И. Шёнфельд

* * *

Встретиться с Николь в ближайшие недели Максу так и не удалось. Внезапно его и ещё одного успешного специалиста-курсанта, Пита Айерса командировали в порядке боевой практики в Африку, в Анголу. Сначала в Луанду заброшен был отряд «туристов-гуманитариев»: «фотографов» журнала „National Geographic“, «учителей-натуралистов» и «собирателей африканского фольклёра». Те разъехались по стране и сообщили восторженными открытками «домой» о своих первых впечатлениях. После этого сформирована и отправлена была группа инженеров и геологов, в состав которой вошли и Макс с Питом. Эта группа должна была помочь правительству Анголы в оценке объёма вложений по освоению новых алмазных месторождений. Макс с Питом сопровождали ящики с теодолитами, какими-то реактивами и аппаратами, о которых подрывники не имели ни малейшего понятия. Да их это оборудование и не интересовало. Они сосредоточены были на том, чтобы привыкнуть к своим новым именам, под которыми они летели в Африку. Эта взрослая игра в джеймсбондов казалась поначалу забавной, и Макс даже обменивался пару раз с Питом глупыми шутками типа: «Всё окей, Ноль-ноль-семь?» - «Позитив, сэр, перехожу на приём». Доставку на место спецгруза, подготовленного Максом и Питом под наблюдением начальника группы Грэгора Макфейра, взял на себя сотрудник американского посольства в Анголе, дипбагаж которого таможенному досмотру не подлежал. В состав «гуманитарного спецгруза» входили взрывчатка, детонаторы и современная электроника к ним.

Вся схема операции была курсантам незнакома, для этого у них был старший группой. Они знали лишь одно: некий брутальный вампир, предводитель бандитов по имени Савимби готовит кровавый государственный переворот. Этому нужно помешать. К сожалению, несколько влиятельных вождей окрестных племен поддерживают Савимби, благодаря чему переворот может завершиться успехом. Местоположение базы Савимби с главным складом оружия, накопленного бандитами ещё со времен советской экономической помощи, было установлено. Эту базу необходимо было уничтожить. Роль Макса и Пита в этой операции сводилась к тому, чтобы, когда всё будет готово и подходы к базе расчищены, заложить взрывчатку в необходимых точках и осуществить обширный подрыв, после которого быстрое восстановление базы станет невозможным. Точки закладки зарядов следовало определить на месте, оперативно и точно. Для Пита это задание было вновинку, Макс же такого рода дела уже проделывал, будучи в армии, и знакомое чувство щекочущего кровь адреналина возбуждал его теперь, когда он вдыхал ароматы африканского буша. Сюда, в глубинку, в некое подобие палаточного лагеря, по красной, мокрой, скользкой дороге, сквозь густые джунгли африканского леса, в закрытой грузовой машине группа «инженеров» была доставлена под покровом ночи. Это была станция геологов и буровиков, которая, однако, пустовала на момент прибытия специалистов из Америки. В одной из палаток Макс обнаружил то «спецоборудование», которое они упаковывали в Лэнгли. Дипломат своё дело сделал. Дипломаты тоже, оказывается, свой хлеб не зря жуют...

Пару дней группа провела в буше, готовясь к «геологической операции». У Макса с Питом всё было уложено и упаковано до готовности номер один, поэтому дальнейших вопросов они не задавали. Их задача была узкой: выйти на указанные объекты и произвести подрывы. Объектами будут служить здания выше одного этажа, вышки и башни, автозаправки, боевая техника в случае её обнаружения, склады с боеприпасами – это всё, что они знали. Разыскивать объекты самим подрывникам не придется, сказал им старший. Он лично укажет что взрывать. Кроме этого, старший отозвал Макса в сторону и дал ему листок бумаги. На нём стояло три слова: „Dawaj! Wzrywaj! Otstupaem!“. Эти три слова Макс должен был постоянно выкрикивать по-русски по мере того, как они будут работать. На удивленный вопрос «Зачем?» старший недовольно воззрился на Макса: «Похоже, Триллер, что Вас недоучили в вашем учебном центре. В частности, не задавать вопросов во время операции, а просто выполнять приказы», – старшой немного смягчился и таки объяснил: «Поступила информация, что с составе отрядов Савимби имеются русские. Необходимо этот факт зафиксировать документально, это важно. Ваше дело – кричать погромче, – подвёл черту старшой, – а уж как это на плёнку попадёт – не Ваше дело, это сделают другие...

