А. Шварцкопф

Чтобы остаться в городе, я пошёл на хитрость. Я договорился в строительном управлении «Культбытстрой» (Культурно-бытовое строительство), что меня примут плотником 3-го разряда с условием, что я поступлю учиться на вечерние двухмесячные курсы повышения квалификации при учебном комбинате, сдам экзамены на 5-ый или 6-ой разряд, и после меня назначат бригадиром. Выгодная сделка для обеих сторон состоялась. С 9 сентября 1958 года я начал посещать курсы плотников и после окончания учёбы в школе десятников-строителей был принят 14 октября 1958 года на работу в СУ «Культбытстрой» треста «Алтайсвинецстрой» плотником 6 разряда (условно до сдачи экзаменов).

При поступлении на работу cлучился небольшой казус. Ищу отдел кадров, чтобы сдать требуемые документы. Мне показали кабинет и сказали: «Иди к Деревянному». Захожу в кабинет и говорю: «Товарищ Де-ревянный, я пришёл сдать документы для устройства на работу». Он зло взглянул, но ничего не сказал. Положил все бумаги на стол и предупредил, чтобы быстрей сдал зкзамены на 6-ой разряд, как было обговорено с начальником управления. Оказывается, «деревянный» была кличка, а фамилия была Рудовалов.

Начальник ОК т. Рудовалов получил кличку «деревянный» за чёрствость, грубость к рабочим, начальство его тоже не ценило. Но так как началь-ники ОК были осведомителями НКВД-КГБ, то уволить их с работы было всегда трудно, практически невозможно. В моём случае Рудовалов сдержал слово: после завершения учёбы при учебном комбинате и сдачи экзаменов в трудовую книжку записал 6-ой разряд, и я был назначен бригадиром бригады плотников.

В это время в среднем на работающего в бригаде закрывались наряды по 30 руб. в день. Это была нормальная зарплата. Деньги среди членов бригады распределялись согласно разрядам. Для меня при шестидневной рабочей неделе по 6 разряду и бригадирских начислениях получалось около тысячи рублей в месяц. Довольно приличная зарплата по тому времени. С этого момента моя трудовая деятельность не прерывалась ни на один день до отъезда на ПМЖ.

Проработал я в «Культбытстрое» четыре с половиной месяца и, получив запись в трудовой книжке плотника, перешёл работать по профессии мастера. Я проработал на стройке 30 лет и только два раза увольнялся по собственному желанию: в 1959 году при переходе на работу мастером, на инженерно-техническую должность, и в 1988 году перед эмиграцией. Остальные переходы были переводами с согласия обеих сторон, в основном на повышение.

Жить я перешёл к Петру Ивановичу Штрейтенбергу, который работал старшим прорабом в КБС, а я у него бригадиром бригады плотников.

Почему он взял меня к себе, я не помню. Наверно, он понимал, что я нищий и нуждаюсь в поддержке. Немцы всё-таки поддерживали друг друга, хотя это было опасно.

В городе было очень много строителей из немцев, которые были во время войны привезены в качестве трудармейцев на строительство Усть-Каменогорского Свинцово-Цинкового комбината. Некоторым удалось выучиться в Усть-Каменогорском строительном техникуме на вечернем отделении. Так позднее я познакомился со старшими прорабами Иваном Яковлевичем Францем, Фёдором Андреевичем Экгардтом, Иваном Васильевичем Кемпелем и другими, которым удалось в трудные послевоенные годы окончить техникум. Они руководили стройкой прекрасных домов в городе.

Многие бригады были почти полностью укомплектованы немцами: бригада каменщиков Андрея Абрамовича Борна и Петра Петровича Шмидта, бригада плотников Райнгольда Васильевича Деринга и другие. Это были лучшие бригады строительного треста, ими гордились все. Лучшими они остались до конца.

