( из дилогии «Жизнь – что простокваша»)

Антонина Шнайдер-Стремякова

В субботние и воскресные дни народ в садах копошился, как в муравейнике, с той только разницей, что в муравейнике тихо. Напоминая пёструю демонстрацию, направлялись во вторую половину воскресного дня к электричке; были счастливы, когда удавалось в неё втиснуться. Вёдра, рюкзаки, сумки, тележки затаскивались подчас по головам, и, когда в переполненном вагоне удавалось примостить своё ноющее и совсем уж как-то по-животному уставшее тело, человек в сладкой истоме блаженно закрывал глаза, радуясь, что час-полтора – столько уходило на дорогу – может находиться в покое.

Каждый выгадывал место, чтобы к моменту прихода электрички оказаться у двери вагона. Первых заталкивала напиравшая сзади толпа. В числе таких «счастливчиков» оказалась однажды и я. Радость, что удастся, возможно, занять свободное место, подогрелась, когда ещё из тамбура услышала:

- Адольфовна, иди сюда!

- Адольфовна?.. – застряла от удивления в дверях толстушка. – Эт чо ишшо за Адольфовна?.. Откеда?..

Не реагируя, я радостно упала на сиденье рядом с Григорьичем, севшем ранее на одной из остановок. Когда-то он работал инженером в Куете, а сейчас, как и большинство пенсионеров, купил сад, завёл в нём пасеку, и весь был поглощён этим «хобби». Толпа вталкивала толстушку в вагон. От ненавистного имени, выплывшего из небытия после полувекового забвения, она, похоже, лишилась сил и поэтому вновь застряла, но на этот раз уже в тамбуре при входе в вагон. Её туманные глаза вцепились в мои, как бы желая удостовериться, что обращались ко мне.

- Чо встала? Проходь! – проталкивала её напиравшая толпа.

- Да тут «Адольфовну»... посадили! – недовольно крикнула она, забыв и про усталость, и про то, что надо бы занять место, не замечая, что её беспощадно толкали.

- И чо?.. Да уйди ты отседа! – требовательный голос всё же несколько осадил её враждебность.

- Вы чо?.. Откуда таки «Адольфы?.. Ты, чо ль, Адольфовна? – клещеватым взглядом впилась она.

- Я...

- Немка, чо ль?

- Немка...

- Михайловна! – крикнули ей. – Ты ж не выстоишь!.. Иди – мы на тебя место заняли!

- Да тут, понимашь, тако дело... Ты хто такая? – требовательно обратилась она ко мне.

Властный голос вынудил людей приглушить голоса, и в установившейся тишине я громко произнесла:

- Ты же слышала – Адольфовна.

- Адольф – это ж Гитлер! А ты хто?

- А я... его дочь! – вызывающе съязвила я, ожидая реакции.

После секундного оцепенения вагон расхохотался, а с меня схлынула внутренняя напряжённость. Люди с недоумением, любопытством и весёлым интересом приглядывались ко мне... На раздававшиеся реплики: «Молодец: не испугалась!» – «А чо? Може, и дочь?» – «Какая там дочь!.. Ты посмотри на неё!» – «Да не было у него детей!» – «Немка всё ж...» – «И что?» – я реагировала уже с улыбкой. Некоторые, узнавая во мне знакомую, успокаивали: «Не переживай, Адольфовна. Ну, дура дремучая попалась – что с неё возьмёшь?»

Толстушка, навострив к нам свои «локаторы», подсела на свободное место. Перемигиваясь, мы с Григорьичем громко радовались встрече, делясь новостями и какими-то садоводческими находками. Наш житейский разговор о бытовых делах снимал, я чувствовала, у толстушки напряжение и к моменту, когда мы подъехали к городу, она, повернувшись к своим, длинно выдохнула:

- Надо ж – нормальна женшшина, а Адольфовна!.. Послухать – дак наша и наша!.. Никада б не подумала, шо встренусь с живой Адольфовной. От жисть... выкинет же тако´!

Январь 2006