Операция началась в два часа ночи и завершилась в три двадцать. Группа Макса была доставлена в предместья какого-то посёлка и здесь притаилась в готовности, натянув на головы чёрные колпаки. Вскоре над посёлком взметнулись огненные сполохи, раздались взрывы гранат и горохом посыпалась неравномерная дробь автоматных очередей. Затем поступил приказ по рации, и группа подрывников двинулась вперёд. Вступили в городок и, пригибаясь и перебегая от здания к зданию, устремились к центру. Везде метались тени кричащих людей. Странно было, что паниковали в основном женщины и дети. Отстреливающихся бандитов было не видать. Возможно, что они уже отступили в буш. Макс видел, как вдоль улицы пробежал отряд солдат правительственных войск. Они стреляли – Макс не видел в кого. Группа подрывников оказалась перед водонапорной башней, и старшой приказал: «Валите её». Дело было простое, через три минуты цистерна на металлическом столбе качнулась и завалилась на двухэтажный дом, внизу которого располагался индусский магазинчик. Рядом с собой Макс увидел человека с видеокамерой. Группа выскочила к заправке с двумя бензоколонками. – «Это!», – скомандовал старшой. Спустя пять минут над городком взметнулся черно-красный шар огня, и всё вокруг запылало. Репортёр всё ещё был рядом. Старшой толкнул Макса и показал пальцами, как будто крякает утка. Это означало: «Кричи»!

– Давай! Взрывай! Отступаем! – завопил Макс. У него было такое чувство, будто он пьян. Ему и впрямь было почти весело, но веселье это было странным: истерическая лихорадка пылала жаром в груди и горле, по ногам же гуляли ледяные иглы, ноги не верили горлу и потому ежесекундно спотыкались, отчего крик Макса получался блеющим и жалобным. Ещё три здания взорвали Макс с Питом, и ещё три раза блеял Макс по-русски почти что в микрофон бегущего рядом репортёра: «Отступаем, вашу мать!», после чего старшой, следующий позади диверсионной группы, скомандовал: «Всё! Снято! Назад!»...

К рассвету они уже снова находились в геологическом лагере. В болоте за лагерем они затопили всё оставшееся «спецоборудование» и камуфляж, забрались в грузовик и двинулись в направление столицы. Двое суток они провели в полной изоляции на чердачном этаже американского посольства, после чего спецрейсом отправлены были на родину. Дипломатическая служба США направила ноту протеста в адрес властей Анголы, не сумевших обеспечить безопасность иностранным специалистам, американским геологам, подвергшимся ночному нападению бандитов в буше. В связи с чем «специалисты» были отозваны из страны на неопределённый срок – «...вплоть до наступления более спокойной обстановки», – говорилось в ноте протеста.

Группа благополучно вернулась в Америку. Уже позже, в Штатах, на последней странице какой-то газеты, в разделе международных новостей вычитал Макс сообщение, что в Анголе правительственными войсками совместно с российскими инструкторами была недавно проведена операция запугивания, направленная против оппозиционного режиму местного клана. Армия разгромила мирный посёлок, погибли люди, гражданское население, виновное лишь в том, что оно не разделяет тоталитарный стиль руководства страной действующим режимом.

«Таково истинное лицо прокоммунистических властей Анголы, таков её действующий президент, уничтожающий с помощью русских свой собственный народ...» - заканчивалась эта заметка.

