А. Шварцкопф

Объединённый постройком (профком) треста – идеология и реальность

В 1965 году при выборе ОПК треста «Жилгражданстрой» бывший председатель получил менее 50 % голосов делегатов и не прошёл в состав нового постройкома. Я работал старшим прорабом и прошёл с большим опережением от других. Обычно в комитет избирались представитель от треста – как правило один из заместителей управляющего, один из начальников строительных управлений, один представитель от прорабов, а остальные – рабочий класс. Как правило, это были передовые бригадиры. Должность председателя комитета была освобождённой и номенклатурной. Горком партии совместно с парткомом треста стали подбирать председателя. Заместителя управляющего и начальника управления не поставишь на эту работу, так как зарплата была бы значительно ниже, поэтому остановились на мне. Моя зарплата старшего прораба равнялась зарплате председателя постройкома. Я не хотел идти на эту работу, хотя всё время занимался общественной деятельностью. После длительных бесед в горкоме партии пришлось согласиться. Дал согласие на один год, но пришлось проработать 2 года. 1967 был юбилейный, с помпой отмечалось 50 - летие советской власти, и мне не разрешили уйти в этот год. Работа была интересная, порой трудная: часто надо было спорить с руководством треста. Этого я не хотел, так как хотел дальше работать в строительных организациях и, желательно, главным инженером или начальником управления.

В нашем ведении были контроль за безопасными методами труда и соблюдением трудового законодательства, санитарии в бытовых помещениях бригад и т.д. Мы распределяли путёвки в санатории, профилактории и пионерские лагеря, вели учёт нуждающихся квартирами. Я ввёл очерёдность на автомашины, выделяемые горсоветом на продажу населению. До меня такой очереди не было. Люди не думали, что придёт время, когда такая возможность наступит. Приходилось уговаривать вставать на очередь. Горсовет распределял тот мизер машин, который им выделяли по количеству работающих в предприятиях с учётом нуждающихся. Офици-ально уговорил одного начальника управления, несколько передовых бригадиров и рабочих. Заявления написали всего восемь человек от 800 работающих в тресте. Я утроил это число, объясняя людям, что если очередь подойдёт, то совсем не обязательно покупать машину, можно уступить очередь другому.

Денег, конечно, ни у кого не было, и личные машины были редкостью. Я тоже встал на очередь. И в 1968 году сумел купить «Запорожец» за 2.200 рублей. Это была огромная сумма в то время. Мы сумели накопить 700 рублей, а остальную сумму заняли у Нины Майер, сродной сестры Фаи. Помню, этот долг был самый трудный в нашей жизни. Но в течение одного года сумели рассчитаться. На этом «Запорожце» проездили шесть лет и продали за ту же сумму, что купили: машины стали входить в моду, а поступало в продажу мизерное количество. Позднее мы снова занимали у Эрвина на покупку «Жигулей» уже три тыячи рублей, но этот долг отдавали уже легче - заработок был выше. Те рабочие, которых я за два года работы в «Постройкоме» уговорил встать на очередь, а число их было уже большое, были позднее довольны.

В обязанности профсоюзов входило проведение социалистических соревнований между трестами, управлениями, участками и бригадами. Ежемесячно присуждали первые места с вручениями красных знамён и вымпелов. Раз в год подводили итоги между трестами. Мы соревновались с трестом «Чимкентстрой». Помню, в июне 1966 года мы делегацией поехали в Чимкент для проверки хода соревнования. После окончания работы нас повезли в столицу Узбекистана в г. Ташкент. Нам хотели показать, что бывает после сильного землетрясения. Там в конце апреля, по памяти, это было 26 или 27 апреля произошло землетрясение около 8 баллов по шкале Рихтера. Эпицентр землетрясения был неглубоко под центром города.

Город был очень старый, саманной посторойки с дувалами (ограда из саманного кирпича), был в годы войны достроен многими зданиями из подручных материалов, так как сюда было отправлено из Москвы, Ленинграда и других городов много ведущих киностудий, театров, научных учреждений и предприятий. Город был разрушен почти весь. Остались современные здания, выстроенные по всем правилам сейсмики, и часть старых кирпичных зданий: церкви и другие. Когда были мы, обломки зданий, мусор лежали в огромных кучах. Стояло огромное количество палаток. Всё было в палатках: госпитали, магазины, детские сады и т.д. Много детей увезли в санатории и дома отдыха городов Союза. Строить новый город привлекли весь Союз. Сколько погибло людей, никто не знал, официально не сообщали - это было запрещено даже при стихийных бедствиях. Вторично был я в Ташкенте в восьмидесятые годы. Я увидел прекрасный современный город с миллионным населением. О разрушениях были только воспоминания. После переизбрания меня с председателя объединённого постройкома треста я вернулся на строительство, возглавил опять участок. В это время в немецких кругах становилось неспокойно. Когда люди увидели отношение центральных органов партии к вопросу восстановления своей республики и снятию ложных обвинений, они начали понимать, что борьба за справедливость бесполезна и надо эмигрировать. Партия начала более активно организовывать общественную работу среди немецкого населения. Нас стали вызывать в горком партии и обязывать активизировать идеологическую работу. Горком партии обязал меня заниматься в корреспондентском пункте в центральном еженедельнике немецкой газеты «Нойес Лебен» («Neues Leben»). Меня назначили заведовать общественным кореспондентским пунктом газеты «Neues Leben“.

Пришлось идти учиться в Университет Марксизма-Ленинизма на вечернее отделение журналистики. Мы что-то делали, что-то получалось, но сказать, что корреспондентский пункт работал хорошо и эффективно, я не могу. Немцы не любили эту работу. Надо было писать только о хороших делах, об ударниках производства. Статьи о наболевшем никто и никогда не пропустил бы в этом еженедельнике. Закончил я этот курс, отчитался в горкоме партии и пообещал улучшить работу. Многие годы я вместе со многими немцами города, доминирующими тогда в строительных организациях, принимал участие в строительстве прекрасных зданий и сооружений в городе Усть-Каменогорск и поэтому не могу пройти мимо, чтобы не показать результат работы коллектива управления «Культбытстрой» и его субподрядных организаций. Я приведу только главные здания, построенные за 30 лет существования управления. Почти в каждом из этих зданий есть и частица моего труда, и поэтому они мне дороги.

