И. Шёнфельд

Итак, Крымская область была передана из состава РСФСР в состав УССР 19 февраля 1954 года по личной инициативе главы КПСС Н.С. Хрущева к 300-летию Переяславской Рады и в знак вечной дружбы русского и украинского народов (пик её расцвета мы наблюдаем сегодня). Это было решено 25 января 1954 года на заседании Президиума ЦК КПСС и затем оформлено сначала указом Президиума ВС РСФСР от 5 февраля 1954 года, затем указом Президиума ВС УССР от 13 февраля и, наконец, указом президиума Верховного Совета СССР от 19 февраля того же года. Всё так. За одним «но»: вся эта цепочка указов была незаконна, так как:

1) Президиум ЦК КПСС не имел права передавать территории одной республики другой;

2) Конституция РСФСР 1937 года не называет в числе полномочий Президиума Верховного Совета РСФСР право решать вопросы территориальной целостности РСФСР;

3) вообще никакие органы государственной власти РСФСР не были наделены правом изменять территорию РСФСР или давать согласие на ее изменение. Единственным способом получения согласия РСФСР на изменение ее территории был бы референдум. И пункт «г» статьи 33 Конституции Российской Федерации наделял Президиум Верховного Совета РФ правом проводить всенародный опрос (референдум). В 1954 году этого сделано не было: референдум, учитывающий мнение жителей Крыма при передаче также не проводился. Таким образом, акты 1954 года о передаче Крымской области из состава РСФСР в состав УССР не имеют юридической силы. Здесь необходимо особо подчеркнуть ещё один принципиально важный факт: уже упомянутые выше постановления Верховного Совета России от 21 мая 1992 по Крыму, и от 9 июля 1993 г. – по Севастополю, после расстрела осенью 1993 года высшего законодательного органа РФ и последовавшего роспуска Верховного Совета Ельциным, никем отменены не были, поэтому постановления эти продолжают иметь юридическую силу.

С учётом вышесказанного следует все заявления о незаконности перехода Крыма в юриспруденцию Российской Федерации в марте 2014 года игнорировать и больше материалов по этой теме к рассмотрению не принимать, как не принимаются больше патентными бюро всего мира проекты вечного двигателя.

Тот факт, что Запад из этой бессмысленной и низкокалорийной, популистской, антироссийской и антикрымской трухи изготовил для себя мазохистский инструмент экономических санкций против России и Крыма – это уже проблемы выживающего из ума Запада, но никак не России и не Крыма. Мазохизм западной Европы при этом подходит к одной опасной черте, о которой нужно предупредить особо. А именно, коварный риф скрывается в том месте западной антироссийской какофонии, где дружно вопящий фальшивыми голосами хор евролиберастов скандирует по вопросу возвращения Крыма в Россию: «АННЕКСИЯ!», «АННЕКСИЯ!». Тут надо бы чуть поосторожней на поворотах, господа сэры, герры и месье. Это уже, как бы, спички с динамитом в одной упаковке. Детям и сумасшедшим играть в такие игрушки недопустимо. Разъясняю суть этой глобальной опасности: дело в том, что понятие «аннексия» имеет очень серьёзное наполнение с точки зрения международного права. Против государства, осуществившего «аннексию», международное сообщество на основании положений ООН имеет право на военное вмешательство. Таким образом, называя Россию агрессором, совершившим аннексию другого государства или части его, Запад потенциально угрожает России войной, во всяком случае декларирует международную юридическую законность такой войны. Учитывая доктрину превентивного ядерного удара, успешно высиживаемую американскими ястребами-пентагоннерами, и учитывая, с другой стороны, тот факт, что российские пусковые установки тоже не сосновыми досками заряжены, можно себе представить, каким громким эхом могут отозваться звуки «аннексия» и «агрессор», неосторожно запускаемые в сторону России.