А про Савимбу – ни слова. Макс охнул: так это была провокация? Операция по дискредитации действующих властей Анголы? Стало быть, их сопровождали и стреляли в деревне вовсе не солдаты правительства, а кто-то ещё? Может быть, это были как раз бандиты Савимби, а может быть даже и «геологи» из лагеря, куда доставлена была взрывчатка и где они готовились к операции. - «Но это же полный абсурд!, – кипел Макс, – Савимби – бандит, Америка борется с террористами. Нас позвали на помощь. Не могли же мы уничтожить мирную деревню! Или это разведка ошиблась в темноте, и мы действительно разгромили не тот объект? Тогда, получается, мы виновники жуткой ошибки с человеческими жертвами! Где правда?».

Макс показал газету своему непосредственному начальнику Грэгу Макфейру и спросил его возмущённо, что это за чушь такая, как это понимать? Но шеф лишь поморщился и отмахнулся: – «Забудьте, Макс. Гнилые штучки политиков и журналистов. Рука руку моет. Везде дерьмо. Не думайте об этом. Вы отлично выполнили свою задачу. Остальное – не наше дело. Пусть яйцеголовые друг другу ночные горшки на голову надевают. Через прессу. С воплями. А наше дело тихое. Взорвал и перешёл на новый объект. И всё! И прекратите думать о политике, Триллер. Прекратите, говорю я Вам! Это приказ! Вам понятно?».

Приказ был Максу понятен, но всё остальное – нет. Которое стало вскоре ещё непонятней. А именно в тот день, когда он узнал, что в ЦРУ разрабатывается проект поддержки на предстоящих президентских выборах в Анголе «...наиболее яркого представителя оппозиции, непримиримого борца за свободу Анголы... – (и это про бывшего бандита!) Бубубу Савимбу» – того самого, базу которого они с Питером (якобы) разгромили. Но Макс к тому времени уже имел определённый ЦРУшный опыт. Вооружённый им, он лишь пожал плечами. Он уже знал: у работников плаща и кинжала кухня сложная и блюда хитрые. Впоследствии ангольская тема привлекла внимание Макса ещё один раз. Это произошло несколько лет спустя, случайно, уже после того, как вождь Савимбу проиграл в Анголе президентские выборы и спрятался в буше. На похоронах безвестного сотрудника ЦРУ, погибшего на Ближнем востоке, Макс из свойской беседы двух знакомых сотрудников соседнего департамента выхватил обрывок такой вот фразы: «...Ну да, головастики проект завалили, а мы теперь лови этого Савимбу, подчищай за ними...». («Головастики» – это сотрудники аналитической службы, или ещё иначе – «политики», «яйцеголовые», «вундеркинды» или просто «засранцы» на языке обыкновенных, «неяйцеголовых» смертных – сотрудников различных диверсионных подразделений ЦРУ). Максу запали в память эти, казалось бы, ничего не значащие слова. А пару месяцев спустя газеты сообщили, что бывший кандидат в президенты Анголы от лесной оппозиции Бубубу Савимби застрелен при загадочных обстоятельствах неизвестными лицами в глубинах африканского буша. Газета высказывала искреннее сожаление в связи со слабым уровнем демократии в африканской республике Ангола. И ещё газета высказала надежду на то, что гуманитарное присутствие Соединённых Штатов Америки будет укрепляться везде в мире, в том числе и в Африке, и вместе с победным шествием по планете истинной американской свободы и демократии будут на африканском континенте расцветать права человека и расти уважение к общечеловеческим ценностям.

Но всё это случится позже. А непосредственно после ангольской операции Макс первым делом пожелал встретиться с мистером Потравски. «По личному вопросу», – объяснил он своему непосредственному командиру Макфейру, который категорически не выносил, когда что-то решалось подчинёнными через его голову.

– Первой и последней инстанцией для всех ваших личных дел, а также государственных, религиозных и интимных – являюсь я, мистер Триллер. Я и никто другой, понятно Вам?

