И. Шёнфельд

4. Ломбард

Через неделю после возвращения на свою «службу международной гуманитарной помощи» Макс Триллер в сопровождении Питера Айерса уже опять летел в Африку. На сей раз – в Руанду, в которой творилось чёрт знает что, хотя вряд ли и сам чёрт понимал суть происходящего. Известно было лишь, что два племени взаимно уничтожают друг друга, и что счёт погибшим перевалил уже за сотню тысяч. В результате власти Руанды запросили военной помощи у США для наведения показательной демократии твёрдой рукой, и США просто не могли не откликнуться на этот отчаянный призыв, поскольку такого рода помощь Руанде означала возможность создания ещё одной военной базы в центре Африки: авось, пригодится в сегодняшнем неспокойном мире.

Военные инструкторы были посланы в Руанду без промедления, и половину десанта составляли ребята из «ломбарда», включая сюда на всякий случай и взрывных дел мастеров – мало ли, потребуются для каких-нибудь деликатных гуманитарных акций в соответствии с обстановкой. Но разобраться в обстановке оказалось непросто. Очень скоро выяснилось, что все вокруг врут. Врали государственные чиновники, врали чернокожие генералы, врали местные жители – то ли из страха, то ли по привычке. Не врали только полусожжённые, искорёженные трупы в глубоких рвах, но и те не могли ответить на главные вопросы: за что их убили и из какого они племени – из тутси, или из хуту. Президентские советники – сами выходцы из племени хуту – клялись, что это бедные хуту, которых зверски убили тутси, го глаза советников врали при этом так откровенно, что хотелось их выдрать с мясом и допросить каждый глаз по-отдельности. Однако приказа такого из Вашингтона не поступало, и американские специалисты продолжали поэтому вежливо слушать пламенные речи правительственных вождей. А президентские советники утверждали между тем, что не будет в стране покоя, пока подлые тутси не угомонятся, и просили американских братьев по разуму (имеющих тоже ведь богатые африканские корни, не так ли?) помочь деньгами, оружием, ну и дельным практическим советом, разумеется, с тем, чтобы укрепить до абсолютной, непоколебимой монолитности единственно правильную и неоспоримую государственность властей суверенной демократической республики Руанда.

Американские специалисты обещали доложить своему президенту о бедственном положении дел у полубратского народа, но просили эту бедственность подтвердить задокументированными фактами, потому что президент Америки – парень недоверчивый и верит только доказательствам. Чёрные генералы, посовещавшись в сторонке, повезли комиссию осматривать «совершенно свежие, вопиющие факты». В ста двадцати километрах от столицы, в провинции Бутар подлые тутси, оказывается, вырезали целый посёлок, населённый бедными хуту только за то, что хуту принадлежат к тому же племени, из которого вышел их замечательный, законно избранный и высоко чтимый в обществе президент. Американцев повезли к месту «вопиющих фактов» на автобусе в сопровождении двух танков и пятнадцати броневиков. Ехали медленно, потому что у броневиков периодически спускали колёса, и на время ремонта войско занимало круговую оборону и окапывалось. К счастью, нападения подлых тутси на правительственную колонну так ни разу и не последовало. Скорей всего, они знают, что в составе конвоя едут американцы и не решаются напасть, предположили генералы, глумливо ухмыляясь.

