Антонина Шнайдер-Стремякова

(рассказ)

Надо ж такой подлянке случиться – обезножить в День рождения и впервые в жизни попасть в больницу. Да в Германии. Прожила Ирма в Томской области, и в больницах только работала – санитаркой и ещё кастеляншей.

Девяносто годочков – не шутка, но по дому всё сама ещё делала. И закупалась, и в церковь ходила, да ночью ногу скрутило, не только ходить – лежать невмоготу. С подколенной впадины боль к ступне спустилась – икру тянуло, будто зуб без наркоза тянули.

Утром докандыляла до поликлиники. Ортопед глянул и тут же «скорую» вызвал – тромб исключить. В комнату, где ждали пациенты, вошло два жердистых великана с креслом на колёсиках. Один двумя пальчиками его всё подталкивал – поигрывал…

- Кто из вас Ирма Шмидт? – обратился он к больным.

Паутина морщин на лице Ирмы напряглась. Опираясь на здоровую ногу, она испуганным зайчонком начала подниматься.

- Я-я…

- Сидите, сидите! В кресло сползти можете?

Эка невидаль – в кресло сползти! И, прежде незаметная, она сделалась предметом повышенного внимания и сочувствия.

- Счастливо! Желаем скорее поправиться! – напутствовали больные, и её, словно баловня, покатили к лифту.

Почести, почести-то какой удостоилась!.. У Ирмы поднялось настроение, острая боль отступила, а тупая после бессонной ночи голова обрела ясность. С третьего этажа спустили её безо всяких усилий. Выкатили к «скорой»; выдвинули, как из шкафа, каталку-носилки; один схватил за ноги, другой под мышки; ойкнуть не успела, как на всём белом оказалась. В ботинках!.. Да такая работа и женщинам по плечу. Вот бы в трудармии так – на лесоповале!..

Машина везла неслышно и ровно – остановилась у приёмного покоя, но «эту даму», Ирму то есть, здесь принять не могли – повезли к другому. Возмутило ж не это, а то, что на старости лет её в «дамы» зачислили – в Томских краях была она «гражданкой» и «женщиной».

И началось её подвально-катальное путешествие – всяким «налево-направо-прямо» Ирма счёт потеряла. Хорошо, конечно, но с температурой всё одно холодновато. Лежала на спине, а глаза, нацеленные в потолок, сравнивали...

Труб, толстых, средних и совсем узких, было здесь куда больше, чем в сибирских больницах. Они цинково блестели, красно радовались, оранжево щеголяли, а в Сибири всё больше плакали. Там на подвальных стенах, трубах и даже в воздухе висела хроническая сырость, и никаким дырочкам-окошечкам убрать её было не под силу. Цементный пол в подвалах год от года разбивался сапогами, лопатами и ломами. Камушки выносились в дни ленинских субботников – неизменными оставались горы окаменевшего цемента. На этих окаменелостях дворники и санитары, когда их посылали «ликвидировать течь», спасали от воды свои ноги.

Трубы латали обыкновенной клеёнкой и рубероидом, сверху верёвками и бинтами притягивали, позже изолентой и даже скотчем. По тем подвальным колдобинам не то что на каталке, там и ходить-то небезопасно, а тут – сухо, светло и, как в ухоженной комнате, чисто.

Остановились у лифта – подняться в нужное отделение.

- Стефа-ан! Погоди-и! – раздался вдруг крик.

Подбежал санитар и тяжело задышал:

- Больную велено доставить к 62-му стационару.

- Это не её заболевание.

- Ничего не знаю, сказали вернуть.

- Идиоты! Они что – сразу не могли договориться? Ничего себе, через весь больничный комплекс опять! – нехотя развернулся он.

Ирме сделали УЗИ. Тромба, как она и думала, не оказалось – ещё раз убедилась, что «медики ничего не понимают», ей бы «их знания – на глаз диагностировала бы!..» Времени на больного нигде нет, а в Германии – особенно. Ходила к ортопеду – знает. Начала было жаловаться, что да как, он сразу прервал её и, ну, ассистенту лекарство надиктовывать. И что? Пила. Не помогает. Да, мало врачей, кто выслушивать умеет. Врач – это ж, как учёный высшей пробы: столько открытий сделать можно, сколько перед тобой больных.

Ирма с самого начала была уверена, что у неё воспаление, только чего – костей, нервов, хрящей, мышц, – оставалось загадкой. Не хотят искать причину, им легче тромб найти! Вот «техническое оснащение», как говаривал когда-то главврач в Сибири, или «сервис», как в Германии говорят, – у них на уровне. Всё на роликах: кресла, каталки, кровати. Никакого напряга – не то, что в России, глаза на лоб!