Здесь в первые годы, до меня, и когда я уже жил в городе, проводились все партийные конференции, профсоюзные и хозяйственные активы, собрания крупных коллективов предприятий и учреждений, так как это был единственный в городе в то время Дом культуры. Здесь проводились и все мероприятия молодёжных коллективов и вечера отдыха, новогодние ёлки и другие общественные мероприятия. Это позднее настроили много дворцов.

Если пройти мимо этого кинотеатра с правой стороны, выйдёшь во двор нашего дома по улице Набережная Красных Орлов, 13 с первой квартирой в городе Усть-Каменогорск, в которой мы прожили шесть лет до переезда в 3 микрорайон. Уже позднее был построен большой дом на левом берегу Ульбы, недалеко от центрального универмага и кинотеатра «Восток», будущий кинотеатр «Орлёнок». Проспект Ленина строился долго, не менее 20-лет. Это была основная улица города, ведущая к аэропорту. С правой стороны от административного здания Облсовпрофа было другое административное здание с рестораном на 2-ом этаже. С правой стороны просматривается небольшая площадь — это площадь перед «Дворцом металлургов», построенном в 1954-1957 гг. и в котором проводились позднее все крупные общественные мероприятия города. Отделка внутри здания была выполнена очень высококачественно с различной лепкой и гипсовыми карнизами. Стены были обработаны прекрасной штукатуркой «под мрамор». Позднее такую обработку уже не могли себе позволить заказчики - слишком дорогой и трудоёмкой она была. Внутри были применены мрамор и дуб. Было прекрасное кафе. Мебель в зрительном зале соответствовала самому зданию. Прекрасная архитектура здания: круглые колонны с пелястрами, огромный карниз с штукатурной тягой. Портал символизирует труд металлургов. Само здание приподнято, и вход по гранитным ступеням. Весь фасад оштукатурен каменной штукатуркой. Заказчиком строительства дворца был Усть-Каменогорский Свинцово-Цинковый комбинат. Это был один из крупнейших комбинатов Союза по производству свинца, цинка и многочисленных цветных металлов.

В настоящее время две бывшие области: Восточно-Казахстанская и Семипа-латинская объединены в одну Восточно-Казахстанскую с областным центром г. Усть-Каменогорск. В то время были две отдельные области. На карте чётко видны три искусственных водохранилища: Бухтарминское, которое соединяется с озером Зайсан, Усть-Каменогорское и Шульбинское.

Касаясь учёбы и работы, я упустил много «мелочей» обыденной повседневной жизни. И чтобы палитра жизни в Советском Союзе моему читателю, особенно молодому, не жившему в этой стране, не представлялась однобокой, скучной и примитивной, я посчитал необходимым несколько восполнить этот пробел. Ведь вся жизнь человека складываается из множества отдельных мелочей и событий, которые определяют и характеризуют условия жизни каждого в отдельности и общества в целом. То, что моё и более старшее поколение испытало, прочувствовало и пережило на бывшей Родине, никогда не придётся испытать моим более молодым читателям. Советский Союз распался как государство, коммунистическая система развалилась не без политики и действий влиятельных иностранных государств и их информационных и спецслужб, а также предателей-политиков, внутренних «оборотней» в руководстве КПСС и страны. Большинство немцев вернулось на свою историческую родину. Но если бы меня, прожившего уже два десятилетия в Германии, спросили, какой путь я бы выбрал, если жизнь могла повториться, я не сразу бы нашёл ответ. Много было и хорошего в моей уже взрослой жизни в последние четыре десятилетия.

Мы жили мечтой о прекрасном будущем и принимали активное участие в работе для этого будущего. Мы находились под влиянием идеологической пропаганды, которая выдвигала в общем-то правильные цели и лозунги. Но мы чувствовали и знали, что от нас скрывают реальные условия жизни народа в западных странах с их «загнивающим капитализмом», что нам целенаправленно преподносят только негативные стороны западной цивилизации. Страна была отделена большим железным занавесом, и мы видели реальную жизнь только с одной его стороны. Приехав в Германию, мы были первыми впечатлениями шокированы и поражены: глянцем фасадов, обилием товаров в магазинах, уровнем жизни населения. Только здесь мы поняли, как нас официальная пропаганда в Советском Союзе обманывала, информировала односторонне и правду о жизни на западе тщательно скрывала.

Но прожив здесь несколько лет и ближе столкнувшись с реальной жизнью, по-нимаешь, что проблем у каждого здесь тоже немало, что человек поставлен в очень жёсткие условия бытия, и не всё так блестит, как на витринах. А пропагандистская и информационная машина работает теми же недобросовестными методами, как и советская, выполняя политические заказы партий, лицемеря и обманывая свой народ. Я помню, как Яков писал, что в Германии «нет той разнообразной радости и счастья». Здесь всё есть, и не надо пускать в ход все те премудрости, чтобы решить тот или иной вопрос. Там, например, приходит осень, и надо запастись углём на зиму, а это было всегда проблемой: то его нет на базе, то только камни и пыль, которые зимой не горят и не дают тепла. И вот мотаешься и ищешь выход. Пока достанешь уголь и привезёшь домой, затратишь энергию, много времени и денег. Но вот уголь дома, и ты доволен, что решил проблему. Вот тебе и радость в душе, притом большая.

