друзьями родителей Николая, а в их старшую дочку, одноклассницу Марию, он был влюблен многие годы. Не удивительно, что больше всего времени он проводил именно в этой семье, чтобы под любым поводом лишний раз пообщаться с возлюбленной. Уравновешенная и неразговорчивая Маруська не проявляла интереса к болтливому соседу и относилась к нему, как ко всем соседям – ровесникам и одноклассникам.

В казахских семьях Салтубаевых Колька впервые отведал казахскую кухню – жирный бишбармак и сухой соленый сыр «курт». Хоть и редко посещал эти семьи, но успел наглядеться на казахский образ жизни, на особенные отношения старших и младших. Однажды ему посчастливилось побывать на казахском празднике и наесться бишбармака, национального казахского блюда. Он облизывал пальцы, как это делали старики.

В украинской семье Горбылевых, живших по соседству, был дядька Митька, замкнутый и молчаливый одноногий инвалид, одно время он был начальником сестры Елены. Мать дружила с теткой Марией, добрейшей души человеком, безобидной болтушкой, не отказывавшей себе в удовольствии лишний раз промочить горло первоклассным самогоном. Колька дружил с плаксивым Васькой с самого детства. Пожалуй, он стал первым его другом, с которым можно было и наиграться вдоволь, и поделиться секретами. Да и добродушная Томка преподносила наивному мальчонке первые уроки культуры общения с девушками. После загадочной смерти дядьки Васьки тетка Мария замкнулась, стала больше выпивать и целыми днями не выходила на улицу. Настя, мать Кольки, частенько по утрам и вечерам доила корову и выгоняла её на пастбище, за что тетка Мария, отрезвев после очередного запоя, приносила тихонько Насте всевозможные сладости в знак признания и своеобразного извинения.

Совсем рядом жила русская семья Захаренковых, в которой росли два шустрых погодка, и украинская семья Николенковых с двумя подростками. Жили между собой в тесной дружбе, проводя дни на работе в колхозе или на стройках двух заводов на селе. И только вечерами после каждодневных домашних дел выходили под закат солнца на завалинки и скамеечки около хатенок или домов, чтобы узнать сельские новости или проболтать женские секреты.

Приобщаясь к культуре разных народов, подростки впитывали в себя основы христианства и ислама, обычаи и традиции немцев и русских, украинцев и казахов. Не удивительно, что в их юных сердцах возникало чувство единства, причастности и уважения к культуре всех национальностей. И эти чувства они пронесли во взрослую жизнь.

Родители трудились в одном колхозе, занимая различные должности, но уровень жизни всех был одинаков. Поэтому никогда среди детворы не возникали распри на национальной почве или зависти на чужое богатство. Понимая тяжелое финансовое положение семьи, подростки частенько устраивались летом на сезонные работы, чтобы хоть как-то облегчить труд родителей. Порой даже десятилетние дети помогали родителям то на бахче, то на фермах, ухаживая за колхозным скотом, за речкой - в питомнике, в поле - на сенокосилках. А вечерами каждый из них принимался за уборку домашнего подворья. Не удивительно, что любой сельский подросток 50-х-60-х с детства приобщался к домашнему хозяйству, владел основами плотницкого или столярного дела, умел мастерить, готовить, шить и вышивать. Они росли вместе, бегая друг к другу в гости, иногда ссорясь, но уже через два–три часа мирясь. Все вместе, детвора с одной улицы вечерами устраивала игру в «казаков–разбойников» или «войнушку». В свободное время вместе ходили на Тобол – любимое место отдыха детворы и подростков. Летом можно было позагорать на песчаных берегах и накупаться вдоволь в теплой водице. Перебравшись вброд через мелководную речку, лазили по старому заброшенному казахскому кладбищу или собирали огромные букеты полевых цветов около небольших озер на другом берегу реки. В заснеженные зимы здесь устраивали коллективные соревнования на лыжах. А весной их любимым опасным занятием оставалось прыгание по огромным глыбам в пору начала ледохода.

Взрослея, они вместе переживали первые сердечные увлечения и душевные чувства, делились секретами, а в школе составляли свой особый сплоченный коллектив единомышленников. Преданность старших переходила следующему поколению и отражалась на младших. Колька хорошо знал старших друзей своих братьев и сестры и частенько интересовался их секретами или успехами. В каждом классе из года в год учились казахские и украинские, русские и немецкие дети. С детства их объединяли неписаные законы дружбы и взаимовыручки, заботы и уважения.

…В начале марта 1961 года на базе колхозов «Заря коммунизма» имени Т. Г. Шевченко, «Победа» и «Тобольской ремонтно-механической станции» создается совхоз «Новоильиновский». Первым его директором становится Пётр Анимович Кудинов – молодой специалист, приглашенный из города. В 1962 году в семилетку отправилось последнее, самое младшее поколение семей Горбылевых и Давыдовых, Германовых и Куликовых, Шписовых и Квинтовых. Первой учительницей Николая стала красавица Зинаида Ивановна Кудинова, молодая жена нового председателя совхоза. В первом классе Колька вновь встретился с полной Женькой Петренко. Вначале первоклассники над ней смехались и старались ущипнуть её, тогда Колька защищал девочку-инвалида от назойливых одноклассников. Со временем все привыкли к Жене, а Николай просидел с нею за одной партой три учебных года. Женька была слабенькой ученицей, а смышленому мальчишке учеба давалась легко, поэтому он постоянно помогал ей на уроках или давал списывать контрольные работы и диктанты, за что девчонка ежедневно его «подкармливала», угощая под партой то шоколадкой, то конфеткой, а то и свежей мягкой выпечкой.

Однажды третьеклассник Колька принес домой половину пирога, которым угостила его Женя, и вручил матери. Она взяла мягкий сдобный кусок в руки, задумалась на секунду и по её щекам потекли слезы.

- Наконец, и Петренковы поняли истинную цену хлеба, - как-то задумчиво произнесла она и потрепала сына по голове. – Кто мог подумать, что судьба вот так повернется, и хлеб Артема Анисимовича все-таки появится в нашем доме. Сколько надо было пережить, перетерпеть и вынести, чтобы Господь вразумил неприступного Артема Петренко таким образом выразить благодарность за наш с твоим папой труд на чужбине, которая теперь стала нам новой Родиной. Вот она истинная цена хлеба насущного…