Разговаривая с новыми знакомыми и бывая в гостях у них, я обратил внимание, что ребята женаты на русских женщинах. Почему? Ответ был прост: немецких девушек и женщин в городе не было. Тогда я ещё не мог этому дать должной оценки, не мог знать, что это не частный случай для Усть-Каменогорска, а общегосударственное запланированное центральными органами власти явление. Гораздо позднее, наверно, уже в 80-е годы, когда бывшие трудармейцы начинали уходить на пенсии, выяснилось, что время их принудительной работы в трудармии не оказывалось зафиксированным в трудовых книжках и не подтверждалось никакими документами «на руках» (их просто не было). И это время выпадало из трудового стажа.

Тема привлечения российских немцев от 15-ти до 60-ти лет через военкоматы к принудительным работам в концентрационных лагерях под безобидным термином «Трудовая армия» оставалась на четыре десятилетия запретной и остаётся до сих пор одной из наиболее охраняемых тайн Второй мировой войны. Что скрывалось за термином «Трудармия», даже работники отделов кадров предприятий не знали. Только с середины 80-х годов, в период «гласности и перестройки», когда «заговорили» «трудармейцы», эта тема пока ещё безобидно начала иногда проскальзывать в прессу и начала энтузиастами изучаться. На сегодняшний день для многих, в том числе и для меня, становится всё более убедительным, что «Трудармия» была одним из важнейших звеньев тщательно продуманной и чётко спланированной крупномасштабной акцией советского государства, направленной на физическое уничтожение двухмиллионной этнической группы немцев в концентрационных лагерях при крупных государственных стройках, на шахтах и лесозаготовках, а более молодых путём де-национализации главным образом русификации. Вот почему мужчин и молодых парней отправляли в одни места работы и поселения, а женщин и девушек в другие, запрограммировав распространение межнациональных браков.

Этнически «чистая» или однородная семья является основой существования и жизнедеятельности любого народа. Разрушение этнически однородной семьи естественно ведёт к растворению народа национального меньшинства и его довольно быстрому уничтожению как этнической группы. В условиях окружения русским большинством и русского языка как межнационального в СССР проходила при этом русификация немцев, потеря родного немецкого языка. А российские немцы в качестве этноса, по понятиям партии, подлежали уничтожению. (См. Приложения № 11 - 23)

Прямых доказательств существования такой государственной программы геноцида немецкого населения пока нет, но судя по тому, как ещё задолго до начала войны проводилась зачистка энциклопедической и исторической литературы от всего немецкого, непропорционально мало были представлены немцы в государственных органах власти и все последующие мероприятия по фальсификации обвинений и необоснованные обвинения и притеснения российских немцев во время и после войны с их государственной масштабностью, системой и многоплановостью, долговечностью и строжайшей секретностью, не ос-тавляет сомнений в её существовании. Программа геноцида не могла проходить спонтанно, а была организована действиями местных властей или отдельных ведомств. Тема «Трудармия» совершенно ещё не разработана и почти не исследована, и никто, кроме российских немцев, не может быть более заинтересованным в раскрытии исторической правды. Наверняка, в строго секретных недрах архивов ЦК КПСС, бывшего КГБ и МВД хранятся и ещё долго будут скрываться документы по данной тематике, тем более, что период безоглядного рассекречивания архивов в России прошёл. Хотя с социализмом покончено, но раскрытие этой темы стало бы «чёрным пятном» в истории российского государства.

Семья

Я не могу чётко разделить время учёбы, время работы и создания семьи, как принято здесь в Германии - у нас в то время делалось всё вместе: днём работали, учились на вечерних отделениях или заочно, женились и рожали детей. А семья вынуждена была принимать это всё как реальность. Поэтому я постараюсь освещать эти вопросы совместно, пусть читатель меня извинит за сумбурность. Сама жизнь наша была сумбурна.