Но Макс упрямо настаивал, что будет говорить только с Потравски, и что такой разговор был ему обещан мистером Потравски лично, так что Грэгор в конце концов раздражённо приказал Максу обратиться к координатору Кларку: тот отвечает за все контакты Полпота. «Круглосуточный» телефон Кларка ответил сразу, и Макс высказал свою настойчивую просьбу, снова указав в качестве темы: «По личному вопросу».

– В ближайшие дни, боюсь, увидеться с мистером Потравски Вам не удастся, Макс. Шеф в постоянном движении. Но я сообщу ему о Вашей просьбе и дам Вам знать о его решении. Ждите.

Ждать пришлось десять дней. В субботу утром Макса вызвал к себе Грэгор и приказал: «Завтра в десять утра быть у центрального входа в международный аэропорт Нью-Йорка. Кларк встретит Вас и даст дальнейшие разъяснения. Вы поступаете в его распоряжение до следующего понедельника. Свободны».

Хотя все они были гражданскими лицами, армейские корни многих сотрудников секретной службы пёрли из них сквозь все швы и дырки. Макс ответил: «Сэр! Слушаюсь, сэр!», – и начальнику диверсионного отдела Грэгору Макфэйру этот ответ сильно понравился. Он похлопал Макса по крепкому плечу: «Слушайся, сынок, и вырастешь большим, толстым и может быть даже богатым».

* * *

Макс вылетел в Нью-Йорк утренним рейсом, и в десять ноль-ноль был в указанном месте. Через минуту к Максу подошёл Джереми Кларк в сопровождении ещё одного круглолицего господина в жокейской фуражечке, похожего на жизнерадостного поросёнка.

– Роджер Джонсон, – представил незнакомца Кларк, – Ваш экскурсовод по Москве, Макс. И старший группы заодно. Ваш новый паспорт у него. На время командировки Вы – Джон Гильберт, специалист по стратегическому планированию. Всё остальное Вам объяснит Роджер. Счастливого отдыха.

– Джерри, я ничего не понял. Какая ещё Москва? Какой отдых? Вы обещали мне встречу с одним человеком...

– Именно, именно, Макс. Вы увидетесь с ним в Москве. Такова его воля. Он уже там. Считайте, что за последнее успешное дело он поощрил Вас отпуском. С небольшим параллельным заданием, лёгким и приятным. Но я уже сказал – в подробности Вас посвятит Роджер. Хорошего полёта, чао, тороплюсь, – Кларк исчез, и Макс с Роджером остались вдвоём.

– Прошу разъяснений, мистер Джонсон.

– Роджер.

– Прошу разъяснений, Роджер.

– Вот Ваш паспорт. Это раз. Русские теперь – наши лучшие друзья. Это два. Мы их консультируем в части построения капитализма – это три. И ещё мы учим их свободе, демократии и уважению к Америке. Это четыре. И при этом мы очень внимательно смотрим. Одни из нас смотрят, как устроена их армия и где хранится их ядерная кнопка, а другие смотрят где, в каких точках заряды закладывать, если взрывать всё-таки доведётся. Вот мы и будем с Вами гулять, Макс, по высоким кремлёвским и правительственным коридорам новой России и смотреть, смотреть, смотреть. Смотреть и запоминать, а после рисовать, чертить и писать отчёты.

– И зачем нам всё это делать, если русские теперь наши лучшие друзья?

– За друзьями-то как раз особый пригляд и требуется, Макс. Нет врага страшней, чем друг. Это в общем, в философском смысле слова. А у нас с Вами, Макс, ни друзей, ни врагов быть не может в принципе. У нас есть только задания, которые мы выполняем во благо Америки, ради свободы и демократии.

– Подорвём им Кремль, чтобы знали что такое истинная свобода?

– Неудачная шутка, Макс. Мы ребята весёлые, но и шутить надо с оглядкой... Ладно, проехали. А Кремль подорвём, да, если такое задание поступит. Со временем. Весь шар земной подорвём, если потребуется, Макс. Потому что это мы, американцы, решаем теперь чему быть, а чему не быть на земле. Наступила эра Америки, Макс, и она продлится десять тысяч лет. А может, и сто тысяч, если нас шальной астероид из космоса не сшибёт с орбиты... «Полный идиот», – заключил для себя Макс и последовал за мистером Джонсоном на регистрацию.

