Антонина Шнайдер-Стремякова

1988 год. Алтай. Пятиэтажка. В двухкомнатной хрущёвке на 36 квадратных метрах со смежными комнатами жила семья Эвальда и Берты с детьми – 10-летним сыном и 6-летней дочерью. Им завидовали: о такой жилплощади мечтали многие.

В продолговатой и узкой прихожей могли разойтись, не задевая друг друга, два неполных человека. Кухня – 4 кв. метра, но за детским столиком помещались... Спальня – 10 квадратных метра. У одной стены – односпальная железная кровать сына, у другой – такая же кровать дочери. Письменный столик, за которым дети занимались, был втиснут у окна между смежной с залом стеной и кроватью сына.

Как обставить зал, чтобы он – 18кв. м. – выглядел большим, просторным и уютным, хозяева продумали тщательно. Диван-кровать у несущей стены служил ночью спальным местом супругов и мягким сиденьем днём. В узком промежутке между стеной и диваном поместился складной стол, что играл роль своеобразной тумбочки. У смежной стены со спальней стоял сервант без посуды – её прикупят позже. Гордостью интерьера были четыре книжные чешские полочки под стеклом, что висели на смежной с кухней стене. Туалет с ванной без горячей воды были совмещены...

- Подумаешь – без горячей воды... Не проблема! Воду и нагреть можно, главное – туалет при нас! – радовались молодые. – Беда, что холодную воду отключают.

Отопление зависело от пьяницы-кочегара. Чуть тёплые зимой батарейки становились тогда ледяными. Молодые, однако, не тужили – запаслись обогревателями. И хотя электроэнергии наматывало на одну зарплату, они любили и этот посёлок городского типа, и «свой дом». Благо, был он в нескольких шагах от детсада, березника и школы, так что дети на переменах по нескольку раз в день бегали туда-сюда: то тетрадь забудут, то дневник, то перекусить чего-нибудь... И, так как всё было под боком, забот с детьми поубавилось.

С зарплатой медсестры в 85 рэ и инженера в 110 рэ, понятно, не разбежишься. Деньги, однако, – дело второстепенное. Главное – лишь бы не было войны. Одни и с миллионом в месяц плачутся; другим и ста рублей хватает. А чтобы хватало, Эвальд с Бертой раскопали недалеко от дома две с половиной сотки брошенной земли, огородили её тыном из полыни и прочей высокой травы, так что картошка, морковь, свёкла, огурцы, помидоры были свои. В последние годы высадили по-над забором ещё и малину с чёрной смородиной, развели викторию. Теперь и на овощи не тратились, и ягодами лакомились – короче, наслаждались био-продуктами. Смекалистые и трудолюбивые выживают в России в любых условиях.

Эвальд к тому же выкопал в березнике погреб, накрыл его небольшой сарайкой из старых досок, что валялись во всём посёлке то тут то там. Чтобы внутрь сарайки зимой не намело снега, Эвальд обтянул её рубероидом. Магазином теперь служил погреб, из которого зимой раз в две недели приносили картошку, варенье и консервированные овощи и ягоды.

Меж собой и соседями жили дружно и весело. Приходили гости. Пели, травили анекдоты – словом, веселились и хвалили меню Берты. В свободное от работы время она убиралась, варила, стирала и занималась заготовками на зиму. У Эвальда были свои обязанности: обслуживал огород, загружал погреб овощами и тяжёлыми банками с заготовками.

Урожай в том году выдался, как никогда, и Берта много чего наконсервировала. Строй банок на подоконнике с помидорами, лечо, хреновиной и свежей чёрной смородиной ждали Эвальда с работы, но он пришёл усталый, и Берта деловито решила:

- Отнесу банки в погреб. Где ключи от сарайки?

- Там налепили столько новых, что запутаешься.

- Не запутаюсь. Где ключи?

- В кармане плаща. Ориентир – дверь из свежих обрезных досок. Их за бутылку водки нарезали мне на пилораме. Дверь я сколотил, а обтянуть её рубероидом ещё не успел.

Берта загрузила в авоськи банки и вышла.

Темнело. Меж сараек, притаптывая под ногами пушистый, недавно выпавший снежок, она ходила долго. На фоне тёмных рубероидных сараек обнаружить светлую точку из свежих обрезных досок Берта никак не могла. Подумала, было, что надо спешить, как с тыльной стороны низкой сарайки, где, вроде бы, в стороне от других стояла их сарайка, мелькнула часть светлой доски.

Обойдя сарайки, Берта обнаружила, что кто-то прилепил к стене высокой сарайки свою – низкую. Дверь низкой, прилепленной сарайки оказалась, как ни странно, тоже светлой, сбитой из обрезных, шероховатых и волокнистых досок. «Значит, дверей из новых досок несколько, – догадалась она. – Помоги, Господи, найти свою»

Темнело очень быстро, но она продолжала плутать-выискивать и вдруг – о счастье! –светлая дверь из новых, шероховатых и волокнистых досок!.. Сарайка красовалась в стороне – как она и помнила. С радостным сердцебиением, что всё-таки нашла, открыла купленный ею амбарный замок, откинула тяжёлую крышку погреба и поставила банки на досточки люка перед спуском в погреб. Прикрыла люк крышкой, закрыла дверь, повесила замок и уже в сумерках ушла домой.