Или накосить сена для коровушки и привезти домой. Да таких проблем было очень много. И это добиться, достать было делом всей жизни. А сколько надо было отдать водки за услуги. Бутылка водки, а не всегда деньги, решала всё и была вознаграждением за исполнение хоть маленькой, хоть большой просьбы, ею всегда можно было отблагодарить человека за услуги, не обидев его. Бутылка водки стала как бы разменной монетой или валютой. Но люди всегда решали эти сложные, придуманные порой самой властью, проблемы. В магазинах никогда не продавались свободно вещи, которые были ходовыми и ценились покупателями: товары, машины, мебель и т. д. Чтобы купить их, надо иметь хороших знакомых, работающих в этой сфере. Ты работал в другой сфере, услуги твои тоже были нужны, может не ему, а его другу или родственнику. И эта це-почка тянулась повсюду: ты - мне, я - тебе и т.д.

Все платили деньги за стоимость товара, но никогда не брали взятку (кроме бутылки водки) за услуги. Но ты был в долгу и всегда помнил об этом. Позднее уже перешли на взятки деньгами за услуги, а в наше время и в нашем окружении взятки деньгами не брали. Конечно, были и такие в наше время, но ещё раз скажу, в моём окружении этого не было. Была какая-то этика поведения среди товарищей. Ты не мог переступить её. Достать хорошие джинсы для сына и дочери было проблемой. Стоили джинсы более месячного оклада хорошо оплачиваемого работника. Женские сапожки стоили половину месячного заработка. Хорошие ондатровые шапки, которые носили высшие работники обкома, облисполкома, горкома и другие номенклатурные работники, и которые поставляло управление потребительской кооперации специально для них, стоили не очень дорого, но они распределялись персонально, и попасть в этот список люди нашего служебного уровня не могли. Но я носил всегда эти шапки, а доставала их Фая. И так все товары, машины, мебель и т. д. Надо было всё доставать или покупать на рынке в три раза дороже. Автомашины шли только по очереди на предприятии по распределению исполнительных комитетов. Ждали очереди десятками лет. Но что парадоксально, если ты приобрёл автомашину, то мог её всегда продать за свою цену, а иногда и дороже, чем купил, несмотря на срок эксплуатации. Первую машину мы купили за 2220 рублей. Отъездив шесть лет, при покупке новой машины мы продали свой «Запорожец» за ту же цену, что купили.

Лечение в Союзе было бесплатным. Оснащение врачей и лечебных учреждений диагностическим и лечебным оборудованием было крайне слабым. Приём пациентов проводился врачами разных специальностей в поликлиниках. Но врачи всегда относились очень добросовестно к своим обязанностям и доброжелательно к пациентам. Беседа у врача была значительно дольше, чем здесь, в Германии. Врач тщательно знакомился с состоянием больного. И если было необходимо, направлял к другому врачу. В больницах была очень скромная обстановка. Только большие номенклатурные работники лечились в своих хорошо оборудованных партийных клиниках и больницах. На курортах лечились они тоже отдельно, у них были свои курорты в Сочи, Кисловодске и других местах. Они, как правило, ежегодно ездили туда. Мы же, рядовые служащие и рабочие, ездили по путёвкам, которые распределял профсоюз.\

Как правило, мы платили 30 % стоимости путёвки, а рабочим часто предоставляли их бесплатно. Но получить такую путёвку можно было только при наличии серьёзного заболевания и длительного ожидания в очереди на лечение. Здорового человека не принимали на лечение. Только высокие номенклатурные работники имели право ездить на лечение на свои курорты или другие, общепрофсоюзные, не имея хронического заболевания. Больной ездил только один, без семьи. Я первый раз был на курорте в Ялте в 1966 году. Мне, как освобождённому профсоюзному работнику крупной организации, было дано неофициально право ежегодно ездить на курорт для поправки здоровья. Путёвки распределял в тресте наш комитет, притом для председателя бесплатно.

Многие крупные предприятия имели свои профилактории в городе, куда направляли. Туда было проще получить путёвку, совмещая лечение с работой. Но они не пользовались большим спросом. Туда часто отправляли пенсионеров, так как там кормили и лечили за счёт профсоюзных средств.

Экологическая ситуация в Усть-Каменогорске была ужасна, и люди от этого страдали. Но не она была основной причиной столь высокой заболеваемости. Люди не вели правильный образ жизни: неправильно питались, вели неподвижный образ жизни и много употребляли алкоголя.

Н. М. Амосов, знаменитый советский хирург, говорил: «В большинстве болезней виноваты не природа, не общество, а только сам человек. Чаще всего он болеет от лени и жадности, но иногда и от неразумности. Не надейтесь на медицину. Она неплохо лечит многие болезни, но не может сделать человека здоровым. Пока она даже не может научить человека, как стать здоровым».

Одним из народных методов лечения в России и особенно в Сибири всегда считалось посещение русских бань. В Сибири с самого рождения человек ходил в баню, если даже в городах были в квартирах ванны. Наше управление построило в городе много бань, но попасть в них было всегда трудно, всегда были очереди. Русские люди любили и продолжают любить париться в банях. Верно, в настоящее время строят больше финские сауны. Но финские сауны не такие полезные, как русские бани. Высокие температуры сауны, доходящие по-рой до 110 градусов по Цельсию и более, отрицательно влияют на кожу и дыхательные пути. В русских банях температура воздуха редко превышает 60 градусов, но пар очень влажный. Парясь берёзовым веником, ты делаешь массаж всего тела, затем обливаясь холодной водой, а ещё лучше окунаясь в холодную воду реки или бассейна, или повалявшись в снегу, снова возвращаешься в парную и продолжаешь массаж веником на палатях, и так несколько раз. Тело становится эластичным и мягким. Все поры тела дышат, и ты отдыхаешь и телом, и душой. О банях написано много: сочинения древних мыслителей и рекомендации лекарей, трактаты государственных мужей и статьи великих спортсменов, рецепты знаменитых банщиков, массажистов и опыт строителей бань. Кто хочет узнать больше, может прочитать в книгах о русских банях. Хотел бы немного остановиться на моих ритуальных посещениях бань. На даче я оборудовал русскую баню, и там вся семья летом мылась и парилась берёзовыми вениками. Но зимой я ходил в русскую городскую баню. Были возможности ходить в сауны с бассейнами, но я предпочитал им русскую баню.

