Яков Иккес
(гл. «Лейтенант особого отдела»)
редакция:
Антонины Шнайдер-Стремяковой
1968- 69 годы. Суровая зима. Область потеряла треть поголовья скота. В песках катастрофа. Кончаются корма. В райкоме тревога. Всех руководителей районных сецслужб обязали выехать в пески и личным примером оказать помощь животноводам. А Вагнера, директора райсельхозтехники, обязали обеспечить исправность кормоизмельчителей и водоподъемной техники.
По заданию Первого секретаря райкома партии Медеулова Вагнер нашел начальника раймилиции Медетбекова в стрелковом тире ДОСААФ, где группа новичков из рядовых милиционеров тренировалась в стрельбе по мишеням.
- А-а-а-а, Яков! Заходи, подходи!
- Ты что - не думаешь ехать в пески к чабанам?
- А как же! Без нас такие мероприятия не обходятся. Пока существуют законы, будут и преступники.
- «Первый» ждет нас в райкоме. Будем сопровождать его. Ты своего водителя пошли ко мне на дом, пусть рюкзак привезет. Мы с тобою тоже стрельнем пару разочков.
- Ты когда-нибудь держал в руках эту штучку? - осторожно спросил Медетбеков.
- Попробуем.
- Э-э-э-й, Яков! Если не держал, то опасно.
-Заправь полную обойму и подай! - заявил Вагнер.
- Всем назад, за барьер! - закричал дежурный офицер милиции. Вагнер и Медетбеков заняли исходную позицию.
- Вот это да-а-а-а! - воскликнул Медетбеков, когда Вагнер разрядил обойму по двум мишеням. - Ни одна пуля за мишень! Ты где научился так здорово стрелять?
- Пошли, по дороге расскажу! - сказал Вагнер и увлек Медетбекова через дорогу в райком.
Мороз перехватывал дыхание. Низкое морозное солнце просвечивало сквозь прозрачную дымку облаков серебристыми кругами. Двор райкома, заваленный снегом, упавшим с крыши основного корпуса и гаражей, был безлюден. Только против гаража, прогревая на расчищенной площадке моторы, сиротливо стояло два газика.
- Один из них газик Рахмамбердиева, председателя райпотребсоюза, другой Медеулова, - шепнул Медетбеков.- Веселей будет в пути! Яков, я только с тобой еду!
- На заднем сидении!
- Мне один черт. С тобою надежнее! Запчастей набрал на случай поломки?
- А ты пушку на всякий случай для меня прихватил?
- Да ты что, Яков! Без нее надежнее, я и свою оставил в сейфе. Эта штучка иногда и не заряженная стреляет. А у меня детишек целый детсад!
Договорить они не сумели. Со второго этажа райкома спускались Медеулов и Рахманбердиев, и человек пять-шесть аппарата райкома. Во двор въехал мой шофер с пожитками Медетбекова. Они молча пожали друг другу руки и исчезли в кузовах автомобилей. Рахманбердиев оставил свой Газик работникам райкома и со своим багажом пересел к Вагнеру.
- Яков, ты обещал рассказать о том, как и где ты научился так здорово стрелять? - обратился начальник раймилиции Медетбеков к Вагнеру, расстегивая свой рюкзак. - Посмотрим, чем наполнила его моя женушка?
- А ты откуда знаешь о его способностях? - живо поинтересовался Рахимбердиев, открывая протянутую бутылку коньяка.
- Да он сегодня в тире ошарашил всех милиционеров. Всю обойму из ТТ разрядил, и ни одна пуля не прошла мимо мишени. Так стреляют только те, кто прошел спецшколу разведчиков. Ты, Яков, случайно...
- Не надо мне приписывать какие-то тайны. Я немец и, сколько себя помню, находился под бдительным оком вашего брата КГБ. Так что я при любом желании не смог бы стать разведчиком или шпионом, я-то и оружия, кроме двустволки, в руках не держал. А вот стрелять из пистолета научился и, как ты видел, неплохо, - оправдывался Вагнер, подставляя под горлышко бутылки стакан.