Её встречали Эвальд с детьми.

- Берта, мы тебя потеряли. Ну, как? – улыбнулся он.

- Как видишь, нашла – руки-то пустые.

- А я уж встречать хотел. Там трудно сориентироваться: все сарайки, как клоны, друг на дружку похожи.

- Спускать вниз не стала, поставила внутрь люка на досточки и закрыла крышку. В другой раз пойдёшь – спустишь всё вниз.

В другой раз, когда Эвальд отнёс очередную партию банок, Берта поинтересовалась, спустил ли он банки, что стояли на досточках внутри люка.

- Там никаких банок не было.

- Как это «не было»? – загорелась она. – А куда ж они подевались?

- Не знаю. Я было решил, что ты их спустила.

- Ты что, Эвик, – смеёшься? Ключи от погреба только в твоей связке, а она постоянно с тобой.

- Не подумал. А куда ж тогда подевались банки?

- Ошибиться с сарайкой я, ну, никак не могла. И дверь из свежих обрезных досок, и амбарный замок, и ключи – всё подошло.

- Странно...

Молодые были расстроены – пропал и труд, и продукты. Лечо и хреновина были приготовлены по новому рецепту.

Весной следующего года, на праздник 1 Мая, они в очередной раз созывали гостей – родных и знакомых. Песни и голоса двадцати человек вырывались через открытые окна. Прохожие останавливались, поднимали головы – случалось, подпевали. К вечеру зашёл разговор о фильме «Ирония судьбы или с лёгким паром», и все сошлись на том, что придумка, мол, режиссёра удачная. Дома все одинаковы. Школы одинаковы. Живём одинаково. Одеваемся одинаково. Даже думаем, бывает, одинаково.

- Братцы! – крикнул подвыпивший сосед. – Послухайтэ, шо расскажу.

- С тобою мы после потолкуем, – хлопнул его по плечу Эвальд.

- Нi-i! Надо, шоб усi зналы, шо случилося з намы.

- С кем это «з намы?» – насторожилась Берта.

- Зо мною и моей Варкою.

- Да пусть расскажет! – разрешил кто-то.

На Варьку напал вдруг приступ смеха.

- Хай... Хай расскажэ. Страсти мiж нами вже улэглысь, – махнула она рукой, продолжая смеяться.

- Так от, братцы, пiшов я осенью у сарайку за картохой. Открываю крышку погреба, а на досточках люка баночки, – и Берта с Эвальдом многозначительно переглянулись. – Чо эт, думаю, Варка iх ны спустыла. Спустыв, а баночку с лечо, шо мэни приглянулась, домой притащыв с картохою. Варка як глянула на баночку и зайшлась. С кулакамы до мэнэ – откель?.. Бл...ёшка, мол, тэбэ прыворажуе? Нажарыв я картохи, банку вiткрыв, и, братцы, опупел – в жисть такэ лечо ны iв. Jiм, нахваливаю, и Варка ны утырпела – выхватыла баночку, попробовала и бiльш ны отдала. Так ту баночку тiм вэчэром и опорожныла. А пОтiм мы ругацця началы. Я її лаю – то, мол, Кiт твiй тобi пiдкынув. А вона мэнэ скалкой отоварюе за бывшу мою «бл...ёшку». И длывся той концерт чуть ны мiсяць. Насобачылысь и успокоилысь. Таперя вспомынаемо, смыемося и гадаемо, хто нам ту вкусноту пiдсунув. И як той ангел, шо хотив нас малость побогаче сделать, в нашу сарайку зайшов – ума ны прыложу.

- А теперь, дорогие, скажите, как вам понравилась ещё и хреновина, и томаты, и смородина в сахаре? – спросила Берта.

Установилась тишина, и соседи с открытыми ртами во все глаза уставились на Берту.

- А ещё сосе-ед, называется!.. Дру-уг, можно сказать, – с ноткой осуждения произнёс Эвальд. – Обо всём рассказывал, а об этом промолчал. Выходит, утаил, сворова-ал... Ох, и сукин же ты сын...

- Так то булы вашы заготовкы? Берта, а як вы к нам у сарайку попалы?! – отрезвел сосед.

- Як... як.. КЛЮЧОМ! Так же, как в квартиру учительницы из Ленинграда попал врач из Москвы. И дверь – из тех же ворованных досок, и замок, и ключи – всё подошло. К сожалению, – иронично улыбнулась Берта.

- Надо ж, братцы! – развёл руками сосед. – Выходэ, Боженька хотiв нас сблызыть.

- Уж не знаю, что хотел Боженька, но вы съели наши заготовки. Чем будете расплачиваться? – усмехнулся Эвальд в сторону соседа.

- В долгу ны останымось, Эвик, – отозвался сосед, и, перебивая друг друга, все начали вспоминать случаи совпадений из собственной жизни.

- А всё нужда. Её ирония... – вздохнул кто-то.

До развала страны оставалось два года.

январь 2022