Как правило, в баню ходил в воскресное утро. Почему? В субботу иногда при-ходилось работать на производстве, а воскресенье было свободно всегда. (Почти всегда.) Ходили вдвоём с другом Германом Петровичем Бевзом. У нас были свои правила и ритуал. Уходили рано утром, чтобы попасть к открытию бани и не ждать долго в очереди, да и жар был первым и «сухим». Брали каждый раз по свежему берёзовому венику, которые готовили летом и хранили в гаражах. В бане мы их запаривали в тазике с горячей водой. После лёгкого помыва в душе, выгоняли из парной всех и пускали пар, потом через десять минут пар как бы оседал и оставался более сухой воздух. Вот теперь можно было начинать париться. В парную набивалось много любителей попариться в этом относительно «сухом» (как мы называли) паре. Парились долго, потом шли отды-хать в отделение, где одевались. У твоего персонального шкафа были деревянные скамейки, обматывались большим полотенцем, доставали термоса со свежим чаем из трав и приступали к чаепитию. Другие парильщики употребляли пиво или чай, который продавался там. Мы пивом пренебрегали, пили только чай. Потом повторяли заход в парную по нескольку раз. После принятия холодного душа приступали к мытью с массажем тела жёсткой вехоткой. После окончания мытья одевались и выходили в зал ожидания и отдыха, где пили снова свой целебный чай. Домой шли, как правило, медленно пешком, если было тепло, или ехали на городском автобусе. Иногда Герман Петрович брал свою машину. На баню тратили до четырёх часов. Теперь можно было спокойно отдохнуть дома. Таким методом мы снимали стресс, накопленный за неде-лю. Другим видом отдыха была туристическая поездка в социалистические страны. Туда уже разрешали ездить семейным, но без детей. Чтобы получить такую путёвку, ты должен был представить партийно-производственную характеристику, подписанную секретарём партийной организации, руководителем предприятия и профсоюзным лидером, и анкету. Это кажется просто, но не все поручались за туриста, боясь его проступков в чужой стране. Подписывающие характеристику несли общественную ответственность за поведение туриста и должны были быть уверены, что он не совершит те или иные проступки. Но предоставив эту характеристику и другие требуемые документы, ты ещё не был уверен, что тебе выезд разрешат. Городская комиссия обращала серьёзное внимание на некоторые пункты твоей «Анкеты», а именно, на твоё происхождение, семейное окружение и близких родственников. Я привожу такую «Анкету туриста», которая у меня сохранилась, когда я в 1981 году оформлял докумен-ты на очередную поездку. Первую поездку мне разрешили в 1967 году, когда мне было уже 33. Как поощрение за хорошую работу в профсоюзе (я работал освобождённым председателем объединённого профсоюзного комитета крупного генподрядного строительного треста). Меня назначили руководителем туристической группы, которая отправлялась на автобусе в Польскую и Чехословацкую республики. Руководитель группы не платил за путёвку, она предоставлялась бесплатно. Но ты был обязан решать все проблемы во время туристической поездки и отвечать за туристов. В первом пункте страны к нам присоединялся переводчик и сопровождал до конечного пункта. В другой стране садился в автобус тоже переводчик. В Польше автобус сломался, забарахлил мотор. Шофера совместно с шоферами-туристами, а их было несколько, прямо в полевых условиях разобрали двигатель, устранили поломку и собрали его. Во время этой длительной остановки мы устроили в одной деревушке встречу с жителями. Продукты у нас были, водка тоже. Сначала мы угощали прямо на обочине дороги. Потом поляки стали нас угощать, уже пригласив домой. Время пролетело незаметно. Уехали мы уже большими друзьями.

Об «Анкете» туриста. Почему сохранилась «Анкета», не помню, вероятно, вернули, чтобы внести упущенные ответы на вопросы. Мне кажется, надо было указать отца в п. 14. Там же я скрыл, что брат мой Яков живёт за границей, надеялся, что не будут искать мою родословную и установят неправду. Его я вообще не указал в п. 14 перечня ближайших родственников, упомянув только его близнеца Василия 1926 г. рождения. Если бы тщательнее проверяли, то мне бы отказали даже за то уже, что я скрыл это. В России всегда надеялись на лучшее, на авось пройдёт, и часто выигривали этим. Графа 11. Долго думал о заполнении этой графы. Но как написать, что родной брат уехал два года тому назад в Германию? Он ведь писал нам письма, которые вскрывались работниками КГБ. Зацепятся ведь за это и не пропустят мои документы на выезд. Решил скрыть это. Если посмотреть по датам рождения, то видно, что каждые два года были дети. За Ольгой шёл Василий 1926 год. Яков тоже был 1926 года рождения. Они близнецы. На этом решил сыграть. Упустив его брата-близнеца Якова, я строил свой расчёт на том, что никто из проверяющих анкету не придёт к мысли о существовании близнеца. В графе 12 скрыл, что дед был в Первой мировой войне в плену в Германии. В «Анкете» было 16 граф, но в каждой ещё по нескольку вопросов. Надо было всегда помнить, что пишешь, и не всё писать, о чём помнил. Врать надо было грамотно и всегда помнить, что написал.

Анкеты надо было заполнять при поступлении в вуз, на работу, при вступлении в партию, при сдаче документов для туристических поездок, при присвоении очередного воинского звания и других случаях. Одновременно ты обязан был написать автобиографию. Копии этих документов брали тайно работники КГБ. Все начальники отделов кадров были тайными осведомителями спецслужб. Все знали это. Работая начальником управления, я не вступал в конфликты с ними, даже приближал их, но не допускал до тех вещей, которые они не должны были знать. Роботники отделов кадров всегда докладывали мне, когда приходили работники спецслужб и наводили справки обо мне и моих племянниках. Племянники временно работали в нашем управлении во время учёбы, а Андрей работал позднее бригадиром каменщиков. Когда приехали из Алма-Аты работники КГБ и проверяли тайно финансово-хозяйственную деятельность нашего управления, работники ОК доложили мне это. Они не знали причину проверки, но я -то понял, что за этим скрывается.