В этом последнем, становящимся всё более вероятным трагическом акте человеческой истории особенно прискорбно и обидно для меня, временного резидента западной Европы, вот что:

- По России с территории Европы жахнет американец, а русский ядерный ответ получим мы с вами, любимые геноссе немцы. Отдельные американские города при этом, возможно, останутся стоять, наши же – ноль шансов;

- Я-то лично с какого бока на этой вашей безумной евро-американской «стрелке» против России, господа евролиберасты? Почему я лично, мои дети и внуки должны превращаться в ядерный пепел только потому, что продажные лидеры Европы на своих «пятиминутках ненависти» вопят «аннексия!», «агрессор!», «санкции!». Я этого не ору, я честный и справедливый человек, умеющий видеть мир без звёздно-полосатой линзы, умеющий думать и делать заключения собственной головой. И таких вокруг меня много – подавляющее большинство населения европейских стран. Отсюда следует моё предложение Европарламенту (претендую на авторство): если страшный час «икс» всё-таки обрушится на нас, то все европейские вожди по заранее составленному списку Европарламента должны распределиться между американскими базами на территории Европы (их тут столько, что на всех спятивших еврофюреров хватит). Ведь они – главные герои всех наших европейских драм и трагедий, а высший признак героя – его способность вызывать огонь на себя. На себя лично, я имею в виду..

Если всех вышеприведенных доказательств, хронологически представленных документов и фактов и однозначных логических выводов из них недостаточно для убеждения отдельных лиц, испытывающих проблемы со здравым смыслом, приведу для таких индивидуумов ещё один, последний аргумент, обращённый не столько к уму, сколько к более тонким инстанциям: душе и совести. Аргумент в форме следующих вопросов:

Захотели бы сегодняшние граждане Крыма терпеть шаркающего по «Ласточкину гнезду», почёсывающего зад и позёвывающего мистера Джонсона? Или суетливо шамкающую яблочный штрудель в парадном зале Воронцовского дворца «мути» Меркель? Или распугивающего своим видом миролюбивых дельфинов возле Никитского ботанического сада чёрного голубя мира Обаму?

И ещё: могли бы павшие герои Крыма потерпеть грязные, залепленные кровью башмаки новоявленных евробандеровцев на гранитных плитах своих могил? Потерпели бы развевающиеся над Крымом и Севастополем флаги орков из лютующего, западенского Мордора:

- генерал-фельмаршал Суворов Александр Васильевич?

- генерал-фельдмаршал, князь Потёмкин Григорий Александрович?

- князь Долгорукий-Крымский Василий Михайлович?

- генерал-фельдмаршал, князь Воронцов Михаил Семёнович?

- князь Щербатов Алексей Петрович?

- граф Румянцев Пётр Александрович?

- граф Орлов Алексей Григорьевич, флотоводец?

- адмирал Ушаков Фёдор Фёдорович?

- адмирал Нахимов Павел Степанович?

- адмирал Лазарев Михаил Петрович?

- адмирал Корнилов Владимир Алексеевич?

- адмирал Сенявин Дмитрий Николаевич?

- адмирал Спиридов Григорий Андреевич?

- адмирал Колчак Александр Васильевич?

- генерал Тотлебен Эдуард Иванович?

- генерал Баумгартен Александр Карлович, герой Крымской войны?

- генерал Врангель Пётр Николаевич, главнокомандующий Русской армией?

- князь Голицын Лев Сергеевич?

- хирург Мильгаузен Фёдор Карлович – «доктор русской армии»?

- герой Севастопольской обороны, матрос Кошка Пётр Маркович?

- Герой Советского Союза Петрова Галина Константинова?

- Герой Советского Союза, пионер Володя Дубинин?

- величайший русский поэт Пушкин Александр Сергеевич?

- всемирно-известный русский писатель, автор «Севастопольских рассказов» Толстой Лев Николаевич?

- великий русский художник Айвазовский Иван Константинович?