На исходе дня, ещё засветло прибыли на место. Уже выходя из автобуса, все почуяли чудовищную вонь. Максу и Питеру запах массово разлагающихся трупов был незнаком, поэтому то, что они увидели, подойдя с зажатыми носами к оврагу, не сразу проникло в их сознание. Ибо для того, чтобы охватить мозгом то, что они увидели, требовалось быть завсегдатаем ада. Они стояли перед оврагом двадцати – двадцатипятиметровой ширины и, надо полагать, довольно глубоким, почти доверху заваленным обезображенными, разлагающимися человеческими трупами. Описать эту картину нельзя. Это всё равно, что попытаться описать конец света, которого никто не видел: нет тех слов в человеческом языке, которые могли бы передать эту картину. Уже через минуту американские специалисты – почти все, за исключением двух военных с закалкой как у Грэгора Макфейра – стояли в ста метрах от оврага на коленях и блевали. Их увезли против ветра в какую-то деревню с чёрными хижинами, чёрными людьми, чёрными свиньями в чёрных лужах и чёрными курами в чёрной пыли и там оставили ночевать в десантной палатке, заранее установленной для этой цели сопровождавшими комиссию африканскими солдатами. Президентские генералы объяснили американцам, что пускаться ночью в обратный путь по этой враждебной территории – смерти подобно. Перед входом в палатку поставили двух часовых, которые немедленно вступили между собой в раскалённый диалог с воплями, топаньем ногами и периодическим передёргиванием затворов автоматов. У американцев возникло убеждение, что перед их глазами как раз и разворачивается пример руандийской трагедии, в которой представитель тутси через секунду приступит к уничтожению представителя хуту. Или это спектакль, демонстрация американскому президенту всей глубины межэтнической катастрофы Руанды?

Впрочем, один из членов комиссии, переводчик, успокоил всех, объяснив делегации, что солдаты обсуждают качество рыбных консервов, которые им раздавали на прошлой неделе.

Скоро заокеанским гостям выдали маисовые лепёшки, китайскую тушёнку и кипяток, хотя никто, кроме военных, есть не мог. Запах тушёнки вызвал у Питера новые, внезапные спазмы ассоциаций, и он, чтобы побыстрей попасть наружу, просто полоснул ножом по брезенту и вывалился из палатки. Какое-то время он кашлял и стонал там, а потом затих. Когда Макс вылез за ним, Питера нигде не было. «Отполз подальше», – подумал Макс и вернулся в палатку. Там как раз ребята разливали виски. Кто-то запасливый имел с собой «лекарство» – несколько бутылок, привезённых из Америки. После крепкого спиртного, выпитого неразбавленным, почти все американские гости уснули, выпав из сознания, спасаясь таким образом от чудовищного стресса. Некоторое время Макс смотрел на электрический фонарь, тускло освещающий тоскливое пространство палатки, слушал стоны и вскрики мающихся во сне американцев и, чтобы не вспоминать о жутком овраге, представлял себе Австралию. Он долго шагал по ребристому, красному, песчаному склону в сторону зелёного оазиса, пока не уснул в какой-то миг. Его разбудил Питер. Он шарил у Макса в «спецрюкзаке». Там лежали детонаторы. В другом «спецрюкзаке» хранилась взрывчатка. Этот, второй рюкзак был уже на спине у Питера.

- Питер, ты что, спятил? Зачем тебе аммонал? Положи на место, – зашипел Макс.

– Я был у датчанина. У доктора. У миссионера. У датчанина я был, – сообщил Айерс, и тон Питера Максу совершенно не понравился. Питер произносил слова напряжённо, сосредоточенно и монотонно, как будто выучил их наизусть и повторял в разных комбинациях. Это была не типичная речь Питера. Макс нащупал на поясе фонарик, вытащил его, включил и направил на Питера. Тот даже не запротестовал. Наоборот, он обратился к фонарику и теперь уже торопливо, пропуская слова, стал бормотать скороговоркой. Питер объяснял фонарику долго, взахлёб. Из его рассказа Макс понял следующее.

Питер шёл по деревне и натолкнулся на белого человека. На датчанина. То ли миссионера, то ли учителя, то ли врача, то ли на всех этих специалистов вместе в одном лице. Датчанин забрал его к себе в хижину и напоил его кофе. Питер выпил кофе, вспомнил про овраг и рассказал про него датчанину. При этом его снова вырвало. Датчанин сказал, что он об этом всё знает. Что он знал почти всех, кто лежит в том овраге. Всё это тутси – все до одного, женщины и мужчины, старики и дети: все! Их убили три дня назад солдаты правительственной армии. Они прибыли с карательными целями, с заданием прочесать местность и убить всех тутси. Узнав о появлении карателей, жители четырёх ближайших деревень покинули свои дома и побежали в миссию, в женский бенедиктинский монастырь по названию Сову с мольбой, чтобы монашки их спасли, чтобы их взяли под защиту милосердного Бога. Сёстры освободили большой гараж и запустили туда тутси. Ворота гаража заперли. Затем кого-то из сестёр послали к солдатам. Монашка доложила солдатам, что они поймали много тутси. Когда каратели прибыли в монастырь, сёстры уже вовсю таскали хворост к гаражу, а сама настоятельница приволокла канистру с бензином и дала солдатам спички. Всех жителей сожгли заживо. Монашками солдаты попользовались, но оставили их жить в награду за службу правому делу. Сёстры пятый день подряд стоят на коленях и отмаливают свой грех. Настоятельница постановила, что они будут отмаливать его ещё целый месяц.

