(Из повести «Баланс»)
Мария Шефнер
Я лихорадочно искала новое место работы, поскольку нескольких месяцев нормальной жизни и зарплаты мне хватило, чтобы снова почувствовать вкус к жизни и даже обременить себя рядом долгов и обязательств, которые невозможно было бы выплачивать из социальной помощи. Бр-р, социальная помощь! Меньше всего на свете хотелось мне возвращаться в состояние социальщицы, которым я, правда, имела случай наслаждаться только две недели, но этого оказалось достаточно, чтобы навсегда отбить у меня охоту к подобному социальному статусу. После нескончаемых бесед с социальным работником, который лениво и скучающе, но непоколебимо твердо внушал, что моё высшее образование и драгоценный опыт работы в плановом хозяйстве тоталитарного государства и ломаного пфеннига не стоят в свободной и высокоразвитой Баварии с ее непревзойденной экономикой, и что тут даже не каждый специалист местного розлива выдерживает требования избалованных свободным рынком трудовой силы работодателей, и что налогоплательщик не может себе позволить кормить целых трех неработоспособных членов моей семьи исключительно из-за моих ничем не обоснованных амбиций – после этого я предпочла обходить это досточтимое ведомство десятой дорогой и кормить свои три рта посредством случайных заработков, ничего общего с моей профессией, конечно, не имевших.
А между делом продолжала учиться, всеми правдами и неправдами разыскивая и устраиваясь на всевозможные благотворительные курсы.
Продвигаясь таким образом от курса к курсу и от подработки к подработке, я и пришла к сегодняшнему дню и к новой надежде. Поскольку дальше моих неисчислимых заявлений на работу, результатом которых становилось либо гробовое молчание, либо вежливые отказы с призывом не принимать их как недооценку моей высокой квалификации и неоценимых деловых качеств, дело не шло. И вот наконец, как бы в насмешку за мою неутомимую надежду, я получила буквально одно за другим три приглашения на интервью в Мюнхене, и все на один и тот же день – ну, с кем еще могло такое случиться! Благодари бога, - одернула я себя, - что все три собеседования в Мюнхене, посмотрела бы я, как бы ты скакала по всей Баварии, случись по-другому! Ценой многочисленных телефонных переговоров мне удалось развести эти три интервью по времени суток, так что я ни одной из этих исключительных возможностей не потеряла в зародыше. И вот сегодня наступил тот самый день икс, когда решалась вся моя жизнь. Было вообще странно, как это я смогла заснуть в ночь перед Голгофой. Этот шанс я должна была использовать во что бы то ни стало, даже если мне это будет стоить жизни и чести! Решив, что еще не вечер, и сейчас раздумывать некогда, а надо действовать – решительно и напористо! – я пружинисто вскочила с кровати и вынуждена была тут же снова на нее присесть – закружилась голова. «Наверное, от предстоящих успехов», - подумала я, посидела еще минутку, и, уже несколько осторожнее, однако не теряя энтузиазма, отправилась в ванную.
Контора жилищного управления, искавшая делопроизводителя по рассмотрению жалоб клиентов, находилась на самых дальних задворках города. Конечно, я внимательно проштудировала план города, и примерно представляла себе, как мне туда добраться, но когда я увидела одинокую высотку, стоящую посреди пяти гектаров необработанной почвы, которые мне на пути к этой высотке предстояло преодолеть – ни асфальтированных дорожек, ни кустика, ни поросшего травкой газончика, насколько хватает глаз – я рассердилась. Жилищное управление, которое и для собственной конторы мало-мальского уюта создать не может! Чего же тогда ждать от него простому горожанину? Не зря увеличивает оно штат своего отдела жалоб, тут уж, похоже, не расслабишься в творческом порыве, ни весны, ни осени за окном не заметишь, разводя бесконечные и несомненно справедливые жалобы клиентов! Уж это ли не подходящая тема для разговора на моем ознакомительном интервью! Пусть мой будущий начальник видит, какое у меня предпринимательское мышление, как я сходу схватываю проблему, с каким рвением я отношусь к моей будущей работе! В критическом запале я не заметила, как пересекла отделявшее меня от конторы расстояние и оказалась перед стеклянной дверью, которая сама по себе гостеприимно распахнулась передо мной. Я стояла в сияющем стеклом и металлом холле и в беспомощном отчании разглядывала свои облепленные грязью туфли. В таком виде на интервью? Да уж лучше тут же повернуть обратно и не позориться! Но мне навстречу уже спешил интеллигентного вида мужчина с седыми висками.
- Здравствуйте, Вы к господину Клейсту? – обратился он ко мне с вежливой улыбкой.
«Черт, - подумала я, - куда ж это я попала?» А мой голос уже произносил, совершенно независимо от моего желания:
- Здравствуйте, я, очевидно, ошиблась? Мне нужно в жилищную контору, а не к частному детективу!
Как ни страно, мой собеседник понял ход моих мыслей и вновь улыбнулся:
- Извините, я просто понял, что Вы у нас впервые и подумал, что Вы пришли к господину Клейсту, он передал мне, что у него интервью с госпожой Блиц в 10 часов. Я правильно понимаю, Вы госпожа Блиц?
«О да, - осенило меня, - конечно, его фамилия Клейст, и как это я сразу не вспомнила, написано ведь в приглашении!» Я протянула руку и представилась, и тут же снова вспомнила про свои туфли:
Но, кажется, мне там лучше не появляться!