- всемирно известный русский писатель Чехов Антон Павлович?

- великий русский писатель Паустовский Константин Георгиевич?

- великий романтик, писатель Грин Александр Степанович?

- прославленный русский поэт Волошин Максимилиан Александрович?

- академик Паллас Пётр Семёнович, географ, исследователь Крыма?

- историк-археолог Думберг Карл Евгеньевич, первый директор Керченского музея?

Этот список можно было бы продолжать почти до бесконечности, но сколько бы он не удлинялся, ответ на поставленный вначале вопрос оставался бы тем же самым: НЕТ!

Так почему же, несмотря на абсолютную очевидность «крымского вопроса», с такой пеной у рта до сих пор ярится по этому поводу «Амеро-Европа»?

Да, аппетитный кусок пролетел мимо рта, это понятно, об этом уже было сказано. Но, казалось бы, умная собака, когда такое случается, сразу теряет интерес к несостоявшемуся пирогу и озирается в поисках другого, более реального. Ан нет: истерика Запада продолжается. Почему? Потому, надо полагать, что у этого международного геокактуса корни залегают много глубже сиюминутных геополитических интересов.

В эпиграфе к моему роману «Макс Триллер. Точка беды» я написал:

«Если имперскую наглость, политическое высокомерие, дипломатическое коварство, бессовестную ложь, глобальную демагогию, беспринципность, хищную кровожадность в международных делах, пренебрежение к традициям и национальным интересам других народов, циничную убеждённость в планетарной вседозволенности и безнаказанности –

если всё это, возросшее на крайне скудной почве собственного исторического опыта, не сумевшего даже, ограничившись словом из трёх букв, породить нормальное, душевное, человеческое имя для собственной страны, считать за своеобразную культуру, то самой культурной страной на земном шаре являются, вне всякого сомнения, Соединённые Штаты Америки».

Всё это, по моему глубокому убеждению – имперская наглость, политическое высокомерие, демагогия и абсолютный цинизм в трактовке понятий свободы и демократии – как раз и являются теми корнями, которые питают агрессивное древо евроамериканского глобализма, роняющего свои смертельные плоды по всему миру – от Хиросимы до Триполи, от Югославии до Вьетнама, от Панамы до Афганистана и от Багдада до Севастополя. И обуздать этого зверя очень трудно. Ведь не урезонишь же крокодила проникновенными словами: «Как же тебе не стыдно, крокодил!» То есть сказать-то можно, но толку от этого не будет никакого. Потому что он – крокодил, понимающий в качестве аргумента лишь багор да петлю. Вот эти самые багор и петлю и надо держать наготове каждому, кто не желает угодить на завтрак к монстру. Не в качестве гостя, имеется в виду. Почему-то Украина этого не понимает, они как раз уверены, что находятся у сатаны в почётных гостях. Кстати, сказанное относится не только к исторически молоденькой и наивно-безответственной Украине, но и к прожжёной на всех кострах бабушке Европе, с той лишь разницей, что первая ещё не понимает своего места в Истории и всех последствий собственных действий, а вторая, похоже, – уже не понимает всего этого в силу возраста. Что ж, археологи когда-нибудь по ископаемым останкам прояснят истину, кто у кого сидел на завтраке, и кто оставался потом до самого ужина...

Что касается крымского вопроса, который, похоже, остаётся у глоболиберастов поводом для дальнейшего раскачивания мира и подталкивания его к новой и последней мировой войне, то лично для себя я хотел бы закрыть этот вопрос окончательно и бесповоротно в форме логического вывода-триады из всего продуманного и сказанного выше о Крымской весне:

1). Если западное сообщество признаёт неопровержимость аргументации о незаконности передачи Крыма Украине в 1954 году, то все дальнейшие споры о Крыме становятся абсурдными: Крым был и остаётся дальше под юрисдикцией России. В этом случае действия Крыма между 1991 и 2014 годами по возвращению в состав России, включая мартовский референдум, можно считать не более чем дополнительным подтверждением и утверждением воли крымского народа о принадлежности его к Российской Федерации.

