М. Тильманн

Юбилей вождя

В начале сентября 1949-го года начался последний учебный год в техникуме. Седьмой семестр прошёл бы незаметно, если б не одно событие. Оно всколыхнуло не только техникум, где я учился, но и всю огромную страну. 21-го декабря исполнялось семьдесят лет со дня рождения «Великого Вождя» И. В. Сталина. Этот день следовало как-то по-особому отмечать. Все коллективы и организации готовили юбиляру подарки, которые потом оседали в «Музее Подарков И. В. Сталина». Среднеазиатские республики ткали, в основном вручную, огромные ковры с портретом И. В. Сталина-Генералиссимуса в центре. Такой ковёр занимал всю стену самой большой комнаты либо зала. На пол не положишь – опасно, ибо кто же решится наступать плебейскими ногами на портрет Великого Зодчего.

Оленеводы Севера посылали изделия из костей моржа со всякими северными сюжетами. В музей поступила масса курительных трубок с узорами и инкрустацией, а также масса портретов И. В. Сталина от организаций и частных лиц.

Какой же подарок мог приготовить Автодорожный техникум, который после объединения с другими техникумами стал называться Индустриальным. Новых лозунгов невозможно изобрести, так как их уже изобрели на всю оставшуюся жизнь. И тут районный Комитет Комсомола пришёл на помощь молодёжи города. Он принял очень «мудрое» решение: «Добиться стопроцентного вступления в комсомол всех юношей и девушек комсомольского возраста». Это и будет достойным подарком Сталину! Конечно, такое решение не подкреплялось никаким протоколом, мало ли что... Как сам Сталин на такой подарок отреагирует, никто над этим не задумывался, но предполагалось, что - положительно. И началась погоня за процентами... Неизвестно, как проходила эта «операция» на других предприятиях, но в Индустриальном техникуме она проводилась жестко. Комсорг группы сидел у меня за спиной и не давал слушать лекции. Он то и дело тыкал в спину карандашом, требуя подачи заявления. Я всячески отговаривался, ссылаясь на то, что меня не примут, так как стою на специальном учёте у коменданта, что меня не пустили на практику, не говоря уже о том, чтобы в комсомол...

Юбилей приближался, а я всё не подавал заявления. Тогда комсорг отделения, карьерист, что хотел продвинуться, написал заявление от моего имени и передал мне его со словами:

- Если сейчас же не подпишешь, вылетишь из техникума!

- Да, уж если однокурсник грозит,то на такую угрозу в «молчанку» не сыграешь, - подумал я. – Со Сталиным и со всем, что с ним связано, шутки плохи!

И я подписал: уж очень хотелось окончить техникум. Я ещё надеялся, что в райкоме, узнав, что мой отец «враг народа», заявление не примут. Однако там ни о чём не спросили, поскольку сами же и выдвинули идею стопроцентного охвата. Таким образом, я стал комсомольцем...

Каждый день по радио передавали, какие новые подарки получил

товарищ Сталин, только о «подарке» Индустриального техникума не сообщалось. Так и остался этот «Великий подвиг» не замеченным большинством жителей Великой страны. Жаль, конечно, что не сообщили... Какой бы плюс комсоргу был! О нём узнала бы страна и смотришь, его бы продвинули в райком, а может быть и выше - в Москву... Ну, а коль не сообщили, он остался на прежнем месте.

Диплом

Последний семестр учёбы в техникуме прошёл быстро. Преподаватели стали поговаривать о дипломном проектировании. Обычно студентам дорожного отделения для дипломного проектирования подбиралась учебная карта, на которой указывались начальные и конечные пункты проектируемой дороги. Далее дипломник сам проектировал дорогу по всем правилам дорожной науки. По такому методу студенту приходилось разрабатывать проект по исходным данным, созданным в голове студента.