Работникам спецслужб легко было работать - у них были все данные твоей родословной, твоей учёбы, работы. Скрыть что-либо от них было трудно. Нас сопровождало всю жизнь досье, заведённое в год твоего рождения. И вот представьте себе, ты скрыл что-то в своей «Анкете» или автобиографии, но если твой брат или сестра напишет правду в своей «Анкете», то всегда можно сверить и раскрыть, кто написал неправду. Это, если касалось серьёзных вопросов. Но в моём случае, когда я заполнял «Анкету туриста», я надеялся на то, что никто не будет это проверять. Это ведь и случилось. Анкеты приходилось писать часто, порой не понимая, почему вдруг снова требуют возобновить «Анкету», скажем в Горвоенкомате? А потому, что этого требовали работники спецслужбы, используя военкомат. Человек никогда не предполагал, что эти бумаги уйдут в архив КГБ. Я приведу строки знаменитого советского журналиста Генриха Боровика по этому поводу в интервью накануне его 80-ти летия: «Вы знаете, сколько было вопросов в анкете, которую мы заполняли при поступлении в институт? 201.(Генрих Боровик учился в Московском государственном иституте международных отношений, знаменитый институт МГИМО, выпускники которого, как правило, направлялись на работу за границу: на дипломатическую работу, журналистами, разведчиками и т.д) И двести вопросов были придуманы так, что ни одна хоть сколько-нибудь «сомнительная» деталь вашей биографии не могла остаться упущенной. Но главная «мудрость» людей, составлявших анкету, заключалась в том, что за двумястами предельно конкретных вопросов следовал 201-й: «Что вы ещё можете о себе сообщить?» Ужас в том, что, когда я заполнял эту анкету, я испытывал чувство невероятной ответственности и гордости! Через год мы снова заполняли такую же анкету - для того, чтобы пойти на экскурсию в Кремль. Уже потом я понял, что это делалось специально: чтобы сличать две анкеты в поисках разночтений. Но тогда мне и в голову не приходила мысль ни о каком подвохе. Вы знаете, о чём я мечтал, когда шёл в Кремль? О том, что я встречу там Сталина и подойду к нему, чтобы рассказать обо всём, что я знаю, что творится в нашей жизни неправильного, несправедливого...»

Надо только себе представить, в настоящее время, чтобы для поездки на море в Испанию или Грецию от тебя потребовали бы заполнить анкету, представить характеристику с места работы или учёбы, а потом ждать решение властей о возможности выезда на отдых. Или для поездки на экскурсию за границу представить характеристику и заполнить анкету. Ведь в современном понятии это абсурд. Но мы ведь делали все это тогда.

Социалистический крепостнически-рабовладельческий строй Союза всё это считал правильным. И мы выполняли эти требования. Собирая документы и заполняя анкеты на турпоездку за границу, мы чувствовали некоторое недоверие властей; понимали, что будем находиться на контроле там, но получив разрешение, были горды и безмерно счастливы и одновременно благодарны властям за оказанное доверие, что напрочь стирало все ранее душевные переживания и горечь. Мы были продуктом этого строя и не видели ничего особенного в том, что надо представлять эти документы.. Для личных затрат во время поездки: пойти в ресторан, посидеть в кафе, просмотреть фильм или пойти на спортивное мероприятие, обменивали советские деньги на валюту. Обмен был намного выше фактической стоимости рубля. Это делалось, чтобы люди думали, что рубль дорогой. Туристы почти никогда не тратили деньги на это. Всегда была проблема со свободным временем. Меньше смотрели на исторические памятники, а старались быстрее пойти в магазины. Так как импортные товары в Союзе были очень дорогими, и, покупая их во время поездки, ты почти оправдывал стоимость путёвки. В время поездок были обязательно запрограммированы встречи с каким-нибудь коллективом. Помню, приехали мы в столицу Чехословакии Прагу, и на следующий день была предусмотрена встреча с коллективом сельскохозяйственного кооператива примерно в 100 км от Праги на границе трёх стран: Чехословакии, ФРГ и ГДР. Надо было подняться на большую гору и тогда можно было увидеть земли этих стран. Накануне вечером наши шофера приложились прилично к водке, а утром поехали рано, чтобы быть вовремя на месте. Там нас ждал представитель Чехословацко-Советской дружбы. Отъехав от Праги, наши шофера вспомнили, что нужно заправиться. Они подъехали к АЗС, но не сказали, что двигатель работает на бензине, на заправках центральных дорог это знали, что советские автобусы все заправлялись бензином и всегда заправляли правильно. В Чехословакии большинство автобусов дальних рейсов заправлялись соляркой, и нас, конечно, заправили соляркой. Отъехав несколько десятков метров, наш автобус зачихал, зафыркал и остановился. Ребята были опытные, поняли свою ошибку и стали разбирать карбюратор и продувать топливную систему. В группе были водители, и они стали помогать. А мы всей группой пошли в магазин обуви «ЦЕБО», который был рядом. В то время чешская обувь очень ценилась в Союзе: она была приличной, крепкой и не дорогой. Мы набрали очень много обуви. Тем временем водители устранили неисправность, слили солярку, сбегали с канистрой на заправку за бензином, чтобы вернуться и заправиться снова. Времени потеряли много. В кооперативе девочки и женщины оделись в лёгкие национальные костюмы и ждали русских на встречу. На улице было довольно прохладно.