Иногда я приходил в гости на старую квартиру. И вот как-то в ноябре 1958 года в разговоре хозяйка заикнулась, что в моей бывшей комнате живёт студентка кооперативного техникума. Я попросил разрешения зайти в «свою конуру». С кровати поднялась молодая девушка, красная после сна. Мы познакомились. Девушку звали Фаиной. Мы долго говорили, узнавая друг о друге детали. Я стал ежедневно приходить после работы, по вечерам гуляли по городу. Фая мне очень нравилась. Мы полюбили друг друга. Это была любовь с первого взгляда. Когда я сделал предложение о женитьбе, Фая не соглашалась: где будем жить? Через несколько дней я нашёл комнатушку около 8 кв.м у других хозяев и повёл Фаю показывать новые «аппартаменты». Препятствия были решены, и 5 декабря 1958 года мы с Фаей расписались в ЗАГС(е) и создали нашу семью. Я помню, когда я сказал маме, что собираюсь жениться, первый вопрос был: «Кто она по национальности?» – «Немка!» Второй вопрос: «К какой религии относится?» - «Лютеранка!» Все формальности были соблюдены, и мама дала согласие. Мы заселились в маленькую комнатушку дома Григория Лутая по ул. им. Чернышевского. Он работал главным бухгалтером в строительном управлении «Земстрой». Его жена Сузанна, ростом здоровая, на голову выше мужа. Когда он напивался, она его выталкивала на улицу и закрывала дверь на замок. Муж бегал вокруг, бил по окнам и орал: «Я в доме хозяин!» Мы с Фаей прижимались друг к другу и замирали: боялись большой трагедии. Но всё закончилось у них мирно... Для нас эти скандалы были отвратительными.

Медовый месяц провели дома: я работал, Фая училась. Кстати, медовый месяц. Откуда это пошло? В 1565 году царь Иван Грозный решил наводить порядок в стране в питейных заведениях. Простому люду позволялось варить пиво и мёд только в двух случаях – на свадьбу и на поминки. Но при одном условии: сообщи, сколько и чего собираешься гнать да заплати в кабак пошлину. Пировать полагалось не более трёх дней, однако для молодожёнов грозный царь сделал поблажку – разрешил им пить мёд и медовуху в течение целых четырёх недель. Этот сбор так и назывался – «на медовый месяц». Вот почему у русских первый месяц после свадьбы называется «медовым месяцем».

Так мы начали свою семейную жизнь. Наш семейный бюджет складывался из моей зарплаты около 1000 рублей и стипендии Фаи 200 рублей. Кровать односпальную дали Фае в техникуме. Стол сделал гостивший у нас брат Роман из досок, которые я принёс со стройки. Два старых стула я принёс из бывшего радиоузла, который мы перестраивали под жилой дом первому секретарю горкома партии Алексею Кузьмичу Лесечко. Постельные принадлежности дала нам мама Фаи. Посуду стали приобретать по возможности.

Проработав пять с половиной месяцев бригадиром, я нашёл место мастера-строителя. Теперь уже меня могли принять, так как я до этого проработал бригадиром в городской строительной организации. Меня зачислили мастером строительного участка Восточно-Казахстанского геолого-разведывательного управления, где я проработал до декабря 1962 года. Мы строили жилые дома, детские сады, административные и промышленные здания для геологов. Здесь я познал настоящие «университеты» руководства строительными процессами, организацией труда исполнителей, руководства коллективом. У начальника стройучастка права были как у строительного управления, так как это было специализированное подразделение Восточно-Казахстанского Геологоуправления. Начальником бЛеонид Казовский был строгий, требовательный, порой грубый, но справедливый руководитель. Он остался для меня авторитетом навсегда. Всё, что требовалось для строительного процесса, было у нас на участке: небольшой кирпичный завод, столярная мастерская, цехи для изготовления бетона и раствора, сборных железобетонных изделий, автобаза и подъемные механизмы.