Мне в этом отношении повезло. Темой моего дипломного проекта была «реконструкция улицы им. Льва Толстого». Она пролегала мимо техникума и находилась в безобразном состоянии. Я должен был в своем дипломном проекте предусмотреть всё для того, чтобы после реконструкции улица могла бы с гордостью носить имя великого писателя.

Сбор исходных данных и топографо-геодезические работы приходилось выполнять самому. Взяв в помощь несколько студентов младших курсов, а это им засчитывалось как практика, я начал работу, которая была утомительна, но очень интересна. Во время подготовки дипломного проекта я лучше усвоил работу с геодезическими инструментами, чем во время теоретической практики. На весь проект давали два месяца. Длина улицы составляла полтора километра. Все изыскательские работы были закончены за три недели. Затем началась работа по накладке проектных контуров, как в профиле, так и в плане. Из-за слабого зрения, очевидно сказались голодные военные и студенческие годы, работа с выполнением чертежей продвигалась медленно. Но вот, наконец, все трудности позади - осталось защитить работу.

Долгожданный день защиты выпал на 29-е июня 1950-го года. Этот день мне никогда не забыть! Я прикрепил все семь чертежей в требуемом порядке к доске, взял указку, повернулся к комиссии и... Передо мной за длинным столом, накрытым красным полотном, сидела многочисленная квалификационная комиссия во главе с заместителем министра. Я открыл рот и... онемел. Язык был полностью парализован. Потом начали трястись колени... У меня потемнело в глазах и я почувствовал, что вот-вот потеряю сознание. Первым моё состояние заметил директор. Он подошел, слегка потрогал за плечо и спокойно, будто ничего не произошло, сказал:

- Ну, Тильманн, я знаю, что ты потратил много труда на эту работу. Вот и расскажи, как ты пришёл к таким результатам. Лучше будет, если расскажешь, как пришёл на улицу Льва Толстого, и в каком состоянии её увидел, и что ты потом в своем проекте с ней сделал!

Пока директор говорил, я успокаивался и с последними его словами был уже в состоянии начать свой доклад. Комиссия внимательно слушала, не перебивая. По окончании доклада тоже не возникло вопросов. Создавалось впечатление, что комиссия боялась их задавать, чтобы не вывести меня из равновесия.

Дипломный проект получил высокую оценку, и через несколько дней я получил свой долгожданный диплом. Учёба окончена! Я был счастлив!

В июле 1949 года Берта тоже окончила педагогический техникум. Её направили преподавать в начальных классах в селе Юрьевка, которое находилось в семи километрах от нашего села Бергталь. Мама была довольна и горда нами! Невзирая на всевозможные препятствия и трудности, ей всё же удалось выполнить наказ мужа: все её дети получили образование и специальность!

В Юрьевке Берте предоставили комнату в так называемом учительском доме, где жила Вера Александровна, учительница русского языка и литературы. Мама тоже переехала к Берте, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Вера Александровна отбыла десять лет в лагерях ГУЛАГа и вначале была очень сдержана и только, когда ближе узнала маму и Берту, стала более откровенной. Берта проработала в Юрьевке четыре года. К этому времени на курорте Иссык-Ата освободилось место в местной начальной школе, и Берта попросилась туда, поскольку её тревожил ревматизм, а там были радоновые источники. На курорте Иссык-Ата она проработала семь лет. Затем Берта переехала в городок Кош-Тегермен и преподавала в Интернате, где в то время работала наша старшая сестра Анна.

Начало трудовой биографии

В соответствии с Положением о средних и высших специальных учебных заведениях каждый выпускник должен был отработать три года там, куда он будет направлен отделом кадров того министерства, в чьём ведении находилось учебное заведение. Тогда Индустриальный техникум относился к министерству коммунального хозяйства республики.

