Cолнце, уменьшенное до яблока (30.10.2016)

(о поэтическом творчестве Роберта Вебера)

 

Елена Зейферт,

доктор филологических наук

 

Российско-немецкий поэт Роберт Вебер (1938–2009) писал на немецком языке и русскому читателю был известен в переводах других авторов. Но, как выяснилось, в последние годы жизни Роберт Вениаминович подготовил рукопись книги «В точке пересечения» / «Im Schnittpunkt», в которую вошли как его немецкие стихотворения, так и их русские авторские варианты (это именно варианты, а не просто переводы). Причём русские тексты Вебер поставил впереди немецких, подчёркивая значимость, приоритетность русского языка в рукописи.

Эту книгу поэт создаёт, живя в Германии: в немецком окружении парадоксальным образом его поэтическая русская речь оживает, выступает на передний план сознания. В рукописи много доказательств тому, что Вебер не ставил перед собой цели дать точный перевод своих изначально созданных на немецком стихо­творений. Наоборот – он демонстрирует суверенность русских и немецких текстов. Это заметно уже по названию первого из двух составляющих книгу циклов «Звучит над миром вечный звёздный хор…» / «Schon spielt den allerletzten Sternentraum des Voll­monds zartes Waldhorn hoch und flott…», повторяющему первые строчки стихотворений «Сельская увертюра» / «Dorfouvertüre». Немецкий вариант буквально переводится так: «Уже высоко и бойко играет нежная валторна самую последнюю звёздную мечту полной луны…» и, как видим, не соответствует русскому.

Более того, автор намеренно придаёт русскому тексту дополнительную «русскость», а немецкому – «немецкость». В немецком стихотворении героиню зовут Эмма («Heidelbeeren»), а в его русском варианте – Лиза («Черника»), причём в контексте игривости девушки и ситуации, происходящей в лесу, это имя перекли­кается с образом пушкинской «барышни-крестьянки» Лизы. В немецком произведении «Sternenträume» нет упоминания берёзы, а в его русской версии «Звёздные мечты» берёза возникает дважды в разных контекстах: «Пятый сажает у школы берёзку…», «Порой человеку достаточно хлеба, телеэкрана и шума берёз». В русских стихах Вебер иногда использует русскую сказочную интонацию: «Жила-была женщина старая. Очень старая женщина. И была у неё чёрная корова». Или воссоздаёт узнаваемый русским ухом ритм: стихотворение «An Groβmutter A.A.P.», созданное 5-стопным ямбом, на русском языке звучит в такт есенинскому «Белая черёмуха / Под моим окном…», написанному певучим 3-стопным хореем:

С чем сравнить нам, бабушка,

всю твою судьбу?

Да хотя бы с радужной

яблоней в саду.

(«Бабушке А.А.П.»)

А порой поэт шалит с русской строкой, допуская в неё вольности: вместо «скрипичного оркестра кузнечиков в лесу» («Das Streichorchester der Grashüpfer im Wald») в стихотворении «Земля» появляется «лосей любовный стон».

Образной системой и формой, стилизацией и игрой с читателем поэт утверждает: у меня два читательских адреса, русский и немецкий. Русские и немецкие стихи у Вебера соседствуют друг с другом, но не копируют друг друга. Ткань книги, с одной стороны, создана нитями разных языков, с другой, внутри рукописи словно живут две книги – одна на русском, другая на немецком языках.

***

Роберт Вебер родился в Павловском Посаде под Москвой. Раннее детство его прошло в Сибири, отрочество – во Владимирской области, студенчество – в Москве. Учился в 1-м медицинском институте, в Московском институте иностранных языков. Работал учителем, литературным сотрудником. В 1970–1980-е гг. Р. Вебер был председателем комиссии по советской немецкой литературе при Союзе писателей СССР, корреспондентом газеты «Neues Leben» (Москва).