По приезду наш чешский представитель вместо хороших слов прочитал нам мораль, что русские никогда не могут быть дисциплинированными и всегда опаздывают. Хорошо, что не все понимали русский язык. Мы пилюлю молча проглотили. Мы долго извинялись перед людьми, а наш переводчик всё рассказал им о нашей оплошности, но начало встречи прошло комом. Но позднее, выпив прилично нашей водки, привезённой из Союза, чехословацкого пива, дело у нас пошло хорошо. До поздней ночи были мы в кооперативе. При каждой поездке в группе обязательно были осведомители КГБ. По приезду домой руководитель писал отчёт о поездке. Я не написал, что когда были в Высоких Татрах, одна наша молодая девушка ушла из ресторана в свой номер с чехословацким парнем. Женщины в группе вмешались, и парню пришлось уйти. Я посчитал, что конфликт на этом закончен и писать об этом не стоит. Но кто-то доложил, и мне пришлось дополнительно написать об этом. Мне пришлось идти в детский сад, где девушка работала воспитателем, и объяснять сотрудникам детсада этот поступок

Позднее уже она честно мне призналась, что было на самом деле. Она сказала, что парень по требованию женщин нашей группы ушёл, но через некоторое время он вернулся и залез через окно. А размещены мы были в прекрасных маленьких деревянных одноэтажных коттеджах.

Одним из прикрытых видов отдыха, скажем так, были различные поездки за счёт предприятия на учёбу, семинары, повышение квалификации, подведение итогов соревнований и т.д. в Москву, Алма-Ату, Киев, Ташкент, Новосибирск, Омск, Томск и другие города Союза. В Алма-Ате я проходил месячные профсоюзные курсы после избрания председателем ОПК в 1965 г., в Чимкенте был по подведению итогов соц. соревнований между трестами «Жилгражданстрой» и «Чимкентстрой» (1966 г.), в Новосибирске был на учёбе в школе передового опыта, работая начальником ремонтного управления (июль 1975 г.), в Москве был по приглашению редакции на празднование 20- летия Центральной газеты для немецкого населения СССР «Нойес Лебен» (1977 г.), был направлен на выставку достижения народного хозяйства (ремонт зданий энергетических систем Алтая 1974 г), месячные курсы в Минвузе СССР по работе проректо-ров по хозяйственной работе (1982 г.), был в г. Томск по изучению опыта ра-боты малых станций по очищению фекальных стоков в зонах отдыха (1983 г.). Работая в институте проректором, участвовал в ежегодных поездках по подведению итогов соревнований дорожных вузов СССР (Москва, Киев, Ташкент, Омск (1983-1986 гг.), был членом делегации Ульбинского района по изучению опыта благоустройства города Ленинград. Я уже писал ранее, что Екатерина Великая заставила привезти эту огромную глыбу скалы красного гранита весом 1600 т. из далёкой Финляндии. Каменотёсы по задумке архитектора сделали постамент, изображающий гребень морской волны и на ней поставили памятник царю. Как такую глыбу в то время сумели доставить до Петербурга, для меня осталось загадкой. И теперь многие туристы фотографируются на фоне этой скульптуры и не задаются вопросом, как доставили эту громадину до места установки. На камне высечено: «ПЕТРУ ВЕЛИКОМУ ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ ЛЕТА 1743» Заниматься спортом времени не было. Работая мастером и прорабом, уходил из дома после шести часов утра. До места работы надо было добираться на городском транспорте, а объекты порой были далеко расположены. Рабочий день начинался в восемь часов утра. До начала официального рабочего дня надо было принять объект от охраны, стало быть пройтись и посмотреть, всё ли находится на месте, не украдено что-нибудь за ночь; позвонить на растворный узел и узнать, отправлен ли раствор или бетон или другой материал; подготовиться к расстановке бригад по рабочим местам и т.д. Вечером тоже не получалось, так как шесть лет посещал учёбу в институте. Позднее работал начальником управления, рабочий день по правилам должен был начинаться в 9 часов, как работал управленческий персонал. Но ритм работы у меня не менялся, наоборот, пришлось работать ещё больше. По утрам приходилось уже заботиться о всех участках управления. До прихода управленческого аппарата ты уже успел поругаться вдоволь: то нужный самоходный кран или машину не выделили, то поставка бетона задерживается, то ещё какая-нибудь оказия. Обычно по утрам приводили ст. прорабы своих прогульщиков для разбирательств или приходили для решения других проблем, которые по вечерам не успели обговорить. По вечерам прибавились оперативные совещания в тресте и на важных городских объектах, собрания коллектива управления, треста и т.д. Каждый понедельник во всём городе был отведён для политических занятий: или ты учился, или ты проводил занятия в каком-нибудь кружке. Но что чётко мы соблюдали с друзьями, это посещение футбольных матчей и игр хоккейной команды. Мы покупали годовые абонементы на все игры и старались их не пропускать. Вышестоящие руководители порой сами ходили на эти игры или лояльно относились к болельщикам, отпуская их, чтобы успели до начала игр. У нас в городе была футбольная команда «Восток», которая играла во 2-ой лиге. Она принадлежала Свинцово-Цинковому комбинату. Хоккейная команда «Торпедо», игравшая в 1-ой лиге, принадлежала закрытому предприятию Почтового ящика № 10. Министр среднего машиностроения Евгений Павлович Славский подарил городу спортивный комплекс с залом на 5000 зрителей. Это была единственная хоккейная коробка в республике, и команда была тоже единственная в Казахстане в 1-ой лиге. Игроки всех команд в СССР не считались профессионалами, в отчётах числились любителями, но фактически были профессионалами. Конечно, от современных профессионалов они отличались. Зарплату платили предприятия, где они числились слесарями, злектриками, инструкторами и т.д. Вторую зарплату платили другие предприятия, в которых они по «просьбе» работников горисполкома были зачислены также на работу. Мне тоже пришлось два года содержать одного хоккеиста. Это было противозаконно, но мы были под прикрытием партийных руководителей. Сами игроки, кроме зарплаты, получали премии на работе, их кормили и возили бесплатно. Спортивная форма и тренировочные костюмы приобретало предприятие. Летом хоккеисты, а зимой футболисты выезжали в свои загородные спортивные лагеря для тренировок. Так что по сравнению с другими спортсменами они были в привилегированном положении. Иногда мы ходили в русский драматический театр, на гастрольные концерты приезжающих знаменитостей, посещали все новые кинофильмы. Билеты были недорогими. Материально мы могли это себе позволить. Одним из хобби в Советском Союзе было собирание книг и формирование домашних библиотек. Читали много, и спрос на хорошие книги был огромный, а предложения были ограничены. Кто собирал подписные издания книг знает, как доставались они. Свободно подписаться на книги ты не мог, так как они были лимитированы. Приходилось изощряться. Как мне удавалось подписаться на многие издания? Всемирная литература из 200 томов стоила дороговато и была рассчитана на 10 лет. Многие не хотели этот долг на такой длительный срок. Я подписался.