Помню, когда строили 32-х квартирный жилой дом для геологов, поднимая раствор гусеничным краном на четвёртый этаж, кран от перегрузки упал и погнул стрелу. Я поехал в контору докладывать начальнику о случившемся и был уверен, что он выгонит меня с работы, ведь другого механизма для подъёма материалов не было. Я зашёл и слова вымолвить не могу. Начальник успокоил меня и спросил, что случилось. Первое, что спросил: «Люди не пострадали?» Когда я ответил, что люди не пострадали, но кран вышел из строя, он выругался и сказал: «Хорошо, люди не пострадали! А железки мы найдём. Иди - работай!» Позднее, уже работая начальником управления, я никогда за аварии не ругал подчинённых, зная, что у них в это время происходит в голове. Казовский свои «университеты» по строительству проходил в лагерях заключённых...

Так как мы ждали наследника, я летом 1959 года нашёл другую квартиру в доме по ул. Комсомольская, 13; хозяева Скударновы Борис и Мария Тимофеевна. Комната была большая, но проходить надо было через общую комнату хозяев. Мне разрешили пристроить сени с отдельным входом. Получилась прекрасная квартирка. Как-то ночью разбудила меня Фая и сказала, что надо в роддом. Я, как угорелый, выскочил из дома, побежал звонить. Рядом была поликлиника. Сторож разрешил позвонить, но мне ответили, чтобы я сам привёл жену. Мы пошли пешком. Было далеко, более километра. Только теперь я понимаю, какое это было опасное решение. Утром 16 августа родился сын Леонид. Через несколько дней дали мне маленький свёрточек с сыном. Пошли опять пешком домой. Идём, а я всё не чувствую, что там маленький человечек. Остановлюсь, раскрою и слушаю. Сопит. Идём дальше. Мария Тимофеевна нам много помогала в первые дни, так как мы ничего не понимали в уходе за маленьким ребёнком. Мы уговорили тёщу оставить свой дом в с. Малая Убинка и переехать к нам. Лилия Ивановна Кох с сентября 1959 года стала нашим членом семьи, и до конца своей жизни, 30 января 1986 года, жила у нас. Это был золотой человек с прекрасным характером. Она соответствовала своему имени - любила цветок лилию.

Цветок лилия получил свое название от древнекельтского «лили», что означает «белизна». Изображения лилии встречаются на вазах и фресках у египтян, ассирийцев, греков, римлян. Древние греки приписывали цветку божественное происхождение. На празднествах Флоры молодые гречанки соревновались в беге в честь цветка. Цветок считался символом непорочности и чистоты. Такой была и наша бабушка.

Осенью к нам приехал брат Василий с Давидом Шенгальцем. Они поступили в одногодичную школу десятников-строителей, которую я в своё время окончил. Год они жили у нас. В этой маленькой комнатке теперь жило шесть человек. Конечно, было тесно, но мы это старались не чувствовать (я, наверно, неправильно выразился, мы не старались, а действительно не чувствовали эту тесноту), мы жили и ранее так. Никто никогда не заикнулся и не подал виду. Мы привыкли к тому, что в гости приезжают родственники и живут у нас.

Мы были просты и нетребовательны, как теперь это принято. Может, мы проще относились к нищете, тесноте, к обидам со стороны других людей. Родственные отношения были святыми. Ими мы гордились и гордимся до сих пор.

После ввода 32-х квартирного дома мне выделили 2-х комнатную квартиру. Я был у своего дома, где мы впервые получили квартиру, во время отпуска. Ничего не изменилось, только постарел, не тронула его кисть маляра. Дом стоит с 1960 года и ни разу не ремонтировался, фасад ещё тот, который был при вводе его в эксплуатацию. Так без ремонта стот большинство домов в городе. И пусть скажут, что в то время строили плохо. Нет! Строили добротно, и тому подтверждение, что все дома в городе, построенные в те далёкие годы, выдерживают суровый климат и вредную от выбросов свинцово-цинкового комбината и других промышленных предприятий сернокислотную внешнюю среду.