Автор книг «Verheißung» («Обещание»), 1972 (вариант этой книги на русском языке в переводе Евгения Витковского вышел в свет в 1980 г.), «Fragen an das Leben. Miniaturen und Skizzen» («Вопросы к жизни. Миниатюры и очерки»), 1980, «Reise in die Erinnerung» («Путешествие в воспоминание»), 1983, «Wer lenkt die Welt? Gedichte und Erzählungen» («Кто правит миром? Стихи и рассказы»), 1986, «Russlanddeutsche Fabel» («Российско-немецкая басня»), 1993, и др.

Интересно сравнить немецкую и русскую книги – «Verheißung» и «Обещание». В немецком варианте – 61 стихотворение, в русском – 57. Некоторых произведений из русской книги нет в немецкой («Караганда» и др.), а отдельных из немецкой – в русской («Das Mädchen und die Statue» («Девушка и статуя») и др.). Однако основной состав текстов в книгах совпадает, сохранены и значимые композиционные элементы.

В 2000 г. поэт уехал на историческую родину в Германию, где его творческая активность по разным причинам значительно уменьшилась. Парадокс судьбы Роберта Вебера – после обретения российско-немецкой литературой свободы печати, прежде активный участник литературного процесса, автор многих книг, в 1990–2000 гг. он крайне редко публиковался. Трагически ушёл из жизни в 2009 г.

Поэт собирает свою последнюю книгу из ранее опубликованных и ещё не известных читателю стихотворений. Узнаваемы стихотворения из книги «Обещание» – «Домик из песка», «Жанне», «Обещание», «Лебеди», а также из других книг. Показательно, что произведение «Schwäne» / «Лебеди» замыкает три сборника – «Обещание», «Verheißung» и «В точке пересечения» / «Im Schnittpunkt», по сути, становясь лебединой песней автора.

Стихам Вебера свойственна лёгкая пафосность, идущая от восторга перед миром. К сожалению, порой, будучи обращённой к советским ценностям, она кажется излишней. По времени опоздали, к примеру, такие поэтические фразы, как «Я сын Земли», «Природа-мать под крыльями во мгле…» и др. Неактуально и изображение места поэта в обществе как человека, занимающегося только своей, стихотворной деятельностью, например, в обобщённом сопоставлении с людьми другого рода деятельности («Астрономы и поэты»). Ушли в невозвратное прошлое описания ситуаций типа:

Мы утром идём на работу –

в движеньях – размах.

В гуде эфира

бодрящие марши и вальсы.

Пчелиную радость труда

ощущаем в руках,

медово-густую энергию

в кончиках пальцев.

(«Провода»)

Но большинство стихотворений Роберта Вебера интересны современному читателю.

Творчество Вебера – мир верлибра, оригинальных, авторских метафор.

Отдельные стихотворения представляют собой развёрнутые метафоры, как, к примеру, «О судьбе моего народа» / «Vom Schicksal meines Volkes». «Сухие семена / выжатого лимона / в тёплом песке / на берегу утренней Волги…» / «Die trockenen Samen / einer ausgequetschten Zitrone / im heißen Sand / am morgendlichen Wolgaufer …» … Лирический герой бережно собирает сухие семена лимона и отправляет их вниз по реке – навстречу недоверчивому Солнцу.

Нередко метафора создаётся по типу овеществления отвлечённых понятий:

…всё падает на землю:

серые секунды дождевых капель,

оранжевые минуты берёзовых листьев,

алые часы поздних яблок.

…всё поднимается к небу:

синие секунды испаряющихся снежинок,

зелёные минуты берёзовых почек,

белые часы яблоневых лепестков.

(«Направление к земле и небу»)

«Человеку достаточно кусочка неба, а человечеству нужна вселенная» («Звёздные мечты»). В своём мировидении Р. Вебер сохраняет восторг первоклассника, осознавшего, что мы «живём на круглом свете» («Дети и космос»). Его излюбленный субъектный ракурс – с позиции человека, находящегося возле земли, как у глобуса. Характерен и обзорный, панорамный взгляд сверху, когда аэродромы воспринимаются как «ладони больших городов». Мотивы полёта, высоты, тяги к небу, превращения рук в крылья сочетаются с другим субъектным ракурсом – взглядом человека, живущего на земле, вверх.