А солдаты после этого отловили ещё тысяч пять тутси и разрубили их на части, а потом свалили в овраг. Туда же монашкам было приказано ссыпать и прах сожжёных. Вчера, после молитвы они это уже делали. Как раз сейчас они опять молятся. Они хотят, чтобы их покаянные молитвы дошли до господа!..

– Но бог их не услышит! Потому что первым их услышал я – царь тьмы! И сегодня я буду говорить с ними! Я скажу им только одно слово! Я скажу им: «Come!», скажу я им, и поведу их за собой в своё Царство!. И там я буду их судить! Там, у себя внизу! И ввергну их в геенну огненную, и будет она куда пострашней того сарая, в котором они сожгли своих братьев и сестёр...

– Пит, не дури... Питер, пожалуйста, отдай рюкзак...

– Убери руки, фашист! Как смеешь трогать Царя? Тоже захотел в геенну огненную?

- Питер Айерс! Ты, царь тьмы хренов! Если ты спятил, то это твоё личное дело. Иди и скажи своим монашкам, что ты Царь тьмы и нагоняй на них страху сколько хочешь. Но взрывчатку не трогай. Снимай рюкзак, неемедленно...

В этот миг земной шар обрушился на череп Макса, и в памяти его возникла тёмная пауза. Сколько времени спустя она завершилась, Макс не знал. Он раскрыл глаза и долго не мог сообразить, где он находится. Страшно болела голова. Он пощупал её. Она была липкой, и было очень больно к этой липкости прикасаться. Странно. Вспомнился странный сон с сумасшедшим Питером, забирающим взрывчатку... Память начинала постепенно возвращаться. Макс с трудом, преодолеваяострые стрелы, пронзающие мозг, повернул голову. Рюкзаков не было. Питера не было. Макс начал приподниматься на локте, ударился обо что-то головой и отключился снова.

На рассвете раскатистый взрыв прокатился над бушем и разбудил военный лагерь. Всё пришло в движение: солдаты принялись окапываться, броневики отправились на разведку. Вернулись боевые машины через час. Из них вылезали хохочущие солдаты. На общий сбор позвали и заморских военспецов.

– Ну и хохму устроил ваш американец! – восторгались африканцы, – монастырь взорвал! Штук десять монашек – в клочья! Остальные – кто куда, как куры! Одну в кактусах нашли. Спряталась там. Как дикобраз – вся в иголках и дрожит. Ну умора!

– А где сам американец? – спросил Макс, борясь со льдом в области сердца и пылающим огнём в воспалённом мозгу.

– Так по всем джунглям разлетелся! Он динамит на себе взорвал! Ворвался на ночную молитву, сказал, что он Сатана и пришёл к монашкам с последним словом Страшного суда. Да ка-а-ак дернет за верёвочку! Ба-ба-ба-ба-бах!!! И нет монастыря, как ветром его сдуло! Вот это работа так работа! Вы должны научить наших специалистов делать так же. Это нужно нам для дальнейшего утверждения свободы и демократии на всей территории суверенной республики Руанда. Давайте немедленно запишем это наше требование в протокол. А вы отвезёте его своему великому президенту. Вы же увидели теперь все вопиющие факты своими глазами? Вы же были свидетелями, что эти подлые тутси творят с нашей свободой и демократией? Скажите же вашему, всем миром уважаемому президенту Америки, что нашему безмерно уважаемому в Руанде господину президенту нужны помощь и защита нашего старшего брата – президента Америки.