Я пошёл к начальнику отдела кадров этого министерства, по наивности предполагая, что тот найдёт мне место в городе Фрунзе, потому что находился на спецучёте комендатуры без права выезда из города. Начальник отдела, некий Хусаинов, долго искал меня в списке выпускников, который лежал перед ним, и вдруг радостно воскликнул:

- А, вот же ты! Значит, Мартин Тильманн… Для тебя я нашёл очень почётную работу, так как слышал, что ты любишь леса и горы. Парень ты как будто неплохой и я решил оказать тебе услугу, направив на дорожное строительство в леса... До сих пор лесные дороги строили не специалисты, а ты будешь первым специалистом-дорожником в таёжном леспромхозе под Иркутском. Там увидишь такие леса, какие и во сне не снились!

- Но, товарищ Хусаинов, я же не могу покинуть город, потому что нахожусь под надзором коменданта, – возразил я.

- Об этом не беспокойся, - заметил Хусаинов, - я это улажу с МВД, и оно с радостью позволит тебе отправиться туда. У тебя ещё месяц каникул, а первого августа ты должен быть на месте. Всё, можешь идти!

Опять почувствовал я себя глубоко оскорбленным, знал, что из тайги не вырваться. Каково будет матери: сначала пропал без вести муж, а теперь

ещё и сына отправляют на вечное поселение. Начитавшись всякой исторической литературы, я искренне думал, что Сибирь - это зона вечной ссылки... Желая остаться во Фрунзе, я пошёл к главному инженеру Главного Дорожного Управления при Совете Министров Кыргызской ССР, Григорию Андреевичу Егурнову, что читал в техникуме курс «Мосты». Постучав в дверь, вошёл в огромный кабинет Григория Андреевича.

- А, Тильманн, заходи, садись и рассказывай, как у тебя дела. Сообщили ли, куда направляют на работу? – приветствовал он меня.

- По этому вопросу я и зашёл к Вам, Григорий Андреевич, – ответил я. - Вы, очевидно, знаете, что все немцы и ещё некоторые народы Союза, находятся на спецучете под надзором комендатуры. Если кого-то куда-то посылают, это место нельзя покинуть без особого разрешения. Меня собираются послать в тайгу под Иркутском строить лесовозные дороги. Я знаю, что оттуда не вернусь, а хотелось бы учиться дальше - заочно.

- Тебя, в тайгу? – возмутился Григорий Андреевич. – Да разве у нас здесь, в столице, уже все дороги находятся в первоклассном состоянии, что вас, немногих специалистов, ныне в тайгу посылают? Ну уж, нет, я этого не допущу! Мы вот что сделаем: я дам тебе записку начальнику ДЭУ, который находится на окраине города, и там ты начнешь работать. Записку никому не показывай, только начальнику, и никому не рассказывай, где будешь работать, тогда тебя никто и не найдёт!

Он написал короткую записку:

- Устрой товарища Тильманна к себе на работу и не задавай ему никаких вопросов. С наилучшими пожеланиями! Подпись.

- Большое спасибо, Григорий Андреевич! Я буду стараться! – пообещал я.

- Я в этом не сомневаюсь! Будь здоров! – напутствовал Григорий Андреевич.

Начальнику ДЭУ я отдал записку, тот внимательно прочитал её, перевернул для убедительности, но продолжения не нашёл.

- Все ясно, никаких вопросов! – заметил он. - Полагаю, что у тебя есть ещё месяц отпуска или каникул. Первого августа приходи и тогда подашь заявление о приёме на работу.

Я поблагодарил его и поехал домой, в деревню, чтобы там в своё удовольствие отдохнуть. Время, проведённое в деревне, прошло быстро, и наступил день, когда нужно было попрощаться с ней и с домом навсегда... Отныне я становился городским жителем, хотя в душе всегда оставался деревенским. Мама, как обычно, собрала вещевую сумку, положив в неё

немного овощей, фруктов и булку хлеба. С деньгами, как всегда, было туго, и

мама отдала мне последние девятнадцать рублей. Всё это должно было хватить до получения отпускных за июль. С этим багажом началась моя трудовая деятельность.