Землянин,

почему ты всё внимательнее

смотришь в небо?

(«Гнёзда»)

Взрослые любят

поднимать детей к небу:

«Дотронься до твоей звезды!

Тогда тебя ждёт счастье!»

Быстро становятся дети взрослыми –

они вырастают высокими

уже потому, что

так часто смотрят в небо…

(«Дети и космос»)

Направлением мечты в книге становится вертикаль, приземлённости – горизонталь («В точке пере­сечения»).

Художественный мир книги, начинающейся со стихотворения «Земля» / «Erde», – это даже не земной шар, а Вселенная, Вселенные. Человек здесь в первую очередь – землянин. Предмет изображения в поэзии Вебера – Солнце, Луна, Земля, звёзды, другие природные объекты.

Перед глазами мелькают

голубые реки, моря, океаны,

зелёные луга и леса,

оранжевые пустыни,

белые вечные льды,

серые степи,

коричневые горы,

красные железные дороги и границы,

фиолетовые кружочки городов и точки сёл,

синие имена человеческих поселений …

(«Дети и космос»)

Солнце и Луна в художественном мире Роберта Вебера уменьшаются до точки («Многоточие» / «Auslassungspunkte») или до зрачка («Гнёзда»). Солнце может быть размером с яблоко («Плоды, стволы, корни» / «Früchte, Stämme, Wurzeln»), а Луна – с зерно («Всё полно ожиданием» / «Alles ist voller Erwartung»). Даже в своём полном масштабе Земля воспринимается лирическим героем полностью, целиком: «…Землю потомку смогу завещать целиком» («У глобуса»).

Вселенского масштаба достигает и тема любви, семьи: «И когда ты проснёшься,  / cвежая-свежая,  / как новорождённая,  /  мне вдруг снова покажется,  /  что это ты правишь миром…» («Кто правит миром?»).

Тема тепла у Вебера напрямую связана с рецептом творчества. Лирический герой «просеивает золотые песчинки времени», «самые ценные остаются на ладони». Он хочет подарить этот «маленький клад» людям («Как писать стихи»).

Старики

меня поучали в детстве:

«Храни,

никому не раздаривай сердце!

И набирайся ума!»

А я их всё трачу и трачу.

А я отдаю их всем –

Задарма.

И становлюсь богаче!

(«Ум и сердце»)

Поэт задаёт недоумённый вопрос: «Но как же можно раздаривать себя экономно?» («Щедрая радость»). Роберт Вебер даже предлагает поэтическую гипотезу возникновения человеческого тепла: раньше Земля была раскалённой, и её тепло сохранилось в ладонях жителей («Руки»/«Hände»). В этом контексте душевно тёплым становится обращение «земляне», «Mitmenschen» (это слово везде передаётся автором вшироком смысле как «сограждане»). Вебер предпочитает оптимистические финалы произведений. Даже если стихотворение называется «Невезение», оно всё равно заканчивается вполне оптимистично.

Несмотря на пристрастие к верлибру, Роберт Вебер – поэт «аполлонический». Он любитель продуманных композиций, построенных на повторах, единоначатиях, лексико-синтаксических отражениях частей текста друг в друге. Тройственность элементов отражается в композиции и даже заявлена в названиях стихотворений: «Плоды, стволы, корни» («Früchte, Stämme, Wurzeln»), «Дома, деревья, книги» («Häuser, Bäume, Bücher»), «Земля, вода, воздух» («Land, Wasser, Luft»). Излюбленный свободный стих Вебера сближает его с современной германской стиховой традицией.

Осмелюсь предположить, что в сознании русского и немецкого читателей бытуют разные Роберты Веберы. Эта книга-билингва – с одной стороны, шаг к объединению образа Вебера в читательском сознании, с другой – ещё более стойкое разведение «немецкого и русского Веберов» по разным полюсам.

 

↑ 1255