Помимо Макса в составе отряда Роджера Джонсона в Москву летели тем же рейсом ещё три «смотрителя». В аэропорту «Шереметьево» группу американских «советников» встречала большая, возбуждённая делегация представителей политических и деловых кругов новой, капиталистической России. Тяпкин, Ляпкин, Шапкин, Драбкин, Гузовский, Морковский, Гриневич, Луневич, Комарович, Иванов, Петров, Сидоров, Исраилович, Зильберфукс – память Макса растерялась: на русские имена она срабатывала лишь до определённого предела. Все эти луневичи-комаровичи забрались в красочный «Неоплан» – последний подарок русскому госдепу от американского Госдепа – и повезли почётных гостей заселяться в гостиницу «Россия». Только Исраилович с Зильберфуксом уехали на белом кадиллаке, поданном к самому трапу самолёта: эти были, по всей видимости, покруче остальных. Шум в автобусе стоял несусветный: все русские «начальники» говорили разом на плохом английском, старательно имитируя мяукающую, непрожёванную фонетику американской речи, хотя и с большим ущербом для смысла произносимого. Макс, во всяком случае, понять о чём они ему толкуют, не мог никак. Поэтому он лишь кивал время от времени, вежливо улыбался и снова отворачивался к окну. Не для того, чтобы «смотреть» по заданию Роджера, а просто чтобы увидеть, наконец, эту загадочную русскую Москву, которую ни один наполеон до сих пор не сумел завоевать. Никто, кроме американцев, выигравших у русских хитростью, победивших в тихой «холодной войне», свергнувших последовательной пропагандой и прицельными деньгами коммунистический режим, и вот вам пожалуйста: мы уже тут! «Причём не как враги, а как лучшие друзья новой России! – думал Макс, – Вот так ЦРУ, вот так молодцы!... И ведь я – один из них теперь...».

– Хау ду ю ду! – крикнул в ухо Максу то ли Шапкин, то ли Драбкин, и тут же сам ответил на приветствие: «Дую, дую каждый день!». И захохотал. Другой парламентарий, Иванов-Петров-Сидоров пытался передать школьным запасом английского какой-то анекдот про билет до Дублина. «Рашен турист аск кассир: «Гив ми ван тикет ту Даблин». – «Куда? Ту Даблин?». – «Ну да – туда, туда, блин!».

– Вы можете говорить по-русски. Я понимаю, – не выдержал Макс.

– А, так Вы русский, – разочарованно протянул Иванов-Петров-Сидоров и отстал от Макса, переключившись на Роджера.

Гостиница «Россия» поразила Макса. Другого столь огромного отеля, с тремя с половиной тысячами номеров он ещё не видывал. Это был гиганский прямоугольник с кругосветными коридорами километровой длины. Над этим белым, геометрически стройным монстром возвышалась, наподобие рубки океанского лайнера, овальная башня с золотым шрифтом «РОССИЯ». С одного из фасадов гостиницы открывался вид на московский Кремль, мимо другого фасада протекала река по имени Москва, а с остальных двух сторон гостиница окружена была маленькими, изящными церквушками-теремками, как будто собравшимися здесь из книги старинных сказок, чтобы подивиться на стекло-бетон из сумасшедших веков будущего. По каждому из двенадцати этажей гостиницы можно было совершить путешествие по четырём сторонам света и вернуться в исходную точку через полчаса, не меньше.