Автомобиль подбрасывало, раскачивало так, что содержимое бутылки в стакан не попадало, обливало руку и спинку сидения.
- Щербан! А Щербан, можно потише? – обратились они к шоферу.
- Да пусть на секунду остановится. Хлебнем и дальше. Закусывать будем на ходу, - простонал Рахимбердиев. - При такой болтанке и в рот не попадешь....
- Так вот, братцы! - продолжил Вагнер, когда автомобиль остановился и вновь рванул с места. - Я же все послевоенные годы вплоть до 1952 года работал водителем легкового автомобиля. Возил директора МТС и часто был в распоряжении районного начальства. Особенно любил меня председатель райисполкома Досумбаев. А они в те времена были все вооружены и не бросали свои пистолеты дома, как ты, Медетбеков. И за выстрелянный патрон не отчитывались перед вышестоящим начальством. Тира тогда тоже не было. На тренировки выезжали в степь или находили стены старых мавзолеев. А пистолет директора МТС Тулекова был постоянно у меня в багажнике моего автомобиля. Я практически был их оруженосцем. Привезу их, бывало, на той или в городской ресторан, так они, чтобы в пьяном виде что-нибудь не натворить, сдавали оружие мне.
- И они тебе, репрессированному немцу, доверяли? – язвили друзья на заднем сидении.
- А кто немцам не доверял? Русские люди доверили немке Екатерине все свое государство. Почти у всех русских царей жены были немками. Железные дороги России разве не немецкие инженеры строили? Ученые-ракетостроители Сандер, Раушенбах, полярники Шмидт, Кренкель... А вы говорите – «доверяли»… Да это наш "горячо любимый" Иосиф Виссарионович сделал поголовно нас врагами!
- Может, еще раз на секунду остановимся? – попросил Медетбеков.
- Что - опять в рот не попадаешь? – пошутил Вагнер.
- Щербан! Ты что - не слышишь или не понимаешь, что хочет начальник милиции? Не забывай, что ГАИ в его распоряжении.....
- На-е-т! Щербан - хороший парень! - улыбнулся, довольный шуткой Рахимбердиева, Медетбеков.
В остановившемся автомобиле пахло алкоголем, луком и вареным мясом. Остаток в бутылке разлили на троих, выпили и успокоились. Щербан крутил руль, стараясь наверстать упущенное – догнать впереди идущие автомобили, а Вагнер, ухватившись за поручни, в полудремотном состоянии начал восстанавливать в памяти то, что он недосказал своим попутчикам.
Летом сорок пятого, сразу после окончании бойни под названием «война», директору МТС позвонил из райцентра начальник милиции Соколов и попросил прислать свою легковую за лейтенантом особого отдела, прибывшего с Урала по особо важному заданию НКВД.
Через час он на американском "Виллисе" стоял во дворе милиции в ожидании особиста, которых в те времена по области рыскало несметное количество. Как же он был удивлён, когда, попрощавшись с начальником милиции, к нему подсела молодая, лет двадцати двух, полная сил и энергии женщина.
- Мое имя Надя! - сказала она, укладывая на заднее сидение небольшой чемодан и легкую парадную офицерскую шинель. - А тебя?
- Яков.
- Яша, одну минутку! - воскликнула она, как старому знакомому, приятным мягким грудным голосом. - Вон дежурный уже несет рюкзак. А теперь в столовую, - приказным тоном сказала она при выезде со двора НКВД и выпрыгнула из "Виллиса." - Пошли, Яш, пообедаем вместе. Только чемоданчик спрячь понадежнее.
- Спасибо, товарищ лейтенант, я ведь только час назад обедал.
- Молодой человек... это неуважение к женщине!
- Спасибо, я здесь подожду вас....