Итак, первый рабочий день начался 1-го августа 1950-го года. Я подал заявление о зачислении на работу и начальник подписал его этим же числом. В то время я ещё не знал, что эта дата станет для меня «камнем преткновения», поскольку в юридической документации ещё не разбирался.

В техникуме мне сказали, что отпускные я должен получить по месту работы, но мой начальник заявил, что он платить не может, так как я зачислен к нему по собственному желанию только с первого августа. Наверное, начальник был прав, а я остался без денег.

Начались проблемы: из студенческого общежития меня выписали, а другого жилья не было. Мне разрешили ночевать в «Красном уголке» (комната отдыха и библиотека) ДЭУ с условием, что к началу трудового дня всё будет в надлежащем порядке. Не зная ещё, что отпускных мне не дадут, я купил на рынке матрац за восемь рублей и байковое одеяло по той же цене. Подушкой служили книги, которые в большом количестве стояли в шкафах. Было лето, и я вполне мог обойтись без матраца и одеяла. Теперь в кармане оставалось три рубля. За эти деньги в то время можно было купить три сайки (городская булочка) и три стакана молока. Я решил тратить в день только по рублю, так как не было никакой перспективы на получение денег. Конечно, одна сайка и стакан молока в день было слишком мало, но я успокаивался тем, что во время войны было хуже.

В ближайшее воскресенье решил разыскать кого-нибудь из бывших сокурсников, чтобы у них занять деньги до зарплаты. Было только одно место в городе, где обычно собирался народ - Комсомольское озеро в Карагачёвой роще. Там купались и стар и млад. В десять утра я был на озере, пустой желудок подгонял. Обойдя несколько раз вокруг озера, никого из знакомых не встретил. Сел на берегу, чтобы не тратить зря энергию и стал ждать. Многие уже купались, были довольны и веселы, не имели проблем. Тёплая вода влекла. Жара увеличивалась с каждой минутой, я не мог её больше сносить. Сняв одежду, аккуратно сложил её стопочкой на берегу. Туфли спрятал под одежду, чтобы кожа от жары не пересохла, и вошёл в воду. Отплыв не далеко от берега, вернулся. И что я увидел? Там, где лежала aккуратная стопка моей одежды, лежал один туфель... Второпях, видно, воры уронили его...

Недалеко от берега рос густой кустарник, где возможно, скрывались во- ры, и я, схватив единственный туфель, побежал туда в надежде найти пропажу. Наконец, обнаружил под кустом второй туфель, профсоюзный билет и пояс от брюк. Брюки, сорочка и карманные часы с анкерным ходом на пятнадцати камнях, единственная память об отце, исчезли бесследно. Я обулся, всё же надежнее, когда туфли на ногах, подпоясался и пошёл вновь искать знакомых. Теперь у меня были уже две задачи: занять деньги и одежду, чтобы вернуться в Красный уголок, где ещё имелась старая рабочая одежда. Вид у меня был комичный: в плавках, туфлях, с поясом - не хватало только галстука и клоунской шляпы...

Около трех часов пополудни я встретил бывшего сокурсника Николая Спичака, который на велосипеде приехал купаться.

- Привет, Николай, - поприветствовал я его. - Ты видишь, в каком я виде?

- Ну, ты даешь! Чего это ты тут так бегаешь? Где твоя одежда? Ты разве не знаешь, что здесь нельзя оставлять её без присмотра?

- Теперь уже знаю. Я её так «спрятал», что и сам теперь не найду. А чтобы с тобой этого не случилось, одолжи мне свою одежду и велосипед, чтобы я смог поехать переодеться. Ты в это время можешь беззаботно купаться, - попросил я.