Ещё удивили Макса миловидные уборщицы, которые задавали гостям на этажах и в лифте один и тот же стандартно заученный вопрос: «Вонт ти? Ор самсин элс?» (что означало: «Хотите чаю? А может, ещё чего?») – и лукаво подмигивали. Женщины в Москве были вообще очень хороши – это отметили все члены американской делегации. Единственное, что не понравилось Максу в гостинице «Россия» – это то, что постоянно звонил телефон в номере и вкрадчивые женские голоса спрашивали каждые пятнадцать минут, в том числе и посреди ночи: «Ду ю вонт э свит гёрл?». А отключить телефон было невозможно: кабель не имел разъёмов. Приходилось просто снимать трубку и накрывать её подушкой. По всем этим признакам Макс понял, что Россия в капитализм уже вступила, причём всем фронтом и с большим азартом. И от них, от американских парней, от верных сынов Соединённых Штатов Америки требуется теперь, стало быть, придать этому российскому капитализму свободное, демократическое и единственно правильное американское направление – «с передачей всех недр в американское управление», как шутили «яйцеголовые» в своих сверхсекретных подвалах.

– ...И это будет сделано! С нашими-то авианосцами и «стэлс»-невидимками – легко!

Так вопил Роджер Джонсон (или как там было его настоящее имя?), который, выпив вечером на кремлёвском банкете водки немеряно, собрал ночью свою группу в номере гостиницы с целью продолжения попойки. Периодически, «для товарища майора», который, по твёрдому убеждению Джонсона, имеет ухо в каждой стене отеля, хитрый идиот Роджер кричал: «Элцин из вери гуд! Элцин из зе бест!». После чего обводил шальным, пьяным взором осовевших бойцов своего отряда, намекающе стучал себя пальцем по голове и указывал на стену: пусть, мол, кретины из КГБ радуются: скоро, очень скоро они дорадуются... – „We are your best friends“,– кричал Джонсон в штепсельную розетку и в бачок унитаза, и американские «смотрители» вежливо смеялись. Только Макс Триллер сидел злой. Он видел на банкете Полпота, но подойти к нему не удалось: праздничный стол, за котором тот сидел, охранялся амбалами, и его занимали сплошные тузы – чиновники высшего эшелона власти и денежные мешки, которых русские называли «олигархами». Исраилович с Зильберфуксом были среди гостей. Потравски располагался за столом в центральной части его. Ему смотрели в рот. Солидный эллипс розового, украшенного благородной сединой лица Полпота излучал спокойную благосклонность господа бога к чадам своим. В этот миг он их любил, и они должны были видеть это и радоваться. Какую роль играл в этом паноптикуме мистер Потравски и под каким именем он там выступал было непонятно. Возможно, он играл роль конгрессмена от партии ослов, или нобелевского лауреата по экономике, или магната с Уолл-Стрит, или личного камердинера президента Америки, но только было это Максу безразлично – кого там изображает Полпот. Ему важно было переговорить с Потравски по вопросу, который волновал его куда больше любых проблем, связанных с крахом коммунизма в СССР, формированием постиндустриального гражданского общества на развалинах страны Советов, а также прав человека и свобод сексуальных меньшинств, в честь которых поднимались тосты. К гомикам и педикам Макс вообще относился с общехристианской брезгливостью, происходящей от здоровых духом и телом предков. В общем, все эти перепившиеся уроды и их охранники рядового специалиста Макса к державному столу не подпустили, так что закусывал он за столами для мелкой демократической челяди, которая, впрочем, веселилась не комплексуя, благо халява была отменная, и «чёрная икра ложками» из области экзотических историй о русских застольях оказалась абсолютной и безлимитной реальностью. Хоть ведро сожри! Что отдельные иностранные гости и пытались сделать.