- Ну тогда вот что, - сказала она, протянув деньги. - Я зайду в столовую, а ты сбегай в магазин и купи пару бутылок водки. Надеюсь, что в этом ты мне не откажешь?
Минут через 15 он подобрал ее у столовой с двумя упаковками, и они помчались по проселочной дороге в сторону Уюка. Рядом с ним - женщина из особого отдела, в пилотке с пятиконечной звездой, в военной гимнастерке, под которой просматривались пышные груди. Коротенькая юбочка цвета хаки не прикрывала голые колени и пухлые ножки, обутые в хромовые сапожки. Цвет лица и обнаженные части тела отдавали не тронутой солнцем белизной. Широко посаженные огромные голубые глаза, высоко поднятые брови, правильной формы нос и пухлые широкие губы придавали ее лицу довольно забавное выражение. Она шустро смотрела по сторонам и приходила в восторг от выгоревшего на солнце, лунного ландшафта под Аккулем.
- Сколько солнца-а-а и ни одной тучки на небе! - визжала она, снимая с себя гимнастерку и сапожки. - А мы там на Урале сидим в тайге и солнца не видим! Яша, а Яш? Поблизости нет озера или речушки? Вот бы позагорать!
- Вот рядом только вонючая речушка, Асса называется. В ней искупаешься, протухнешь на всю жизнь.....
- Остановись, посмотрим, что это за речушка! - завизжала она, увидев обрывистые пустынные берега Ассы на повороте за Аккулем.
Не успел "Виллис" остановиться, как она выпрыгнула и, босая, бросилась к обрыву. Теперь он видел ее во всей женской красе. Молодая, стройная, полные груди вырисовывались через натянутый на них лифчик из тонкого трикотажа и манили красотой. Узкая талия плавно переходила в стройные, округлые бедра и ягодицы. На нее нельзя было смотреть спокойно, ее нужно было трогать, пробовать на вкус!! «Но... кто она? И что привело ее в наши края из далекой уральской тайги»?
- Товарищ лейтенант, поехали, - испугался он тогда даже своим мыслям - Через час будем в Уюке, я обещаю вас свозить на Талас. Там вода чистая-чистая, сладкая - сладкая и берега с белым песком..
- Ну, тогда пообедаем здесь!
- Думаю, на полпути будет удобнее. Там на полпути есть небольшой родничок и зеленая травка. А, главное, подальше от этой вонючки!
- Тогда сними этот тент. Пусть солнце жарит! Хочу загореть!
Через минуту свернутый тент лежал за задним сидением, лобовое стекло пристегнуто к капоту у радиатора, а они, продуваемые со всех сторон встречным горячим ветром, палимые нещадным солнцем, мчались по увалам, оставляя за собой длинный след солончаковой пыли. Извилистая дорога, увлекая, стелется-вьется впереди, потом вдруг, точно играя с ними, исчезнет за поворотом, за очередной сопкой, то пропадет из глаз, то притаится и тут же появится вновь, как бы передразнивая, обнаружит себя, объявится серой узкой лентой на очередном перевале и исчезнет в синем мареве знойной дали.
Уже остались позади пустынные берега вонючей речки, развалины довоенных казахских аулов, развилка дорог Учарал - Уюк, а полунагая, охваченная азартом быстрой езды уральская особистка Надя все подгоняла его, деревенского парня: "Жми, Яша! жми.. и.. и... на всю железку!"
- Да ведь дорога вон какая.... Сильно не разгонишься! - косился он на порозовевшие на солнцепеке неприкрытые места ее гибкого тела. - А вон и родничок, о котором я говорил! Будем останавливаться, а?
- Еще спрашиваешь.. Конечно! Сворачивай....
- Товарищ летейнат, вам бы......
- Яша, прекрати называть мое звание и выкаться! - с обидой выпалила она, когда "Виллис" встал у родника - Дай мне хоть здесь отдохнуть от этой муры! Называй меня просто Надей!