– Эти мои последние слова про старшего брата тоже внесите в протокол! – распорядился африканский генерал с наполеоновскими эполетами на плечах и поправил огромные тёмные очки, в которых криво отражались чёрные человечки и изогнутые танки с дугообразными башнями – всё его грозное воинство – на фоне восходящего африканского солнца.

Пожав многочисленные руки, американская делегация отправилась в обратный путь. Всемирно уважаемому президенту Соединённых Штатов, разумеется, доложили о результатах командировки, равно как и о полной бесперспективности обустройства американских военных баз на территории суверенно-невменяемой Руанды, после чего президент Клинтон, основательно подумав и посоветовавшись со своей прекрасной секретаршей Моникой Левински, распорядился в Руанду больше не соваться. Тем более, что взять с них там будет нечего, и окупить военно-гуманитарную помощь будет нечем. Не бананами же? И он был прав. Ведь известно, что в современном мире самой надёжной базой для любого гуманитаризма, в том числе военного, являются углеводороды. А их у Руанды не было. Ни нефти с газом, ни урана, ни хотя бы занюханных алмазов каких-нибудь. Не рабов же оттуда завозить опять в порядке оплаты за услуги. Свят, свят, свят! – от тех, с первого завоза, деваться некуда...

В общем, всеми уважаемому, демократически избранному руандийскому президенту Жювеналю Хабиаримане стать очередным «своим сукиным сыном» для американского президента Клинтона так и не удалось. Господину Жювеналю не повезло. Но и подлым тутси тоже. Официальные, законно избранные власти продолжали резать их ножами местного производства и плющить дубинками чёрного дерева от имени большинства руандийского народа. На 1995 год по официальным сведениям международных наблюдателей количество убитых тутси в Руанде перевалило за миллион. Многие теоретики цивилизационного процесса заговорили в этой связи о реализации проекта «золотой миллиард» – тайного заговора сильных мира сего по сведению числа едоков на планете к одному миллиарду. К миллиарду наиболее достойных жить, имеется в виду. С этой точки зрения уничтожение племени тутси в Руанде уже не выглядит с высот сегодняшнего дня трагической случайностью, вызванной естественными проблемами врастания первобытного общества в пост-индустриальное окружение, но одним из звеньев целенаправленного процесса...

Впрочем, все эти рассуждения о миллионах и миллиардах к описанию дальнейшей героической судьбы Макса Триллера прямого отношения не имеют. Более того: эти рассуждения представляют собой большую опасность, поскольку грозят увести повествование в сторону. А именно – в сторону того оврага, где тутси лежат...

Несколько дней после абсурдной гибели сошедшего с ума Питера Макс Триллер находился в состоянии ярости и отчаяния. Он мог в те дни произносить только одну фразу: «Какого чёрта!». Но что – «какого чёрта!», он и сам толком не понимал: какого чёрта себя Айерс подорвал, или какого чёрта их в Руанду послали, или какого чёрта он, Макс, в ЦРУ подался, или какого чёрта вообще американцем родился? Но на момент возвращения в Америку Макс почти успокоился. Надо полагать, в нём перегорели в те дни последние запасы уважения к человечеству – жадной и жестокой людской массе, способной лишь на предательство, подлости и убийства ради денег, нефти и снова денег. И сам он, Макс, стал тоже неотъемлемой частью этого клубка ядовитых змей, наделённых безумным сознанием. Он ведь тоже взрывает, разрушает и убивает, даже если и не своей волей, а по приказу. Но при этом погибают люди! Он убивает людей!

Чистые духом и наивные австралийские аборигены, собиратели земных щедрот, живущие по законам солнца и матери-природы, вспоминались теперь Максу истинными ангелами – такими, какими добрые ангелы и должны быть при господе Боге. При условии, что сам господь Бог существует на белом свете. Ибо если он есть, то зачем допускает всё это? Зачем нужно ему было создавать людей, чтобы затем изводить их – методически, жестоко, изобретательно и коварно? Какого чёрта?