2). Если Запад не признаёт за Крымом его юридической принадлежности к РФ после февраля 1954 года, то волеизъявление крымчан и севастопольцев от 16.03.2014 приобретает юридическую силу окончательного решения.

3). Если международное сообщество бильдербергских импероглобалистов не признаёт юридической аргументации России касательно Крыма ни по 1954, ни по марту 2014 года и продолжает пытаться загнать Россию в угол, обозначенный им как «Агрессор», то мне хотелось бы высказать западному воинству два личных, очень заинтересованных пожелания (советовать Западу мне не по чину, я это понимаю):

А). Прекратить опасные политические и милитаристские телодвижения вдоль границ с Россией.

Б). Глубоко втянуть сопли и сидеть очень тихо, вспоминая в секундном такте, что Россия – это не Северная Корея, и что у России имеются все средства доставки в любую точку земного шара, в том числе через космос, тех дополнительных аргументов, оспаривать которые будет уже поздно.

4.3. Слово в защиту Запада

Я уже успел оговориться где-то, что, будучи российским немцем, я в силу обстоятельств временно проживаю на том самом Западе, который доставляет всем честным людям планеты столько огорчений. Но я был бы неблагодарной свиньёй, если бы при всей яростной критике декларируемых европейскими трибунами со страниц газет и экранов телевизоров «демократических принципов» и «западных ценностей», не попытался бы вступиться за общество, которое зимой посыпает солью дорожки, по которым я хожу, чтобы я, не дай Бог, не упал и не повредил моих критически настроенных мозгов; за общество, которое круглый год следит за тем, чтобы я не забыл оплатить налог на телевизор, поддерживающий и лишь из года в год раздувающий протестное пламя в моём сердце и разуме. Это ли не проявления настоящей демократии? Дерьмо, конечно, эта демократия, как сказал Черчиль – особенно в том виде, в который её превратили сегодняшние «западные ценности», – но лучшего ведь всё равно ничего не придумано, сказал он...

Так вот, на пляже ли в Керчи, по уши ли в целебной грязи на озере Чокрак, на рынке ли в очереди за кефалью, в раскалённой ли маршрутке на пути к морю – везде я разъяснял обиженным западными санкциями крымчанам, что они не правы, что Запад на самом деле их великий, если не главный, благодетель.

– Вы радуетесь тому, что снова являетесь россиянами? – спрашивал я их.

– Радуемся! – отвечали они мне хором.

– Вы вернулись бы в состав России, если бы на Украине не случился государственный переворот?

– Нет, скорей всего не вернулись бы, - признавали они.

– А мог ли киевский путч произойти без помощи Запада?

– Нет, не мог, конечно. Ну-ка, печенье раздавали бесплатно и горилку наливали...

– Так благодаря кому пришла к вам свобода?

– Благодаря Путину.

– А Запад как же тогда?

– Сволочи!

– Момент-момент, начнем всё сначала: вы радуетесь тому, что...? – и так далее, по второму, третьему и пятому заходу, пока, наконец, замкнутый круг не давал трещину:

– Благодаря Путину и Западу.

Слава тебе, Господи, добрели до истины! Я мог гордиться собой: и зубные протезы остались целы, и Запад – мой спаситель-работодатель – представлен мною в максимально при данных обстоятельствах выгодном для крымской общественности свете. Ну, не дипломат ли я? Не миротворец ли я международных масштабов? Но почему же тогда не стою я сейчас на трибуне нобелевского комитета и не раздаю автографов принцам во фраках? Или не постукиваю хотя бы справедливыми своими пальцами по полированному столу в ответственном кабинете на Смоленской площади? Почему я вместо всего этого великолепия возможностей восседаю на окурках и прикопанных бродячими собаками «про чёрный день» объедках на диком пляже Керчи, и ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ПРИ ЭТОМ СЧАСТЛИВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ?