- Ну, тогда вот что, товарищ Надя! Прошу одеться, а то мне страшно смотреть на тебя. На твое тело....
- Неужели я такая уродина, что тебе страшно смотреть? - обиделась она и сбросила с себя блузку, офицерскую юбочку, и демонстративно прошлась перед ним походкой балерины из балета «Лебединое озеро.» - А теперь как я смотрюсь?.
- Да ты меня не дослушала, не так поняла! - начал он извиняться, с изумлением посматривая на плавающую перед ним сказочную фею
- Я же, я же хотел как лучше! Нельзя тебе много на нашем южном солнце жариться! Особенно в первый раз. Это страшно! Обгоришь так, что и сметана не поможет!
Но Фея была неумолима. Она достала из рюкзака какую-то мазь и принялась натирать покрасневшие части тела. А он, натягивая на кузов автомобиля тент, исподтишка, как бы мельком, рассматривал то, что на милицейском языке называлось «офицером особого отдела».
Ему было простительно. Он в те времена еще не видел так близко обнаженную женщину, да ещё в таком красивом лифчике и модных плавках. Сам-то он был в семейных латанных - перелатанных трусах. И купались-то в эти трудные послевоенные годы врозь. Девчата голыми прыгали в воду у одной излучины Таласа, а они, ребята, в другом месте, за поворотом.
- Яша-а-а! Натри мне, пожалуйста, спинку этой мазью. Тебе ведь жалко будет, если я сильно обгорю?
Он обомлел. Под его грубыми мозолистыми руками на белом нежном, как шелк теле, появлялись и медленно исчезали налитые кровью полосы. От ее пылающего тела горели руки и стучало в висках, перехватывало дыхание, когда он, массируя ей спину, медленно приближался к узкой талии и ниже.
- Ой, как щекотно! - воскликнула она и с радостным смехом бросилась на казахское одеяльце в тени автомобиля. - Доставай свертки, пировать будем, Яш! Да сними ты эту майку и мазутные брюки! Цены не знаешь своему солнцу!
- Да-а-а неудобно как-то, - бормотал он, посматривая на ее голубые в крапинку плавки, - Я ведь в семейных трусах...
- Ничего страшного.. Я в этих лагерях не то повидала! Раздевайся и прихвати сюда бутылок, стакан если есть.
Стакана не оказалось. Нашелся бензоотстойник от полуторки, похожий на стакан, только с круглым дном.
- Вот и хорошо! Ставить не на что будет. Будем пить налитое до дна! - пошутила она и потребовала: - Наливай!
- Держи посуду!
Жидкость, медленно булькая, потекла из бутылки в протянутый Надей бензоотстойник. «Ух, какая красивая, пухлая, рука!» - успел подумать он и тут же услышал:
- А-а-а-а! Ты что краёв не видишь, что ли?
- Ой-и-и-и!. Извините, товарищ Надя!
- Опять! Ну, ладно... Так… Знаешь, за что я хочу выпить?
- Говори!
- За то, что я хоть на несколько дней вырвалась на свободу, на простор, к простым людям, из этого пекла административно-командной системы лагерей НКВД! - торжественно произнесла она и разом опрокинула содержимое в рот. - А. теперь ты скажи!
- Не знаю даже что сказать.....
- Говори, не бойся! Я же перед тобой не в погонах! Перед тобой видавшая виды молодая женщина. Вот и говори ей комплименты!
- Тогда за тебя, Надя! За такую красивую! – и алкоголь обжег пищевод.
- Яша-а-а! Никогда, ни от одного мужчины я не слышала подобного! И он вмиг оказался в ее объятиях. Губы ее были, как колодец в пустыне, из которого хотелось пить и пить...
Автомобиль вдруг тряхнуло так, что Вагнер еле удержался на сидении. Он открыл глаза и уцепился двумя руками за поручень на панели. Впереди все так же светились, подпрыгивая, красные фонари Медеуловского газика, все так же крупными хлопьями падал снег.