Не только на кремлёвском приёме, но и всю последующую неделю Полпот оставался вне досягаемости Макса. Действиями группы руководил Роджер. Полпот, однако, присутствовал где-то близко за кадром и прокладывал группе дорогу, ибо перед «смотрителями» распахивались самые высокие кремлёвские и правительственные двери. Особенно поразило Макса здание, называемое русскими, для которых американцы стали примером во всём, «Белым домом». Это была, как объяснили русские, бывшая резиденция СЭВ – развалившегося в результате горбачёвской перестройки Совета Экономической Взаимопомощи стран восточного блока социалистических стран. Теперь туда вселились новые российские власти с системами визуального наблюдения, компьютерами и секретными кабинетами. Здание представляло собой, ни много, ни мало – дом Правительства новой России, и именно в эти тайные кабинеты власти «экономические советники» Роджера Джонсона получили свободный доступ! Но даже не то обстоятельство поразило Макса, что их допустили на политическую кухню России, защищённую сплошными грифами «Совершенно секретно», но то, что в этих кабинетах американские «смотрители» везде встречали своих соотечественников (то ли на самом деле специалистов-экономистов, военспецов и политтехнологов из США, то ли законспирированных коллег из других департаментов ЦРУ). Причём американцы не стеснялись говорить с американцами по-английски, и сопровождавшие их русские, не всё понимая, лишь радостно улыбались. Роджер Джонсон незаметно потирал ручки. Однако, Джонсона интересовали главным образом не кабинеты верхних этажей, а подземные гаражи и подвалы. Он выдавал себя за инженера-статика и восхищался инженерными решениями русских строителей. В частности, он предлагал русским расположить в подвалах суперсовременные системы хранения и переработки цифровой информации, защищённые от помех самой массой здания наверху. Русские уверяли, что всё это их очень-очень интересует, спрашивали какое финансирование можно ожидать под этот проект от Соединённых Штатов и водили делегацию ЦРУ по всем гаражам, подвалам и подсобкам. Многозначительным взглядом Роджер Джонсон приказывал Максу: «Фиксируй. Запоминай». И Макс фиксировал и запоминал.

Помимо «Белого дома» делегация американских «специалистов» Роджера Джонсона посетила несколько заводов, атомную станцию, стадион «Лужники» с его подтрибунными помещениями, ядерный центр в Дубне, телецентр «Останкино», кремлёвский Дворец Съездов, храм Василия Блаженого, Музей истории революции на Красной площади и с дюжину других объектов. В остальном Джереми Кларк не обманул: командировка больше напоминала шикарный отпуск на халяву – с богатой обжираловкой под водку литрами и с чёрной икрой полными чашами. Россия гулять всё ещё умела. Но Америка гулять умела ещё круче, особенно за чужой счёт. «Смотрители» не стеснялись ни в каком плане. Всех уборщиц гостиницы «Россия», например, они под конец командировки уже знали не только по именам, но и по званиям. Так, сам предводитель «смотрителей» Роджер Джонсон регулярно «дружил» («в третью смену»,- как он шутил) старшего лейтенанта кагэбэ Люсю, говорившую по-английски почти без акцента. Судя по всему, он собирался её перевербовать, ибо тратил на неё много физических сил и свободного времени «третей смены».

А Полпот всё не показывался. Роджер сказал, что шеф пятые сутки сидит в приёмной у президента Ельцина и ждёт аудиенции. От этого приёма зависит очень многое: порежут русские свои ракеты средней дальности или не порежут. Очевидно, Полпот к Ельцину таки проник, ибо через какое-то время русские свои ракеты «Ока», перед которыми блок НАТО в Европе трепетал в наибольшей степени, порезали без остатка. Европа вздохнула с облегчением и поняла: русским капут! Потравски получил из рук президента США благодарственную медаль "За службу в разведке". Это произошло без лишнего шума, в стенах Лэнгли, куда Президент прибыл на вручение награды лично. Ещё бы: порезанные русские ракеты того стоили! Но тогда, в самолёте, на обратном пути из России Макс об этом ещё не знал. Для него было куда важней другое: Полпот летит с ними одним рейсом, и теперь ему от разговора с Максом не отвертеться.

И разговор этот состоялся сразу же в Нью-Йоркском аэропорту, в кафе, куда Потравски провёл озабоченного, напряжённого и хмурого Макса, который заблокировал большого шефа собственным телом ещё в кресле бизнес-класса, сразу после того как самолёт сел.

