Л. Майер

«Сколько лет стоит на земле Желанное, столько и живут в нем поколения Закопайло, Болдырей, Мизюновых, Ключко, Бондарей, Колесниковых и многих других семей...» - так начала селькор О.Ф. Коноплева свою заметку «Родословная». Эти поколения – наследники первопроходцев, ставших основателями села более ста лет назад.

Но за долгий этот век выросло в Желанном и не одно поколение семей с другими фамилиями – Шнайдер, Шлегель, Миллер, Вайцель, Веймер, Майер, Эрлих, Нацаренус и многих-многих других. Не с того, конечно, дня, с которого стоит Желанное, живут или жили большинство из них в селе, но многие тоже со вполне конкретной исторической даты...

28 августа 1941 года в СССР был издан Указ «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья», и в соответствии с ним в сентябре проведена тотальная депортация немцев из Автономной Республики Поволжья в Сибирь, Казахстан и Среднюю Азию.

Омская область на 1октября 1941 года приняла болеее 83 тысяч депортированных немцев. В Одесском районе они были определены во все села. Привезли их и в Желанное – мужчин, женщин, стариков, детей, в числе которых были и родившиеся в теплушке по дороге в Сибирь, которым и было-то несколько дней от роду... Люди были измучены долгой, тяжелой дорогой, истерзаны как физическими, так и душевными страданиями, ведь почти в мгновение ока они лишены были всего: своего имущества, своего дома, своей земли, своей родины... Вместе со всей своей семьей была депортирована и моя дорогая, любимая бабушка Сузанна Горфридовна Майер. Но никогда-никогда не рассказывала нам бабушка ни об этой дороге, ни о трудармии, которую она тоже прошла. Мы долго думали, что молчала она из-за страха за нас, своих внуков. А теперь, когда возможно стало узнать правду о том страшном, зловещем для немцев времени, поняли и другое: не только говорить, даже вспоминать те унижения, издевательства, бесчеловечность по отношению к безвинным людям было невозможно, было просто выше ее сил...

Да ведь и не только ее... Молчали все. Вспоминать было и очень больно, и ни к чему. Нужно было жить...

Депортированные немцы оказались на совершенно чужой стороне, в чужих селах, где никто их не ждал, да и никто, пожалуй, не обрадовался их появлению. Скорее, наверное, наоборот: ведь нужно было потесниться и в без того тесных жилищах, чтобы выделить угол незваным пришельцам, нужно было поделиться и без того скудными запасами продовольствия - много ли чего горемычные после такой дороги с собой привезли? Но, как говорится в русских пословицах, в тесноте, да не в обиде, а мир не без добрых людей. Нашлись такие добрые люди и в Желанном. Как могли, помогали они депортированным немцам. Выделяли им углы в своих домишках, помогали строить землянушки, делились картошкой и куском хлеба...

Но немцев снова ждала беда. Их, кое-как, еще толком не обустроившихся на новых местах, с начала 1942 года стали забирать в трудармию, или, по-другому, в рабочие колонны. В них были мобилизованы мужчины в возрасте от 15 до 55 лет и женщины от 16 до 45 лет, у которых дети старше 3 лет. Опять дороги, тяготы, страдания, бесконечные муки, как физические, так и душевные... В трудармию вместе с моей бабушкой ушли ее муж и сын. Бабушка вернулась одна, и до конца жизни так ничего и не узнала об их судьбах..

Трудармейцы работали на лесозаготовках, на строительстве железных дорог и промышленных предприятий. Это был тяжелый, изнурительный труд. А обращались с ними, как с преступниками... Как было выжить в это страшное время? Об этом и моё стихотворение:

Где родился – там и пригодился,

Родина на свете лишь одна.

Но – не сам собой распорядился,

Но – попал в крутые стремена

Не один народ в годину злую:

Как песок по свету размело

Полстраны, и правду – никакую –

Даже эхо к ним не донесло...

Немцы замерзали в Казахстане,

Умирали в тундре и тайге,

Грезили ж приволжскими садами

Даже в самой гибельной пурге.

Грели не бараки и солома,

Не тряпье, где дырка на дыре,

Согревало слово. Слово «дома».

«Дома» - и светлело на душе.

Как мечталось им о возвращенье!

Верили: вот кончится война...

Кончилась. «Навеки поселенье!» -

«Щедрой» оказалась к ним страна.

Только, сколь в Сибири ни прожили,

В сердце – лишь родная сторона.

«Дома» - лишь о Волге говорили,

Родина на свете лишь одна...

Более одной трети немцев погибло за время войны. Большинство – в трудармии, от голода, холода, непосильного, изнурительного труда... Выжившие вернулись. Правда, не на родину, в Поволжье, а в места депортации. Моя бабушка вернулась в Сибирь, в Желанное, к своей семье, к детям. Началась мирная жизнь депортированных немцев, о которой писатель А. И. Солженицын написал так: «Как когда-то в щедроносные екатерининские наделы, так теперь вросли они в бесплодные суровые сталинские, отдались новой ссыльной земле как своей, окончательной. Сосланные в 41-году наголе, но рачительные и неутомимые, они не упали духом, а принялись и здесь так же методично и разумно трудиться. Где на земле такая пустыня, которую немцы не могли бы превратить в цветущий край? Не зря говорили в прежней России: немец, что верба, куда ни ткни, тут и принялась...» Разве не правда? Сколько немецких семей щедро и пышно «принялось» в Желанном, украшая его красивыми домами и усадьбами, обогащая своим добросовестным трудом на производстве, одаривая не одним поколением новых юных сельчан? Да и разве только в Желанном? А в других селах, районах, областях?

А еще, когда я читаю эти строки Солженицына, не могу с любовью и восхищением не думать о моих дорогих родителях – маме, Марии Андреевне, и отце Богдане Федоровиче Майере. Кто и когда научил маму, сироту, выросшую в детском доме, и папу, мальчишку, который в десять лет остался без отца, так неутомимо, разумно, рачительно трудиться? Папа умел делать все. Родители построили для своей семьи дом, в котором все сделали своими руками – от фундамента до столика и шести маленьких табуреток для своих малышей... И во всем им помогала и поддерживала их наша бабушка. Вместе они неутомимо создавали уют и красоту и в доме, и на усадьбе, и всегда нам хватало тепла и радости. В этом доме прошло наше счастливое безоблачное детство, его мы до конца жизни будем беречь в памяти как любимый отчий дом...

Моя бабушка прожила с нами в этом доме много-много лет, но до конца жизни она говорила «дома» не о Желанном, а о Поволжье... И подруги, которые к ней приходили, в разговоре тоже часто вспоминали свою жизнь «дома», на Волге.

Тогда мы как-то и не особенно об этом задумывались. Теперь же сами постоянно говорим «дома», когда вспоминаем Желанное. Хотя мы его никогда и не забываем. Да и возможно ли его забыть? Ведь родина на свете - лишь одна...

Август 2014