Площадки для детских игр отсутствовали. Их не строили в то время. В доме мы получили двухкомнатную квартиру в 1960 году на первом этаже.

Этот 32-х квартирный дом я строил с самого начала до ввода его в эксплуатацию и здесь получил квартиру. Мы были рады этому событию. Но легко с получением квартиры не было. Были большие проблемы, так как сами геологи тоже жили без квартир.

Наш дом, где мы жили, был рядом с первым корпусом моего института. Теперь, когда занятия были в первом корпусе, мне требовалось 2 минуты до их начала. Но здесь редко занимались, больше во втором и третьем корпусах.

Работая на строительном участке геологоуправления, я чувствовал, что опыта для работы за эти четыре года набрал достаточно и надо было идти работать в большую строительную организацию, чтобы набрать ещё больше опыта и после окончания института получить возможность роста по служеб-ной линии. Не мог я жить без настоящей стройки интересных объектов и вернулся в своё старое управление «Культбытстрой». Но теперь уже могли меня принять мастером.

Это строительное управление было создано в 1952 году и возводило детские сады, школы, профессионально-технические училища, техникумы, институты, больницы, кинотеатры, жилые дома из кирпича со встроенными помещениями для размещения магазинов, аптек и других культурно-бытовых объектов. В эту организацию я пришёл ещё осенью 1957 года, чтобы подрабатывать во время учёбы в школе мастеров. По вечерам тогда мы ставили и разбирали леса для штукатуров, которые работали на ремонте главного зрительного зала, а затем на пристройке второго зала кинотеатра «Октябрь» по улице Кирова. Здесь я получил первые навыки по строительным профессиям: приходилось делать всё, что требовалось. Мастером была Рая Шарафутдинова. Начальником управления - Столяров Аркадий Львович. Позднее начальниками управления работали: Володарский Яков Наумович, Лысенко Илья Ильич, Ананин Леонид Яков-левич, Войко Анатолий Иванович, Шериязданов Рауль Шериязданович, Микушин Фёдор Панфилович, автор этих строк (1975-1982), Бевз Герман Петрович, Меньшиков Юрий Михайлович. Пришли тяжёлые 90-тые годы, и после сорока лет существования управления не стало.

«Культбытстрой» было генподрядное управление с собственным персоналом более 300 человек. Для выполнения специальных работ (сантехнических, электромонтажных, благоустройства, сроительства коммуникаций, плотничных, отделочных и других работ) привлекались субподрядные организации.

Меня приняли мастером генподрядного участка по строительству студенческого городка. Строился большой комплекс студенческих заведений: Усть-Каменогорский Строительно-Дорожный институт, Педагогический институт, энергетический техникум и другие. Я был рад своему назначению.

Хочу несколько слов сказать о совмещении учёбы и работы. Учился я по вечерней форме обучения шесть лет. Днём на работе, а вечером четыре дня в неделю были занятия в институте. Курсовые проекты делали в выходные дни. В то время работали по восемь часов шесть дней в неделю. Конечно, было очень тяжело совмещать это. У мастера рабочий день был не нормирован. Приходилось часто оставаться после окончания рабочего дня в управлении или в конторе прорабского участка и составлять отчёты, калькуляции на предстоящие работы, закрывать наряды, списывать использованные за месяц материалы и изделия, участвовать в собраниях коллектива и технических совещаниях. Всегда времени не хватало. Семья смирилась с этим. Детям уделял мало внимания, ими занималась бабушка. Фая тоже училась заочно в институте, ездила на сессию в Алма-Ату на сорок дней ежегодно, и по работе ей приходилось часто бывать в командировках. После окончания техникума в 1960 году Фая перешла в ОПС (Областной Потребительский Союз). Сначала работала в центральной бухгалтерии, а потом (1970-1989 гг.) главным бухгалтером «Заготуправления». 29 лет работала она в одном и том же здании, за одним и тем же столом и с теми же сотрудниками.