Наше управление строило здание для организации «Союзпечать». Объект был в тресте на последнем месте, не выделяли необходимых материалов и изделий. Помню, представитель этой организации Геннадий Захарович (фами-лию запамятал) приходил ко мне в кабинет с различными просьбами (я работал начальником управления «Культбытстрой») и обязательно приносил, как бы между прочим, какой-нибудь журнал: «Америка», «Англия» или другой. Я, конечно, платил за его стоимость, но был благодарен ему, что он мне его принёс. В продаже журналы зарубежных изданий не были. Только партийным работникам высшего звена разрешалось их приобретать. На лимитированную художественную литературу я подписывался через «Союзпечать». Это был такой метод взятки. Платил за всё сам, так как подписаться свободно не было воз-можности. Кстати, стоила вся печать очень дёшево. Собирая десятилетиями книги, со временем сформировал хорошую и большую домашнюю библиотеку. На работе мы коллективом отмечали все государственные праздники, дни рождения сотрудников аппарата и проводы их на пенсию. Они проводились в здании управления. Эти празднования заканчивались большой попойкой, что переходило все допустимые границы. Средства на эти цели собирали с участников. Когда Андропов начал борьбу с пьянством на производстве, эти празднования не сразу прекратились, а стали продолжаться в более узких кругах, не так шумно и при закрытых дверях. Иногда ловили, тогда бывали громкие скандальные разбирательства. Иногда доходило до снятия руководителя с занимаемой должности. В нашем управлении этого не случилось, бог миловал. Теперь уже чаще стали проводить эти мероприятия в более узком кругу и на квартирах сотрудников. Но пьянка никогда не прекращалась. Нравы пить глубоко сидели у нас внутри, и эти мероприятия не пресекались вышестоящими руководителями. Пили все от первого секретаря обкома партии (хозяин области, в современном понятии - губернатор) до уборщицы, и это не считалось зазорным. В моём понятии пить массово начали после окончания Великой Отечественной войны. Воины на фронте получали свои законные 100 граммов водки каждый день. Когда я был призван в армию в 1955 году, то до этого ещё солдаты продолжали получать ежедневно 100 граммов. Нам отменили выдачу водки, но сократили срок службы. Многие из многомиллионной массы солдат, вернувшихся со службы домой, стали регулярно употреблять крепкие спиртные напитки, а государство же стало усиленно выпускать водку, так как в бюджете страны это была огромная прибыльная статья. Были и ещё другие причины, но факт остаётся фактом, советские граждане стали употреблять крепкие напитки постоянно и помногу. Каждое предприятие города вынуждено было заниматься оказанием шефской помощи колхозам и совхозам. Мы были обязаны косить сено летом и сдавать его. За выполнение строго спрашивали. Помню на заседании парткома треста стали нас слушать о выполнении обязательств по сенокошению. Один начальник управления доложил сколько накошено, второй, третий. И вот очередь дошла до начальника очень большого строительно-монтажного управления по строительству Свинцово-Цинкого комбината. Он возмутился, что это неправильно, что строителей заставляют косить сено, что каждому надо заниматься своим делом. Секретарь парткома, как ошпаренный, соскочил, накинулся на этого начальника и стал его оскорблять. Начальник - в ответ. Перепалка шла несколько минут, и секретарь говорит: «Исключаем тебя из членов партии». Тут уже было не удержать этого начальника: «Ты меня принимал в партию?!» Мы все, его коллеги, пытались успокоить его. Дошла очередь до меня. Я ещё не успел взять справку у директора совхоза, наклонил голову и промямлил: «Косим». Секретарь снова накинулся на того начальника и поставил меня в пример ему: «Вот видишь, «Культбытстрой» накосил уже восемь тонн сена» и снова ругать его. Все, рядом сидящие со мной начальники управлений, еле удерживаются от хохота. В действительности мы никогда не косили этого сена, а представляли лишь справки от подшефных совхозов о якобы скошенном сене и сдаче его совхозу. В обмен мы давали им какие-нибудь дефицитные строительные материалы: цемент, металлоконструкции, керамическую плитку, пиломатериал, краски и др., и это их более устраивало.

Наше управление много помогало подшефному совхозу «Таврический». Нами было отремонтировано родильное отделение для коров, с облицовкой керамической плиткой стен и пола, мы построили три силосных траншеи по 8000 тонн каждая. Это были красавицы-траншеи, стоящие на возвышенности недалеко от центра совхоза и выполненные из прекрасных сборных железобетонных плит, которые выпускал Усть-Каменогорский домостроительный комбинат. Мы применили типовые плиты, которые служили перекрытиями в жилых домах. Первый секретарь обкома Александр Константинович Протозанов возил в этот совхоз всех руководителей совхозов и колхозов, проводил с ними совещания и учил, как надо строить сенажные траншеи. А началось это с того, как пригласил меня к себе директор совхоза Виктор Андреевич Карташов и рассказал, как ему читал мораль старый казах, когда подвёл его к силосу, который остался лежать на лето. Тогда складировали силос прямо на землю и укатывали тракторами, укрывали соломой, зимой по надобности привозили на фермы. Много силоса оставалось при этом. Летом в нём разводилось огромное количество червей, и старик упрекнул директора совхоза в бесхозяйственности. «А он ведь прав, этот старик!»- сказал директор.