– Пользуясь случаем, мистер Триллер: позвольте поздравить Вас с первой успешной операцией. Я имею в виду Анголу. Я уже представил Вас к поощрению. Вы хорошо начинаете Ваш послужной список. Я горжусь Вами! – с этого Полпот начал разговор и испытующе уставился на Макса.

– Спасибо, сэр. Но я хотел обратиться к Вам по другому, сугубо личному вопросу. Я полагаю, что Вы догадываетесь по какому.

– Говорите.

– Я вернулся из Австралии в Америку не столько ради службы в ЦРУ, тем более, что я о конкретном месте предстоящей службы даже не подозревал, сколько исходя из личных мотивов...

– Макс, я понял. Говорите проще: Вы втрескались в жену нашего сотрудника и последовали за ней сюда. Дальше.

– С момента приезда в Америку я так и не смог с ней встретиться. Вы обещали мне контакт сразу по окончании учебного курса. Теперь курс позади. Когда я могу увидеться с Николь?

Потравски горестно покачал головой:

– Макс, честное слово... Вы меня удивляете несказанно. Взрослый мужчина, боец, возраст за тридцать уже, а маетесь как влюблённый тинейджер... Даже в Москве не попользовались по женской части, насколько мне известно... Это уже патология, Макс. И это было бы действительно Вашим личным делом, если бы не затрагивало служебные отношения внутри нашей Системы. Скажу прямо: женщина, которую Вы знаете под именем Николь, находится сейчас в другой стране, и вызвать её оттуда для встречи с Вами я не могу. Командировать Вас туда – тоже абсолютно не вправе. Это что касается формальной стороны дела. Теперь о неформальном, так сказать... Я категорически против всякого рода опереточных адюльтеров внутри Агентства. В данном, конкретном случае дело обстоит следующим образом: Грэй безмерно любит свою жену. Так получилось, и это уже само по себе большая проблема для нас, но было бы полным идиотизмом с нашей стороны ставить под удар серъёзный проект из-за сердечных притязаний некоего безумного любовника, то есть Вас, Макс. Я готов допустить, что эта... м-м-м... Николь... Вами увлеклась, и что она, выполняя просьбу мужа, позвала Вас в Америку совершенно искренне, исходя из своих, так сказать, сугубо личных интересов. Я, извините, с вами под одним одеялом не лежал и о степени теплоты Ваших с ней взаимоотношений судить не могу. Но и конфликтов с нашим ценнейшим агентом Грэем я не потерплю. Что же делать? Учитывая, что и Вы сотрудник для нас нужный, да и награды за ангольскую операцию заслуживаете, я сделаю для Вас вот что: в конфиденциальном порядке, в обход Грэя, я запрошу... м-м-м... Николь. В зависимости от её ответа мы и будем плясать дальше. Если она, со своей стороны, потребует встречи с Вами, то тогда будем смотреть... Вот Вам моё окончательно слово, Макс. А теперь – за работу. Вам предстоит очень важная, очень ответственная командировка в ближайшие дни... Сидите, сидите, допивайте спокойно свой кофе. У меня есть ещё дела в Нью-Йорке. До встречи!

Потравски давно уже скрылся в толпе, а Макс продолжал смотреть ему вслед, пытаясь охватить умом и сердцем всё, что он только что услышал. Николь – вовсе не Николь! Она – сотрудница спецслужб. Скорей всего так, иначе зачем ей иметь разные имена?.. Хорошо, ладно, допустим: он это уже подозревал в последнее время. «Но зачем ты приезжала ко мне в Элис Спрингс, Николь? – мучился всё теми же вопросами Макс. –Ты что же – врала, что любишь меня? Ты действовала по команде из Центра? Или ты тоже стала жертвой обстоятельств, как и я? Жертвой своей любви? И ты тоже страдаешь, Николь?». И Макс чувствовал, тоскуя, как в самой глубине его сердца мрачный, молчаливый, не отвечающий на вопросы Амурчик пакует чемоданы. Но ещё оставался шанс. Письмо от Николь! Макс Триллер знал: Полпот своё слово сдержит, письмо будет.

(продолжение следует)