Свой мрачный отчёт о командировке начальнику Грэгору Макфейру Макс сделал в краткой, почти равнодушной форме. Тот очень внимательно посмотрел Максу в глаза и произнёс:

– Вот теперь ты настоящий солдат, Триллер! Солдат, не похоронивший ни одного своего товарища, погибшего в бою, – это ещё не воин. Конечно, Айерс погиб глупо и позорно, ему не хватило выдержки и хладнокровия, как остальным. Проблевался бы, выпил виски, как все другие – и всё было бы в порядке! Но нет, он поддался своему воображению, сочувствию к загубленным человеческим душам и ужасу от гнилого человеческого мяса. Это недопустимая ошибка для воина. И он спятил. И погиб. Такая смерть – это позор для солдата! Но для внешнего мира и в глазах своих детей Питер Айерс должен остаться героем, погибшим за светлые идеалы Соединённых Штатов Америки. И ему будет воздано по полному ритуалу воинской чести!

Сотрудников ЦРУ по большей части хоронят тихо и скромно. Иных, из отделов внешней разведки увековечивают вообще одной лишь звёздочкой на камне с порядковым номером понизу. Лишь посвящённые знают, какое имя значится за этой звёздочкой, и то не всегда факт, что имя это дано было человеку при его рождении.

Питер Айерс, в отличие от разведчиков-нелегалов или внедрённых агентов, был всего-навсего скромным диверсантом-подрывником, и его хоронили поэтому на кладбище ЦРУ под собственным именем, с пастором и прощальным салютом. Гроб опускали пустым. Присутствовал весь наличный диверсионный отряд Грэгора Макфейра за минусом тех, кто находился «в поле». У ямы стояла, вся в чёрном, молодая вдова Питера Элизабет. За её чёрную юбку держались двое детей, мальчиков пяти и семи лет. Священник произнёс утешающие слова о героях Америки, которым место в раю. Грянул залп, гроб опустили, Грэгор торжественно сложил в несколько слоёв, а затем треугольником американский флаг и подал его вдове. Элизабет инстинктивно отдёрнула руки, но потом спохватилась и приняла флаг. Руки не слушались её, и флаг упал на свежую глину. Макфейр поспешно подобрал флаг и подал его Элизабет снова. Но теперь ему пришлось подхватить уже саму вдову, падающую в обморок. Дети смотрели на флаг с ужасом, младший стал кричать «Мама! Мама!». От этого крика женщина пришла немного в себя и пошатываясь, пошла прочь от могилы. Дети, цепляясь за неё, семенили рядом. Грэгор качал головой. Макс в последний раз буркнул: «Какого чёрта!».

Пита Айерса больше не было на земле. И где он был теперь – неизвестно. Пита Айерса похоронили. Во славу Америки. КАКОГО ЧЁРТА???

Последовали недели и месяцы, которые незаметно складывались в годы. В эти недели, месяцы и годы вплелись бессчётные, почти всегда внезапные командировки – спокойные и безумные, простые и коварные, успешные и провальные, с погонями и засадами и без таковых, с жертвами и потерями, но и с тайными победами, приносящими Соединённым Штатам ещё больше власти, нефти и финансовой мощи. Всё это вместе укрепляло в американской нации чувство исключительности, а у её властей – осознание своей ведущей, исторической, мессианской, планетарной роли в деле наставления человечества на путь истины – единственной и бескомпромиссной, переданной Америке самим Господом богом – тем самым, который упоминается на каждой долларовой бумажке, тем самым, который осенил американцев особым познанием Свободы и Демократии – этих основных завоеваний американской, бунтарской, агрессивной цивилизации, воздвигнутой на костях краснокожих индейцев.

Оперативные диверсионные группы Грэгора Макфейра совершали прицельные акции на всех континентах мира, и во многих из них принимал участие Макс Триллер. За семь лет работы в Агентстве он сильно изменился. Ничего не оставалось в нём от прежнего Макса Триллера – горячего сердцем, общительного, любознательного, остроумного, импульсивного, временами романтичного, возможно, излишне наивного и в целом благожелательного человека. Теперь это был сдержанный в чувствах и движениях, мрачноватый на вид, неразговорчивый и малоконтактный господин с тяжёлым, твёрдым взглядом. Он давно уже стал первым заместителем Грэгора и сам тренировал и готовил к операциям молодых сотрудников. Макфейр с гордостью говорил о нём: «Это лучшее изделие моей жизни!».