Правды на земле не существует, это правда, но необъяснимых парадоксов – сколько угодно...

V. ИЗ ВЕСНЫ В ОСЕНЬ

Обратный путь был тяжек. В буквальном смысле этого слова. Наши два чемодана, рюкзачок и три сумки трещали, скрипели и стонали по тем временам, когда они стояли или лежали под яркими прожекторами в торговом центре и все их поглаживали и похлопывали, но никто не издевался так брутально и бессовестно, как сейчас. Да, им приходилось туго, очень туго, и вопрос для них шёл о жизни и смерти: выдержат – увидят новые параллели и мередианы, не выдержат – на мусорку! Поэтому они трещали, но держались – небось, им тоже хотелось увидеть когда-нибудь Крым снова.

Что же они хранили в своих распёртых животах, а лучше сказать – в непомерных пузонах? Сплошные сокровища они содержали: ракушки для внуков, грязь Чокрака для друзей и крымские кагоры – для себя, чтобы присяга Крыму не ослабевала ни на один день, чтобы её хватило до новой встречи с Крымом.

Для патриотических шляп с именами «Чёрное море» и «Азовское море» места в багаже не оставалось, поэтому я одел на голову обе, одну на другую, чем делал себя, вне всяких сомнений, наиболее подозрительным из всех туристов, но тут уж ничего не поделаешь – о том, чтобы оставить шляпы в Керчи, не могло быть и речи: я собирался нагло прохаживаться в них по улицам немецких городов в порядке мести за европейские санкции против Крыма. Шляпы эти были моей политикой, это была моя народная дипломатия в действии. И она уже действовала: люди ухмылялись, глядя на меня, а один памперсный несмышлёныш даже произнёс: «Дедушка дурак», когда я проходил мимо него. Надо же – он уже умел считать до двух! Будь я в его возрасте и такой же умный, я спросил бы у него, почему это ему не смешно ходить в двух штанах поверх памперса. Но не буду же я связываться с ребёнком! Шляпы предназначались для крупных политических акций на европейском уровне, а не для дебатов с младенцем. Хотя коллективное умственное развитие современных европейцев, похоже, стремительно скатывается к интеллектуальному уровню этого ребёнка. Ну да посмотрим: шляпы покажут...

Так или иначе, в шляпах или без, чемоданы мои содержали такое количество «спиртосодержащих товаров» в виде крымских вин и «полезных зачерпаемых» в виде чокракской грязи, что, пересекай я сейчас государственную границу, например, с Польшей, то стоять бы мне уже лицом к стене с ногами врозь, сбивчиво отвечая на грозные вопросы со всех сторон: «На кого ты работаешь, пся крев?». Но, слава Богу, между Крымом и Таманским полуостровом больше нет границы, так что багаж наш, хотя и поплыл перед заходом на паром по конвеерной ленте в «чёрный ящик» рентгеновского сканера, но грязь прошла контроль беспрепятственно. А вот чемодан с вином вдруг остановился перед телевизором, заставив меня мгновенно взмокнуть до дробной капели с кончика носа. Реакция оператора оказалась, однако, сугубо положительной: он посмотрел на меня, одобрительно кивнул и поднял вверх большой палец – высоко оценил мой груз. Да здравствует Крым! Но мой счастливый смех чуть не закончился горькими слезами: чемоданы, будучи избыточно круглы, съезжая с конвеера, один за другим сделали кувырок и спрыгнули с полуметровой высоты на бетонный пол чуть раньше времени. Я замер в ужасе. Если бы разбились мои «Ай-Серезы», я бы умер на месте от горя. Если бы разбились пластиковые бутыли с грязью, от зловонного шока повалились бы все окружающие. Но обошлось. Чемоданы выдержали экстремальное испытание, бутылки – тоже, я – тоже. Все остались целы.