На время сдачи экзаменов государством было предусмотрено 30 календарных дней отпуска, кроме основного. Основной отпуск часто приходилось частично использовать на подготовку к экзаменам и сдачу курсовых проектов. Но умудрялись укладываться в срок, чтобы ещё несколько дней оставалось для поездки на короткий отдых на Бухтарминское море.

Основной отпуск иногда не давали, мотивируя тем, что много отсутствуешь на работе из-за учёбы, приходилось довольствоваться только учебным. Курсовые проекты, как правило, сдавали досрочно, во время учёбы, на экзамены оставалось достаточно времени, даже оставались дни, и мы группой уезжали на отдых на Бухтарминское водохранилище. Это были лучшие дни отдыха.

Иван Михайлович Медведев работал первым секретарём Серебрянского райкома партии и как-то пригласил нас отдохнуть в его владениях. Мы доехали на поезде до г. Серебрянск (там была Бухтарминская ГЭС). Он нас встретил, отвёз на автобусе до верхнего бьефа ГЭС и на катере до места отдыха. Здесь была зона отдыха г. Усть-Каменогорск. Рядом строился дом отдыха Ульбинского металлургического завода (почтовый ящик № 10) «Голубой Залив» и Студенческий спортивно-оздоровительный лагерь СДИ. У них мы брали лодки. Несколько лет подряд мы после окончания сессии отправлялись сюда для восстановления сил. Жили в диком месте в палатках. Их ставили чуть выше, в сосновом бору на два человека. По распорядку дня ребята рано утром шли на рыбалку. Рыбы было больше, чем надо. Это позднее рыбу выловили сетями, но в маленьких бухтах всегда ловилось хорошо. Рыба была различная: чебак, язь, лещ, окунь, щука, линь, сазан и др. После утренней рыбалки был завтрак. Готовила завтрак, обед и ужин поочерёдно одна пара. Другие отдыхали. Завтрак, как правило, был из продуктов, привезённых из города. В обед вкусная жареная рыба. Но вечером сам бог велел - уха и водка. Пили умеренно, устанавливали норму выпивки, все продукты и водку закупали заранее и привозили с собой. Водкой поручали распоряжаться мне. Я строго следил и ни на какие уговоры ребят не поддавался. После ухи прекрасный чай, заваренный на полевых травах, и песни у костра под гитару. Поздней ночью шли спать.

Все фотографии этих лет любительские. Качество плохое. Я только на-чал заниматься фотографированием. В то время приходилось приобретать всё оборудование, приспособления и материал для проявления плёнок и пе-чатания. Фотоаппарат приходилось заправлять в тёмной комнате. Но часто делал это, укрывшись под одеялом, ночью. Печатание производилось в кладовой. Материал был не очень хорошего качества. Опыта фотографи-рования и печатания не было. Вот почему и снимки плохие по качеству, но дороги мне как память.

Домой, как правило, возвращались на поезде. До ближайшей ж-д. станции приходилось напрямую, через лес и горы идти пешком и ждать прихода проходящего поезда из г. Зыряновск, который шёл один раз в сутки. Все вещи приходилось тащить на себе. Было жарко и тяжело нести все премудрости: палатки, одеяла, посуду, вещи, рыболовные снасти и т.д. И здесь родилась знаменитая фраза Вадима Шварцмана: «Вот оно, Нина, (жена русская, он еврей) еврейское счастье — пашешь, как вол, и думаешь, что ты счастливый». Но в тот момент мы были действительно счастливыми.

Посмотрите на фото - может ли человек быть счастливей? Нет! Позади тяжёлая, изнурительная учёба, сессия закончена успешно. Учились мы хорошо, если не сказать отлично. Все работали по профессии, имели дружные семьи, хороших товарищей. Мы много работали. Но наша профессия нам нравилась. Никто, никогда, сколько я помню, не жаловался на трудности в работе, а их было очень и очень много.