- Ну, что же ты, Щербан, натворил? - упрекнул он извинявшегося водителя. - Та-а-акие приятные воспоминания прервал. Э-э-э-эх!
- Я же не хотел, яма под снегом оказалась.
- Ничего Щербан, не то бывает!
- В салоне было тепло. Мерно гудел мотор, визжала понижающая передача раздатки, от неровностей и ухабов колеи укачивало, как в люльке. Вагнер закрыл глаза и расслабился. Мысли, как в калейдоскопе, перескакивали с одной жизненной картинки на другую. Постой, постой! На чем же оборвал Щербан приятное воспоминание той невинной юности? Ах, да! Мы, кажется, ту бутылку с Надей допили, - вспоминал он. - Потом Надя рассказала ему, что она вовсе не из особого отдела, а просто военный врач одного из лагерей трудармий, каких на Урале сотни. Что приехала она в этот район за матерью одного из трудармейцев, за которого собиралась замуж. Что живет эта мать где-то за Уюком одна-одинешенька в каком то казахском ауле, где он оставил ее еще в сорок втором. А чтобы без задержки доставить на Урал это "подозрительное лицо", ей начальник лагеря сфабриковал надлежащие документы и командировал на «особое» задание!
Кажется, они были сильно пьяны... Он рассказал ей о своих мытарствах в той же трудармии, только не на Урале, а в Коскудуке. Что чуть живой домой вернулся, благодаря помощи такого же врача, только казашки.
- У-у-у-х, гады! Сколько хороших ребят загубили там, в этих лагерях смерти. Как мухи падали ребята от голода и непосильной работы! - возмущалась она, ругая непонятно кого.
Кажется, они были сильно пьяны - она не так, а он уж точно. Голова кружилась непонятно от чего.
- Яша! Сходи к роднику и все валяющиеся там бутылки поставь в один ряд, будем стрелять! - загорелась она вдруг.
- А из чего?
- Иди ставь! Найдем из чего!
Когда он вернулся, Надя уже стояла у раскрытого чемоданчика и держала в руках пистолет. Он от удивления язык проглотил!
- На, держи! Будешь первым стрелять. Держал эту штучку когда-нибудь в руках?
- Не только держал, но и стрелял!
- Ну, тогда покажи, на что ты способен.
Тщательно целясь, он выпалил всю обойму и попал только в одну бутылку и то, наверное, случайно.
- Эх ты, стрелок! Вот как надо стрелять!
Перезарядив, она, почти не целясь, перещелкала все бутылки и широко улыбнулась:
- Поехали, потом научу!
Американский "Виллис", чудо техники тех времен, завелся с первой попытки. Через минуту они уже мчались на красный перевал, оставляя за собой шлейф красноватой пыли. Через открытое ветровое окно врывались встречные потоки воздуха, омывая их полуголые тела и отрезвляя головы.
-.А как фамилия той женщины, за которой ты приехала?- спохватился он вдруг. - И в каком ауле она живет?
- Фамилия ее Мозер, а звать Лиза, по-немецки Лиспет.
- Не слыхал про такую. Среди наших Потаповских что-то такой не помню.
- Он рассказал мне, что оставил ее в январе 42 го где-то за Уюком. Велел в Уюке расспросить у немцев. Помогут. Ты ведь тоже будешь помогать?
- Конечно! В доску разобьемся, но найдем! У директора попросим разрешение и на этой тачке за один день облетаем все аулы!
- Ой, как мне повезло, что встретила такого хорошего парня, как ты, Яш! - она осчастливила его таким сияющим взглядом, что ему стало дурно.
- Ну что, на Талас или прямо в Уюк?
- Конечно, на речку! Ты же сам обещал чистую воду... Песок!
За очередным увалом они по тропе свернули направо и минут через десять валялись на белом песке, купались и бесились в чистой, как слеза, Таласской воде. То были счастливые минуты его нелегкой юности.
(продолжение следует)