И. Нойманн

Часть четвёртая

Авария. Приказ

Все, что нам нужно на этом свете,

Глоточек воздуха и приказ…

(А. Городницкий)

- Нам приказано принять лодку Н-ского и выйти в море на флотские учения, - объявил Гиви Капанадзе на собрании офицеров. Экипаж прибыл из учебного центра и отпуска, правда, еще не в полном составе.

– А наша?– поинтересовался механик

- Наша пока в морэ и нам придется… Таков план боевой подготовки, - командир не сказал, что план десять раз менялся, -через три дня мы выйдэм в морэ.

- Какие три дня? На прием корабля положено десять суток! - заволновался Малых. Приказ Министра обороны регламентировал прием – передачу атомных подводных лодок экипажами в течение десяти суток с вводом в действие ядерных реакторов и главной энергетической установки.

- Повторяю, - посуровел командир, - на прием нам выдэляется трое суток, послэ чего хозяева убывают в отпуск, а мы – в морэ.

- Товарищ командир, но это же не корабль. Это… даже стыдно сказать. Лодка должна была пройти текущий ремонт еще пять лет тому назад. Не могу даже представить себе, в каком состоянии у них техника.

- Отставить разговоры, Малых! И нэ паникуй. Ты что, пэрвий раз замужем?

- Так это их техника, они ее знают! Знают все тонкости и хитрости. Корабль и вся его начинка - это живой организм со своим характером и привычками. С ним нужно сродниться, чтобы управлять, - упирался механик, - пойду к флагмеху!

- Напрасно! Флагмэх Хапов в отпускэ, за нэго Калисатов. А с этим – бэсполезно! Этот будэт дэлат все, что ему скажет Караваев. А комдив на стрэльбах в Бэлом морэ. Все! Отставить разговоры, механик.

- Владимир Константинович! – вмешался замполит Илин, - мы люди военные и должны выполнять приказы, а не подвергать их сомнению!

- Тебя, долбо… дятла, тут еще не спросили! - подумал механик, но промолчал. После обеда экипаж строем прибыл на подводную лодку для приема материальной части. Время пошло. Матросы разошлись по заведованиям, знакомясь со своими сдающими – хозяевами техники и оружия. Офицеры принимали документацию и впитывали информацию по техническому состоянию своего оборудования. Командир дивизиона живучести Андрей Шарый осмотрел на палубе аварийно спасательные устройства и глянул за борт. Кто бы сомневался? За бортом по периметру пузырило, и лодка кренилась на левый борт, наваливаясь на причал. Сдающий комдив, Глеб Нилов, подтвердил:

- Валимся, Андрей! А ты как думал? У всех одна беда. Продуваемся, чтобы стать на ровный киль. Воздушные компрессора тоже не… Гонят масло, компрессионных колец нет, а работать ими приходится часто. Продувайся осторожно, чтобы не создать в трубах дизель – эффект, как на 166-й. Помнишь?

-Что-то не припоминаю. Меня в дивизии не было, мы были в море.

- Ну как же! У них тоже цистерны дырявые и они продували главный балласт, чтобы выровняться. Закрывали бортовые клапана всех, кроме одной и дули…. Стояли на СБР и работали компрессорами на пополнение запаса ВВД. А компрессинные кольца плохие и смазочное масло гнало в трубы ВВД. При продувании в изгибе трубы пиково поднялось давление, ну и температура, естественно. И – рвануло! Взорвались масляные пары, развалило колонку аварийного продувания, и весь запас ВВД выдуло в центральный пост. Командира Косаря швырнуло на станцию торпедной стрельбы, контузило… Механик Лукашенко получил осколок в бедро и полгода валялся в госпитале. Хорошо, что люк центрального был открыт и все выдуло в атмосферу. Да ты должен помнить – мы же изучали эту аварию.

- Припоминаю, но от этого снабжение запчастями не стало лучше!

- На моих тоже кольца плохие. А разве у тебя лучше? - и Глеб ввел Андрея в курс по всем неисправностям, ничего не скрывая, потому что не чувствовал себя в них виноватым. Конечно, все, что успел вспомнить. Вечером на совещании у Пергамента офицеры по подразделениям перечислили все корабельные замечания, которые собрали за полдня. Их количество впечатлило даже видавшего виды старпома. Малых доложил, что энергозапас реакторов на исходе. 85% - выработка активной зоны на правом борту и 90% на левом. Пытался ознакомить и еще с двумястами замечаний по обрывкам бумажек, поданных ему матросами и офицерами электромеханической боевой части, но старпом Пергамент его прервал:

- Отставить, Владимир Константинович! Это мне пока не нужно. Вот когда соберешь все, тогда огласишь весь список. В двух экземплярах, пожалуйста. Один своему флагманскому, другой – командиру! - помощник командира Сапрыкин подсчитал, что по подразделениям не хватает 32% штатного личного состава. Иными словами, экипажа-то пока еще нет! С кем в море идти? Первые впечатления были хуже ожидаемых. А что будет дальше?

На Большой земле

Роскошный вид, блеск золотых погон

И кортик с золоченой рукояткой.

Казалось ей, что предназначен он для

праздной жизни… Служба для порядка.