И поехал «домой». Там наскоро зашил прореху в старых брюках, проверил, цела ли старая рубаха и, переодевшись, вернулся на озеро. У Николая денег тоже не было. Так что от этой воскреснойпрогулки на озеро, кроме потери одежды и часов, я ничего не приобрёл. К Марии Цесаревне я не решился обратиться. Она и так все студенческие годы помогала , чем могла. Других денежных источников не было.

Чтением книг в Красном уголке я гасил голод. Взял томик Л. Н. Толстого «Война и мир» в красивом темно-коричневом переплете и углубился в чтение. К сожалению, в романе как раз описывались застолья со всевозможными яствами, которые ещё больше обостряли чувство голода. Тогда я отправился спать, чтобы сном заглушить зов желудка. Однако и во сне опять виделась пища. С момента поглощения последнего стакана молока с булочкой прошло три дня. О, если бы я был Чарльз Диккенс, смог бы написать целый роман об этом периоде моей жизни... В понедельник, во второй половине дня, ко мне неожиданно приехала мама. Она интуитивно почувствовала, что со мной что-то не в порядке. Привезла большую корзину с овощами, фруктами и хлебом. В тот же день она вернулась домой. Я разделил продукты таким образом, чтобы их хватило до первой зарплаты, которая предполагалась через две недели.

В мои служебные обязанности входил надзор за состоянием автомобильной дороги Фрунзе – Алма-Ата, на участке от Фрунзе до границы с Казахстаном, включая мост через реку Чу. Общая протяженность этого участка восемнадцать километров. В то время дорога была с гравийным покрытием, вся в выбоинах и ухабах.

В то далёкое время существовал закон: каждый

житель сельской местности должен был отработатьшесть 6 дней в году на дорожных работах. Он не приносил большой пользы дорожному строительству, а сельскому хозяйству наносил явный убыток. Тогда было принято немало нерентабельных решений и требовалось много времени и терпения, чтобы их отменить.

К участку дороги, опекаемому мной, прилегало семь колхозов. На них была возложена обязанность обеспечить дорогу гравийной смесью и доставить её на обочину, распределяя по всей длине. Эта смесь употреблялась потом дорожными рабочими при заделке выбоин.

Закон об отработке на дорожных работах создавал конфликтные ситуации между колхозами и дорожниками. Дорожники были зависимы от колхозов и не могли без их помощи содержать в надлежащем порядке дороги. Колхозам дорога была безразлична, потому что с них требовали отчета за урожайность, а не за то, сколько выбоин на дороге и сколько гравия они вывезли туда. Самое обидное для меня было то, что все мои усилия, направленные на то, чтобы колхозы выполняли свои обязанности и дорогу можно было бы содержать в надлежащем порядке, были совершенно напрасны. Дело дошло до того, что один из председателей вытолкнул меня из кабинета, пообещав:

- Если Вы ещё раз появитесь в моем кабинете с требованием районного Исполнительного Комитета о вывозе гравия, я за Ваше здоровье не поручусь!

Даже сами колхозники постоянно увиливали от дорожной повинности. В то время за работу колхозникам начисляли трудодни, за которые в конце года выдавались продукты сельского хозяйства, если, конечно, что-то оставалось в закромах. Их выдавали в конце года, а питаться надо было каждый день, и зная, что в закромах остаётся мало, колхозники несли с полей всё, что там «плохо лежало». Какой же им был смысл работать на дорогах? Гравий не съешь, скотину им не накормишь, разве только ямку у порога можно засыпать.

Я, со своей пунктуальностью, посещал каждый день все семь прилегающих к дороге колхозов, при этом их управления находились в трех-четырех километрах друг от друга. Всё приходилось совершать в основном пешком, так как мой служебный велосипед постоянно ломался, а запасных частей к нему не было. Один из председателей предложил взамен трудовой повинности перечислить дорожной организации деньги, но дорожники не могли их взять - закон не позволял. Почти год мне пришлось выполнять эту малоэффективную работу.

Продолжение следует