В Германии работа санитара или дворника – это ж одно удовольствие! Листья в парках не граблями сгребают – листьедувом! Кучи в доли секунды надувают. Или санитары опять же. Катай да катай. Разве ж то работа? Оно, конечно, носильщику лафа, да и больному кайф, – жалела, однако, что в её бытность такого, бывало, бугая на носилки взгромоздят, что его потом хоть краном стаскивай-перетаскивай.

Да-а, сервис у них, что надо. Соседку в прошлом году прооперировали – до сих пор вспоминает. В назначенный час, ну, прямо тютелька в тютельку, сестра с белыми, как у невест, чулками, явилась. Раздела пациентку, натянула рубашку, велела лечь на кровать. Как не подчиниться? Легла. Сестра одеяло подоткнула, сверху ещё одно накинула. Не успела Ирма подумать: «Под одеялом, что ль, оперировать будут?», как кровать вместе с нею выкатили из палаты. И начали её по коридорам да лифтам катать-увеселять. У голубой стены затормозили, кнопку нажали – ей улыбаются.

А стена вдруг – р-раз! – и начала опускаться. Сравнялась с кроватью – санитар с той стороны, сестра с этой – р-раз! – в доли секунды перетянули её вместе с простынкой на мягкую каталку. Весело и никакого напряга! Из круглой железки горячее-прегорячее одеяло достали, укрыли и дальше покатили – никакого тебе коридорно-подвального холода. Остановили каталку, улыбнулись, дали чего-то, и она отключилась. Проснулась в палате и на своей уже кровати. Слушала Ирма тогда с улыбочкой – думала, соседка специально разрисовывает. А, выходило, и вправду у них всё отлажено: каталки, кресла, ролаторы...

А вот лечат плохо. Два года боль в плече убрать не могут – так и живёт с нею, притерпевшейся... Ночами просыпается, а укрыться, как следует, не может.

Ирму, как и соседку, долго катали по коридорам, лифтам, этажам и подвальному царству. Остановились в палате. Как увидела, ахнула.

- Что случилось? – встрепенулась медсестра.

Да ничо не случилось: палата персональная – с телевизором, наушниками, ванной комнатой! В ванной – душ, туалет, мойка, зеркала прямо и «в анфас», полотенца, салфетки, мыло, полочки разные, и всё блестит! За новую русскую, видать, приняли – «оснащение» показать захотели...

На роликах не только кровать, а ещё столик квадратный и тумбочка. И открывается-закрывается она, с какой хочешь стороны. Из неё доска выдвигается – кушать в кровати. Ну, прямо, как в кино. Два мягких кресла, свет по выбору – над кроватью, столом, у двери. Хочь – дневной, хочь – ночной. Включай, какой и где хочешь.

Без стука в палату даже врачи не входят. Еду несут – и то со стуком. По утрам меню согласовывают. Минеральные воды-соки – за дверью на столике. Да хоть упивайся – сколько угодно и чего угодно!

А угодно было одного: лечения, а его-то как раз и не было. В первый день прописали втирание и жгутование – так и этого не сделали. Во второй – с утра граммулечку намазали – двумя пальчиками растёрли, вечером полграммулечки намазали – разрисовали, как на пыльной полировке. Не забывали одно – микстуру выставлять.

На третьи сутки Ирма всё своё недовольство врачу выквохтала: не втирали, не жгутовали, в другое отделение хочет. Ничего, мол, кроме воспаления, у неё нет, а какое, в секрете держат. Озадаченный врач заинтересованно и внимательно слушал, а потом полюбопытствовал:

- А вы, простите, по профессии кем раньше работали?

- По профессии? Больничный я человек – санитарка!

Расхохотался так, как давно, видать, не хохотал.

- И много в России таких «больничных человеков»?

- Много-немного – не знаю, а я была хорошим.

Минут через пять после ухода врача с мазью и жгутами прискакала-таки сестра. Выдавила целых полтюбика и начала растирать – управиться никак не могла. Пришлось помогать. А потом сам доктор ещё раз кровь брал – воспаление проверить.

Больничный сервис Ирмы закончился на седьмые сутки. При выписке узнала, что лежала в кожном отделении. Выходило, перехватили её в том подвальном царстве – пациентов мало, а жить-то всем хочется!.. Ну, подумаешь, не выявили причину болезни, зато прочувствовала сладость персональной палаты, персональных минерало-соко-чае-кофепитий, стуков в двери, роликов…

А что до причины, так на шалости земные уж немного осталось: вскроют – продиагностируют – дознАются...

Январь 2008