- Ну что Вы, - мягко возразил мой собеседник, - туалет для дам в конце коридора, у Вас еще целых 15 минут! Я доложу господину Клейсту, когда Вы будете готовы, и он спустится за Вами.
Едва пробормотав «спасибо!», я влетела в туалет и занялась приведением себя в порядок. Минут через 10 я уже стояла перед моим благодетелем и слушала его объяснение о том, как можно пройти прямиком к станции метро от здания конторы под землей, не выходя на улицу.
- На случай, если Вы на крыльях пролетите мимо меня после удачного интервью с господином Клейстом, - он даже слегка поклонился при этих словах.
Возразить я не успела – меня приветствовал уже другой мужчина, показавшийся мне куда менее приветливым и гораздо более усталым, чем мой первый собеседник. Господин Клейст провел меня в свой кабинет, расспрашивая по дороге, хорошо ли я добралась и как я нашла контору. «О да, все в порядке», - рассеянно отвечала я, вспоминая о моих наполеоновсих планах по преобразованию конторы.
Беседа с Клейстом мне ничем особенным не запомнилась. Даже обидно – мое первое интервью после долгих месяцев безуспешных заявлений – и вспомнить нечего.
С весьма скучающим лицом слушал он мой вдохновенный рассказ о том, как я в Союзе героическими усилиями спасала от развала нашу фирму в хаосе перестройки, и наконец прервал меня вопросом «Но здесь вы еще не работали?», на что я, естественно, рассказала о прекрасном опыте работы в течение последних двух месяцев. Не успела я перевести дух, чтобы поведать ему о незабываемых трех годах обучения от благотворительного Фонда, он торопливо меня успокоил: «Ничего, здесь вам потребуется только говорить по телефону, набор коммуникационных фраз составляет не более половины страницы печатного текста, Вы его безусловно быстро выучите. А пока мы заглянем с вами в бюро, где вы будете работать». И мы отправились в бюро. Сердце мое готово было выскочить из груди, ведь он так определенно сказал «Где вы будете работать»! Дело решенное! Он меня берет! У меня будет работа! Ура! И тут он открыл дверь в бюро.
Меня едва не сбил с ног плотный смог, тяжело выползший из двери на свободу. Огромное, как спортивный зал, бюро было до отказа заполнено застарелым табачным дымом. И моими будущими коллегами...
Вот когда я поняла, где работают панки, проститутки на пенсии и прочий человеческий — эээ, как бы это сказать на политкорректном языке — ну, скажем, брак. Вот они, телефонные консультанты по приему жалоб клиентов! Ох, видели бы эти клиенты своих высококомпетентных консультантов! Разукрашенные пирсингом, татуировками и самых немыслимых цветов и форм прическами, одетые в не менее немыслимые костюмы люди напоминали, ну, разве что цирковое представление. Стоявшие вплотную столы были, правда, отгорожены друг от друга пластиковыми подобиями кабинок, никакой личной сферы для их владельцев это, однако, не создавало, поскольку все было видно и ничего не было слышно. То есть совсем ничего! По выражениям лиц работников, их жестикуляции и дикому вращению глазами я поняла, что они не слышат не только клиентов в телефонной трубке, но и самих себя. Невообразимый гул, стоявший в бюро, моментально зажал мою голову тисками и не позволял услышать ни Клейста, увлеченно и даже несколько горделиво представлявшего, как я предполагала, сотрудников и их задачи, ни самих сотрудников, взиравших на меня и своего начальника бешеными глазами, пока он их представлял, и тут же начисто забывавших о нас, едва мы поворачивались к следующему столу. Я, во избежание моментальной потери голоса, даже не пыталась открыть рот, предоставив Клейсту полную свободу действий и лишь сожалея о потерянном на это безнадежное интервью времени.
Еще до того момента, как я распрощалась с господином Клейстом у кабины лифта, я твердо знала, что мы расстаемся навсегда. В сверкающих зеркалах лифта я увидела свое лицо, на котором эта мысль была запечатлена совершенно отчетливо, и поняла, почему Клейст, прощаясь, так долго не отпускал мою руку.
О симпатичном привратнике из холла конторы я вспомнила только в вагоне метро и еще раз подивилась контрастам рыночного хозяйства.
«Но жизнь продолжается, но жизнь продолжается, и каждый из нас за счастье сражается!» - поначалу глуховато и как бы из глубины времен возникла в моей голове старая мелодия. Я цепко ухватилась за эту спасительную соломинку из моего безвозвратно ушедшего прошлого, а мелодия крепла, даря мне оптимизм и веру в правоту моего дела. «Позитивное мышление – ключ к успеху» - вспомнила я бодрый тезис из пособия по устройству на работу. В вагоне метро было шумно, душно и тесно, курчавый чернокожий ребенок из стоявшей рядом коляски счастливо гукал, протягивая ко мне ручонки, и я решила принять это как добрый знак. Ведь не зря говорит народная мудрость, что к плохому человеку малые дети не тянутся. Вдруг возникшую на пустом месте мысль о том, что удача у малых детей еще никогда не училась, я тут же прогнала, как недостойную. Неправда, и хорошему человеку должно повезти, решила я про себя. И улыбнулась, погладив курчавую головку малыша.