И вот мы снова на пароме, уносящем нас из Крымской весны в «континентальный» российский сентябрь. Подниматься на верхнюю палубу мы не стали – оставлять без присмотра драгоценные чемоданы и видеть уплывающие вдаль крымские берега было непосильно. Поэтому мы остались внизу, рядом с автомобилями. Скамья нам досталась на сей раз длинная и прочная. Она была наполовину уже занята белокурой женщиной с белокурой дочкой и белокурой собачкой на руках. Собачка дрожала, а маме с дочкой было весело: они вспоминали Севастополь и смешную историю, как собачка упала с набережной в воду. Мы пришлись им кстати: женщина стала рассказывать нам о чудесном Севастополе и о том, что мама (– «бабушка!» – уточнила девочка), уже переехала туда из Сыктывкара, и они тоже, скорей всего, переедут в ближайшем будущем, если муж там работу найдёт. Он сантехник, но продаёт беларусскую обувь – и то и другое пользуется в Севастополе большим спросом, поэтому...

У меня от этих «севастопольских рассказов» вскоре захлопнулись уши, и я отправился гулять по палубе. Неожиданно ярко-синий зайчик во втором ряду машин щекотнул мой взгляд, я пригляделся и опознал знакомый мне уже «Форд» с брянскими номерами. Это надо же, какое удивительное совпадение – туда и обратно в одинаковые дни! А ведь мы долго пробыли в Керчи – почти шесть недель, мало кто курортничает так продолжительно. Мне стало любопытно, в каком настроении возвращаются мои земляки – помнится, они въезжали в Крым не в лучшем расположении духа... Я подошёл поближе и разглядел, что машина пуста, но стёкла в ней опущены. Это было странно. Я оглянулся. И тут же заметил под металлической лестницей, ведущей на верхнюю палубу, человека, сидящего на бухте толстых канатов. Незнакомец кивнул мне, и я узнал его: это был мой стародубский земляк, муж красивой женщины.

– Вот, заметил вашу машину и удивился совпадению: и на обратном пути мы с вами на одном пароме оказались, – объяснил я хозяину „форда“ своё появление здесь.

Мужчина снова кивнул. Кажется, Крым ему многословия не прибавил. Да и бодрости тоже. Тем не менее, желая вежливо завершить эту случайную встречу, я спросил:

– И как вам отдохнулось в Крыму? Жена наверху, на палубе?

Мужчина не отвечал, будто то ли не понял вопроса, то ли решал, отвечать ли вообще. Я хотел было уже пожелать землякам счастливого пути и откланяться, когда мужчина всё-таки ответил деревянным каким-то тоном:

– Нет, жена осталась в Крыму.

Сбитый с толку этим ответом, я замялся на секунду, но попытался пошутить:

– Так сильно понравилось?

И снова земляк ответил не сразу, а как будто подумав сначала:

– Нет, она осталась навсегда.

Тут только до меня дошло, что я прикоснулся к какой-то семейной драме, меня совершенно не касающейся, стал поспешно извиняться и хотел уйти, но мужчина заговорил сам, поднимаясь с канатов и подходя ко мне поближе. Наверное, ему требовалось в этот миг поделиться с кем-нибудь своей болью:

– Похоронил в Новом Крыму. Сегодня двенадцатый день. Рак. Она знала, что считанные дни остаются... На одном морфии тянули... Хотела обязательно на родине умереть. Для неё Крым – как рай... Хочу, говорит, в раю лежать, море слышать... Могила возле виноградника. Вид – потрясающий... Успели с ней вместе грецкий орех посадить. Они долго растут... Вот так...

Сердце моё сжалось в комок. Я не знал что сказать. Потом пробормотал какие-то соболезнования, сморгнул невольно подступившие слёзы сочувствия перед таким страшным горем и спросил неуклюже:

– Как же Вы теперь?