И мы с ним приняли решение построить хорошие сенажные траншеи. Наши инженеры ПТО подготовили проекты, и мы приступили к строительству. Первую траншею построили в том отделении совхоза, где критиковал дедушка. Осенью они заложили тогда 10000 тонн силоса. Протозанов увидел это и приказал построить вторую траншею уже в п. Таврия, центре района, в котором располагался совхоз. Председатель облисполкома Садык Ахметович Койчубаев, увидев эту траншею (я был у директора в это время), подошёл ко мне и говорит: «Андрей (он меня хорошо знал и звал только по имени, как принято у казахов), молодец, но надо построить вторую». Я ответил, что всё зависит от директора. Тот подтвердил строительство, и мы в следующем году рядом на сопке около п. Таврия возвели третью траншею. Мы чуть было не построили и четвёртую, как просили областные руководители. Все конструкции были уже заказаны. Но когда совхозные специалисты подсчитали, сколько можно заложить силоса, то оказалось, что всем совхозам района хватит. Продали мы конструкции другому совхозу, соседу нашего подшефного совхоза. Руководство района очень ценило нашу действительную реальную и эффективную помощь подшефному совхозу, и в знак благодарности райисполком Таврического района выделил нашему управлению автомашину «Жигули» для поощрения непосредственного участника строительства траншей. А строили три человека: я организовывал и руководил всеми работами, на объекте непосредственно во время монтажа работали студентка-практикантка Эльвира Майер и сварщик. Сварщик только что получил у нас в управлении по очереди новый «Москвич», практикантка не нуждалась. «Жигули», если сказать по правде, районные руководители выделили мне лично, но надо было оформить через исполком. Наш городской райисполком не разрешил мне приобрести эту машину. Мы выделили её каменщику управления бригады Борна А. А., который и не знал никогда, где строились эти траншеи. Хотелось бы сказать несколько слов о дачах. Для того, чтобы прокормить зимой семью, надо было заготавливать все продукты питания: картошку, капусту, овощи, варенье и всё прочее летом и в основном выращивать самим на отведённых местах. В это время стали активно практиковать выделение брошенных участков земли недалеко от города, чтобы люди могли на городском транспорте ездить на дачу по вечерам и поливать. Мы также, как все, имели такой участок в районе «Кирзавода». Я мечтал о строительстве своего дома. Позднее я добился отвода земли в пос. Меновном и начал строить дом. Но областные народные контролёры затаскали меня и пришлось от этого отказаться. Но это другая история. Мы купили бывший домик тёщи в д. Малая Убинка. В своё время она продала его за бесценок бабе Розе Гофман, своей подруге по ссылке. А купила она домик с целью иметь два огорода и выращивать картошку и другие овощи для всех членов большой родни, которые жили отдельно. Её сын держал там всегда, сколько я помню, скотину, которую кормила она, а после забоя с наступлением зимы забирал мясо. Он жил в п. Первомайка и работал на закрытом предприятии. Мы несколько лет сажали картошку в Малой Убинке. Там были брошенные огороды, и мы с друзьями Николаем Яковличем Бурбахом и Яном Илларионовичем Мелкозёровым огородили эти участки хорошим забором и сажали картошку. Но со временем баба Роза стала не в состоянии обрабатывать два больших огорода, и всё постепенно стало приходить в запустение. И вот однажды она говорит тёще, что все постройки бывшего её хозяйства разрушились, остался один домик, но его могут и поджечь, и всё сгорит. Мы купили этот домик, заплатив намного больше, чем баба Роза отдала тёще в своё время за все постройки. Мы восстановили всё, что нам было нужно, и построили кое-что нового. Это теперь была наша зона отдыха.

Летом с ранней весны и до поздней осени здесь жила тёща. Она держала гусей, кур, иногда и поросёнка. Осенью мы кур перевозили к Прасковье Горбатовой (рожд. Климова), хорошей знакомой жительнице с. Малая Убинка. Когда-то Фая училась вместе с ней в начальной школе. Они жили на горе, недалеко от этого домика. Пана приходила к тёще регулярно в гости, приносила всегда молоко, творог. Какое оно вкусное, это деревенское молоко. Ей мы, как правило, помогали косить сено на зиму для её коровы. Летом иногда жили и наши дети здесь с бабушкой. Сюда приезжали мы всей семьёй в пятницу и уезжали домой вечером в воскресенье, «отдохнув» за эти два дня.

Ещё одно небольшое упоминание об отдыхе. Когда я был проректором по ад-министративно-хозяйственной работе в институте, то в мою обязанность входило обеспечение студентов дорожного факультета института жильём и питанием во время их геодезической практики и отдыхающих студентов в оздоровительном лагере института, который был расположен в 100 км от города на Бухтарминском водохранилище. (см. снимки)

Весь лагерь проектировал ректор института А. К. Сидоров. Он находился ещё в стадии постоянного строительства во время летней практики студентов. Мне приходилось постоянно выезжать летом в лагерь для решения всех вопросов по обеспечению продуктами питания и строительными материалами. Я, как правило, выезжал рано утром на один день, чтобы решить проблемы в тех предприятиях и организациях, которые находились в окружении лагеря, а вечером и утром следующего дня решал вопросы непосредственно в лагере. Вопросов было всегда множество. Не просто обеспечить лагерь с двумястами отдыхающими продуктами в отдалении 100 км от города, да и прожить такой большой активной молодой группе людей без ЧП. Но, славу богу, ни одного серьёзного случая не было. Рядом были зоны отдыха промышленных предприятий, строительных организаций и других предприятий. Напротив нашего лагеря был дом отдыха Ульбинского металлургического завода п. я. 10 «Голубой залив». Туда тайком ночью на лодках (у нас было их много) ездили студенты. В зоне студенческого оздоровительного лагеря я с дочерью Ольгой в свободное от работы время построил себе свой домик.