(Вадим Валунский)

В отпуске на Большой земле Настя познакомила Андрея с Борисом Бобровским. Зачем она это сделала? Маленькие женские хитрости? Андрей знал о школьном романе своей жены, но преодолеть натянутость и неестественность этой встречи не смог и общего разговора не получилось. Теща, Елизавета Ивановна, относилась к Андрею настороженно и недоверчиво. Вероятно, она была изначально против их с Настей брака, отдавая предпочтение однокласснику Борису, который сегодня занимал солидное положение в НИИ, где работал и готовился к защите кандидатской диссертации. А эти моряки… Во - первых – пьет! Это она про Андрея. Теща свято убеждена, что сто граммов в отпуске за обедом или в воскресенье, - это глубокое пьянство, близкое к алкоголизму. Шарый действительно мог, обладая крепким здоровьем, в охотку и в компании, крепко выпить, что и делал, не смущаясь, даже будучи в гостях у тещи. Ну, и Настя рассказывала – эти моряки умеют выпить! В родительской семье Насти не пили вовсе. Исключением был новогодний праздник, когда торжественно открывали бутылку сухого вина, выпивали по маленькой рюмочке, после чего бутылку закрывали и хранили для случайных гостей в холодильнике неопределенное время

Во-вторых, опять – моряки. В представлении глубоко сухопутной Елизаветы Ивановны и из прочитанных ею книг рисовался образ этаких пройдох, у которых - в каждом порту… Форма, правда, красивая! Рубашка белая, крахмальная, якоря на лацканах и кортик! В-третьих - Настины сомнения, которые обострялись в период ссор, естественно становясь маминым достоянием. Мамина же дочка. Правда, Настя иногда сожалела об этом, но перебороть себя не могла.

Бобровский был настойчив и целеустремлен. Этакий устойчивый, состоятельный, непьющий и надежный. Как глыба. И мама его хвалила. Так или иначе, в отпуске отношения с Андреем охладели, к тому же внезапно подошедший вызов на службу раньше времени был воспринят Настей в штыки. И, вероятно, не столько от того, что вновь наступало расставание, сколько от этого вечного, нескончаемого “надо”, которое портило все впечатления от совместной жизни и от жизни вообще. Андрей звал Настю с собой на Север, но она, вся в сомнениях, раздраженная текущими событиями и этим досрочным вызовом, ехать отказалась. И Шарый улетел.

Прием

Корабль к бою и походу приготовить!

(командир)

Утром при проворачивании механизмов не захотели отваливаться носовые горизонтальные рули. Что за фокус? Сдающий комдив живучести Нилов и принимающий боцман Гучкас полезли в надстройку. Давно не отваливали? Ковырялись, ковырялись, и давление в системе гидравлики поддерживали 100 атмосфер, и впятером пытались их подтолкнуть. Безрезультатно. Боцман выпросил у Пергамента бутылку спирта и через полчаса пригнал откуда-то трактор “Беларусь”. Рули зацепили тросом и трактор, поднатужившись, вытянул-таки их наружу.

- Если мы здесь все будем оживлять трактором, то далеко не уедем, - выругался старпом Пергамент.

- А может, наоборот, уедем далеко-далеко, подальше от нашей земли, - добавил скептик по натуре минер Кулишин.

Командир дивизиона движения Слава Соломин разбирался с отчетами физиков по их замерам остатков активной зоны реакторов, или, как их еще называли для конспирации, “аппаратов”. А что можно понять в этой технике, когда она не работает? Только по рассказам хозяев. А им что? У них уже чемоданное настроение…

- Володя, знания умножают печаль, зачем тебе заранее портить настроение, - шутил сдающий механик Дубинский принимающему Малых.

- К вечеру третьего дня приемки зафиксировали около тысячи замечаний по материальной части - серьезных и по мелочам. С их полным перечнем командир пошел на доклад к заместителю командира дивизии Устинову, а механик Малых к заместителю флагманского механика Калисатову. Борис Апполинарьевич брезгливо и насмешливо пошелестел механиковыми бумажками, бегло пробежал глазами замечания и охладил Малых:

- Володя, ну, я - что, не знаю этого всего? Знаю! И знаю, что после отпуска вам не хочется идти в море! Брось ты эти вы…ньки! В море вы все равно пойдете! Караваеву уже доложили и он с Беломорья передал – “если этот чернож…й не выйдет в море, я ему матку наизнанку выверну!”

- Это он про вашего Капанадзе. Видишь, его только назначили, а он уже здесь права качает! И ты – туда же.

- Он не права качает, а положено принимать атомную лодку в течение 10 суток с вводом главной энергетической установки! Это приказ Министра обороны, Борис Аполинарьевич! И ты это знаешь не хуже меня!

- А на войне ты тоже будешь 10 суток сопли на колено наматывать?

- Не путай войну и мир, Борис Аполинарьевич! Это одно. А второе - на войну этот корабль не годится. Он должен был пройти ремонт лет пять тому назад и только после этого быть готовым, если на то пошло!

- Иди, Малых! Больно принципиальный стал! И забери свои каракули, - Калисатов подопнул пальцами по столу механиковы бумаги, и они посыпались, - мне они не нужны, - пока Малых собирал их на полу, зам флагмеха уже направился к двери.

- Иду к Устинову! А ты и не надейся! С утра вводите ГЭУ и – вперед! - механик сунул скомканные бумажки с перечнем замечаний в карман репсовой робы и, подталкиваемый Калисатовым, вышел. Борис Аполинарьевич запер дверь каюты и деловито направился в кабинет заместителя командира дивизии Устинова.

- Боится, как бы я не оставил эти бумаги на его столе, - подумал Малых.

(продолжение следует