Земляк мой тоскливо пожал плечами, потом сказал уже твёрдым голосом:

- Вернусь, продам дом – и назад, к ней. За деревцем ухаживать надо. Огородил пока...

– А работа?

– Я военный пенсионер. А подработку и в Крыму найду. Непьющие сторожа везде нужны.

Паром густо зарычал турбиной, тормозя винтами, и сверху повалил народ – садиться в машины. Земляк пожелал мне всего хорошего и, не оглядываясь, стал пробираться к своему „Форду“. Возможно, он уже позабыл обо мне. Я заторопился к своим чемоданам. С нашей скамейки я успел увидеть синий всплеск над съездом с парома, и „форд“ исчез. Скорей всего, я никогда больше не увижу его.

Мы вцепились в наши бочкообразные чемоданы и вслед за железными струями автомобилей, перетекающими через аппарель, потащили их на кавказские берега.

Автобус увозил нас в глубь сентября. Летели мимо просторные ковры загорелых до черноты подсолнечных полей с миллионами жёлтых чепчиков, дружно повёрнутых в сторону уходящего в осень солнца. Зелёные волны виноградников подкатывались к дороге и убегали вдаль стройными, организованными шеренгами. На бахчах, как на минных полях, копошились люди и стаскивали зелёные ядра к грунтовым дорогам, где они росли конусами и холмиками в ожидании грузовиков. И грузовики уже пылили куда ни кинь взгляд, до самого горизонта, как маленькие африканские смерчи, конкурируя густотой поднимаемой пыли с грейдерами и бульдозерами, скребущими и ворочающими землю, подготавливая скоростные подъезды к будущему крымскому мосту.

Всё было прекрасно вокруг – и сытые поля, и пронзительно чистое небо, и даже грязные грейдеры с голыми, потными водителями внутри, но на душе всё равно лежала тень печали. Оттого ли, что встреча с Крымом позади, а когда будет следующая – неизвестно: все ведь под Богом ходим, и никто не знает что будет завтра; то ли из-за синего «форда» и краткого, случайного прикосновения к ничем не измеримому горю безымянного земляка на пароме.

Вот ведь как: и рай земной не спасает от смерти – она вездесуща. Разве это справедливо? И особенно несправедлива смерть, когда уносит хороших людей, украшавших жизнь и нужных живым. Смерть несправедлива, да! Хотя... А что было бы справедливей? Жить вечно без новых поколений? Не обновляясь постоянно ни духом, ни разумом? Оставаясь в убеждении, что Земля плоская и будучи навеки приговорёнными лицезреть всё те же паскудные рожи на Олимпах? Тут от одного-единственного нобелевского лауреата мира после двух сроков – даже на расстоянии, наблюдая его на пиксельном экране, уже тошнит до рвоты. А каково представить, что он воцарился навеки? От одной только мысли все остальные сразу побегут коллективно топиться в ближайшем болоте. Так что с категорией Справедливости нужно обращаться поосторожней. Взять того же Митридата. Каково жилось бы людям на планете, если бы он со всеми своими алебардистами, рабами и домочадцами жил по сей день? Огнём и мечом просаживая свои представления о войне и мире, и о той же справедливости? Одно слово: кошмар! И ведь не надо забывать: эта публика друг друга старательно и достаточно эффективно кромсала, то есть убыль населения была налицо. Следовательно, эту убыль ради сохранения человечества на земле следовало бы восполнять новыми рождениями. Но кому конкретно? В каких количествах? С каким половым распределением? Спросите китайцев, насколько это сложно. Жить же вечно и размножаться при этом – это и вовсе абсурд: мы сегодня стояли бы друг у друга на головах до самого Плутона, и даже там начинались бы уже революции по поводу перенаселения и дефицита хамсы в океанах. И что – было бы такое положение дел более справедливым, чем те несправедливости, что мы видим вокруг себя, на которые ропщем? Нет, не было бы. Так что везде мы уткнёмся в тупик, если попытаемся отменить ту Справедливость, которая дана нам Природой от имени господа Бога и заменить её на свою собственную. Сконструировав Мироздание, Создатель остаётся пока ещё намного мудрей всех бильдербергских членов, взятых вместе и перемноженных друг на друга. Таким образом, смерть – это неотъемлемая оборотная часть неразрывного кольца жизни. Кольца, сделанного неразрывным лично Творцом с Его личным, авторским подходом к понятию Справедливости. Да, кольцо это неразрывно, но при одном лишь условии: что мы сами, людишки, объятые гордыней от собственного созидательно-разрушительного могущества, не разорвём это кольцо своими руками – нашими искусственно созданными цепными реакциями и смертельными лабораторными вирусами.

