Н. Третьякова
В Сибири под надзором НКВД моя молодая душа была «зажата в тиски», я была словно раненая птица, которая рвалась в небо, но не могла взлететь. Когда мы с родителями вернулись в Волгоград, я не жалела ни сил, ни времени, без устали работая с молодёжью в профтехучилищах №7 и № 18 для того, чтобы вокруг стало светлее, лучше и справедливее. Я думала тогда: вот для того я и пришла в этот мир.
Работая далее в течение 17–ти лет в молодёжном общежитии керамического завода, вновь думала, что, может быть, поэтому я и вижу этот белый свет, чтобы своим участием делать теплее и радостнее временное пристанище молодых, где для некоторых жильцов время ожидания своей квартиры растягивалось на десятилетия. Для них я вместе с воспитателями и активом общежития проводила конкурсы «А ну-ка, девушки», смотры-конкурсы на звание «Лучшего по профессии», диспуты, составляя сценарии и придумывая какие-нибудь сюрпризы для всех участников.
Однако прошедшие 12 лет перевернули многое в моём сознании. Впервые в жизни, уже в возрасте 50-ти лет, я держала в руках Библию – эту святую книгу. Узнала, что на долю Евангелическо-Лютеранской кирхи выпало немалое испытание - на Пасху 1936 года было последнее Богослужение в нашей Сарептской кирхе с пастором Рушем, а сам он был репрессирован и затем расстрелян.
С 1990-го года здание кирхи использовалось как кинотеатр, а в дальнейшем - как складское помещение. Лишь в 1995 году начались реставрационные работы в кирхе и уже, ко всеобщей радости прихожан, 15 июля 1996 года было проведено первое Богослужение и освящение кирхи после долгих лет забвения. Неоценимую помощь в просветительской деятельности и духовном обновлении нас, сарептян, и лично меня оказали пасторы из Германии. День конфирмации стал для меня незабываемым, ведь я стала членом общины, членами которой были и мои близкие родственники, в том числе, и родители. На второй день после открытия кирхи пастор Сюзанна Вайхенхан крестила моего внука Славика Антонова, а в июне 2001 года пастор Ларс Хааке конфирмировал дочь Светлану.
У меня проснулся интерес к прошлому Сарепты; хотелось больше узнать о своих корнях. Из проповеди пастора Сюзанны Вайхенхан из Берлина я узнала о священнике и докторе богословия Мартине Лютере, запомнила интересную проповедь пастора Карла Лангерфельда из города Ниски, когда он принёс с собой на службу несколько обыкновенных кирпичей и сумел через Слово Божие показать нам, в чём сила Святой веры. Очень светлой и познавательной была проповедь пробста Дитриха Хальмана из Котбуса о Курте Ройбере - пасторе, враче, художнике, который в Рождественскую ночь 1942 года на обратной стороне русской топографической карты нарисовал «Сталинградскую мадонну». Эта картина заставит задуматься не одно поколение. Подобные проповеди помогают постичь самоё себя, придают силу духа и вселяют надежду на будущее. Эти несколько слов, написанных на картине: «Свет, жизнь, любовь», имеют большое значение в нашей жизни.
Всегда, сколько я себя помню, во мне звучит музыка – то грустная, то радостная, то торжественная. Она замолкает лишь, когда передо мной появляется чернеющая бездна смерти дорогих мне людей. Приходит время, и мы задумываемся о важном вопросе: «Вечна ли жизнь, или что происходит после смерти?».
Несколько лет я с мужем жила на Урале. Там я родила мёртвого нашего первенца. Была холодная зима; окна в палатах роддома были замёрзшие, и я не видела через стёкла своего мужа, оставалась сама с собой. Врачи, как нарочно, перекладывали меня из одной палаты в другую, где счастливые мамочки кормили своих деток. Десять нескончаемых дней были для меня мучительной пыткой. Отвернувшись к стене, я лежала и плакала. Муж передал мне записку, что Серёжу схоронили на кладбище города Первоуральска. Тогда я не умела молиться, не имела Библии, да и Евангелическо-Лютеранской церкви в России тоже не было. Я не знала тогда, что Иисус Христос так может облегчить душу своим утешительным Словом. Я страдала, думая, что у меня никогда больше не будет детей. Вернувшись домой в Волгоград, я села на крылечко нашего маленького старого дома на улице Причальной и горько заплакала. Подошла мама, обняла меня и сказала: «Господи, помоги ей!». От этих слов я почувствовала себя защищённой.
Прошло много лет, уже давно нет нашего домика с крылечком, на котором я опять почувствовала мамину любовь и тепло. А 11-го декабря 2003 года в 1945 на 98-м году жизни перестало биться сердце моей мамы Мейдер Амалии Яковлевны, старейшего члена нашей общины. До глубокой старости мама интересовалась всем, чем жила община, как идут дела у её четверых детей с их семьями, 10-тью внуками и 8-ю правнуками.
Я слышала, что перед смертью человек вспоминает всю свою жизнь в подробностях, в которой нет мелочей. И свои последние дни мама тоже вспоминала всех, ушедших в мир иной, всю свою жизнь и как холодным мартовским днём 1959 года провожали в последний путь моего 58-летнего отца Андрея Андреевича. Из трудармии он вернулся совсем больным и наши усилия помочь ему оказались тщетными.
О своём пребывании в трудармии в нечеловеческих условиях отец никогда не рассказывал детям, оберегая нас от последствий. Я помню, как на кладбище мама вместе с родственниками читала “Vater unser”, но отпевания тогда тоже не было. На долгие годы от этого скорбного дня у меня осталась в душе боль, а в памяти – слова молитвы да холодный, пронизывающий ветер.
Я знаю, что наша жизнь быстротечна, и что мы – гости в этом мире, и каждый из нас за это отпущенное Богом время должен выполнить свою миссию на Земле. Для моей матери Амалии самое главное предначертание – быть Матерью! Наша дорогая мама с честью и Божьей помощью выполнила свою миссию. И теперь, когда Господь призвал её в Вечную жизнь, я сверяю с ней свои поступки.
В день похорон 12–го декабря собрались наши родственники, члены общины, соседи. Пробст Дитрих Хальман провёл отпевание. В его молитвах мы слышали не только утешение, но и веру в Вечную жизнь. Эти Божьи слова были направлены к маме и к нам, её родным, скорбящим. Такое трогательное мгновение не забыть никогда.
Господи, благодарю тебя, что можно в наши дни облегчить душу Словом Божьим и провести церковный обряд похорон вместе с пастором и прихожанами, как и положено христианам.
Горели поминальные свечи, в последний раз ей несли и несли цветы, церковный хор запел духовную песню: Ich bin ein Gast auf Erden Und hab hier keinen Stand. Der Himmel soll mir werden, Das ist mein Vaterland
Cлёзы катились из глаз, но это были слёзы утешения в страдании.
2004 год.