И лучшее изделие Грэгора Макфейра, Максимилиан Триллер, вынырнув из одной секретной операции, отчитавшись и зализав раны, если они случались, уже заныривал в следующую. Не философствовать, не думать о справедливости, не пытаться искать правду в море лжи и отлавливать ложь из подаваемой на блюде баланды по названию «правда», а жить данной секундой, риском боя и чувством исполняемого долга под пологом чёрного плаща, являющегося одновременно и ведущим вперёд знаменем и защитной мантией – к этому приучил себя Макс за прошедшие годы.

Пальцев на двух руках давно уже не хватало, чтобы перечислить все «гуманитарные» акции ЦРУ по миру, в которых Макс принимал участие под разными именами, или которые он возглавлял лично. В 1995 году он снова побывал в Ираке, после чего мировые СМИ наперебой сообщали о сериях взрывов в общественных местах. Но когда эти взрывы происходили, Макс находился уже в Мексике, а взрывы в Ираке произвели люди, которых Макс научил это делать. В девяносто шестом он был на Гаити и учил диверсионным методам гаитянских «сукиных сынов» из числа «своих». В том же девяносто шестом он наведался в Конго, тоже не без громкого эффекта. В 1997 году произошла серия взрывов в кубинских отелях, в одном из которых останавливался турист с немецким паспортом, удивительно похожий на Макса Триллера. В 1998 году взорвался фармацевтический завод в Судане, где незадолго до этого побывала делегация иностранных наблюдателей, среди которых был и Макс Триллер – разумеется, под другим именем. Наконец, в 1999 году Макс провёл несколько месяцев в Югославии, которую он покинул под огненный занавес ночных бомбардировок и под свист ракет, пущенных с американских «чёрных призраков» по родильным домам, посольствам, рейсовым автобусам и прочим стратегическим целям, представляющим опасность для свободы и демократии. Двухтысячный год, в котором уверенно ожидался, но в очередной раз в активной форме так и не состоялся конец света, Макс до самой осени пробыл в Афганистане, наблюдая за развитием опиумного производства и созданием всё новых и новых героиновых лабораторий. Ему приказано было лаборатории эти не трогать, а наоборот, научить афганских коллег грамотно минировать все подходы к ним – от несанкционированных любопытствующих. Разгадка такой политики была проста: афганские наркотики стремительно превращались в мощное оружие против заклятого врага Америки – России. Тот факт, что Россия вот уже десять лет как перестала быть оплотом коммунизма, ничего не менял: Россия оставалась огромной и мощной страной, и подрыв её конкурентного могущества всеми легальными и нелегальными способами составлял альфу и омегу американской политики. Героин в этой незримой войне стал горячей темой для ЦРУ, одним из его отравленных кинжалов, используемых против врагов Америки. Разумеется, кинжалом тайным. На официальном же уровне США решительно боролись с расширением наркобизнеса в Афганистане, и Макс Триллер от имени своей страны даже подорвал перед телекамерами две отслужившие свой срок фабрики героина и одну скандально засветившуюся нарколабораторию. Американские СМИ очень положительно отозвались об этой бескомпромиссной борьбе США против распространения наркотиков.

Из Афганистана, после всей этой масштабной, ценичной лжи американских СМИ о героической борьбе Америки с наркотиками, Макс вернулся с чувством большой усталости в душе и глубокой душевной горечью, исходящей от великих сомнений, накопившихся в нём за прошедшие годы свинцово тяжёлым пластом лавины, готовой к сходу. Его отравляли мысли о фальшивой праведности того, что он творит во имя Америки, и вообще – об абсурдности собственного существования на этой злобной земле. Даже возникло было у него намерение наведаться в сентябре в Элис Спрингс, с тем чтобы примериться ещё раз к тихой жизни австралийской провинции и, может быть, всё-таки остаться там навсегда. Но эта идея не успела развиться до масштабов реального плана – в конце сентября Макса забросили на Украину. Лишь теперь он сообразил, зачем от него в недавнем прошлом требовали освоить в совершенстве украинский язык под руководством неистовой рыжей Варвары с её оригинальными методами обучения, мобилизующими все без исключения ресурсы моторной памяти своих учеников.

(продолжение следует