А что касается Смерти, то вывод моей мимолётной, автобусной философии получался таков: нужно спокойно признать справедливость смерти, не нами, людьми, созданной, как части всеобщей справедливости всего сущего. Скорбя сердцем об ушедших, необходимо признать справедливость смерти, как неизбежной составляющей круга жизни, через смерть возрождающейся снова и снова на земле, как каждую весну возрождаются листья и травы, умершие осенью. После такого вывода логически и фонетически напрашивается звук «Амэн!», но я воздержался и лишь тяжело вздохнул. Наталья, сидящая рядом, посмотрела на меня внимательно и вздохнула тоже. Но потом не утерпела и спросила всё же: «Ты чего вздыхаешь как конь?».

В сжатой форме я объяснил ей ход своих мыслей и завершил выводом:

– Философия незамысловатая, но верная. Не в распределении справедливости между жизнью и смертью нужно искать истину бытия, а добиваться этой справедливости только на той стороне жизни, которая нам подвластна. Но и тут ничего не нужно изобретать, всё уже сказано: не убий, не укради, не предай. Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит. Но имеющие глаза не видят, а имеющие уши не хотят слышать, и потому самодельные человеческие несправедливости на земле цветут махровым цветом и дерутся между собой топорами. При этом каждый считает собственную справедливость эксклюзивным товаром, а чужую справедливость – несправедливостью, подлежащей уничтожению ради воцарения только одной, его собственной справедливости. И не будь у природы единой, божественной Справедливости, уходящей корнями в основы всего сущего, давно бы уже человечество исчезло с планеты, сожранное саблезубыми тиграми, рыжими муравьями или плотоядными лютиками...

– Знаешь что... плотоядный ты лютик мой, – раздражённо сказала мне жена на это, – проверь-ка лучше билеты на поезд, не выронил ли ты их на пароме, когда спотыкался об чемоданы. А то будет тебе справедливость между жизнью и смертью... Хочешь холодной воды из термоса?

Что ж, вот вам и пример индивидуального представления о справедливости – далеко ходить не потребовалось...

Я проверил билеты, они оказались на месте, и я сделал из этого единичного факта общий и абсолютный философский вывод:

– Всё сущее справедливо!

За эту великую истину я получил глоток чистой, холодной и вкусной воды из крымских родников. И подумал: «Если Справедливость – это и есть та сказочная Синяя Птица философа Метерлинка, то именно она два года назад, в марте 2014 года опустилась на землю Крыма и принесла ей весну. И пусть она останется здесь навсегда – ведь она всё равно нигде и ничего лучшего не найдёт на планете, и нигде ей не скажут о том, как она прекрасна словами более нежными, чем словами русскими».

И ещё подумал я: если бы Синяя Птица поселилась в Крыму – например, в «Ласточкином гнезде» – навсегда, то для меня лично это означало бы одно: независимо от того, в какую осень или зиму, в какие горести и испытания будут нести меня самолёты, корабли, автобусы и годы, стоит мне вернуться в Крым – и я снова попаду в Весну. В Вечную Весну!

Брянск – Кобленц, январь 2017