М. Шефнер

Захваченный великолепием ярко-розовых лилий на поверхности пруда, Клаус стоял у пруда, обняв Аниту. Он уже забыл про только что капризничавшего Томми, что подбежал и крепко обнял папу за ногу.

Анита подхватила малыша на руки и спросила ласково: «Что же тебе сказал дядя?»

Клаус машинально взглянул туда, куда смотрела, улыбаясь, жена. Мужчина, поднимавший с земли велосипед, показался ему странно знакомым. Тот тоже с улыбкой посмотрел на Клауса, по-свойски подмигнул, водрузился на велосипед и покатил своей дорогой.

Клаус обернулся к жене и сыну.

«Мама, - оживленно рассказывал Томми, помахав вслед незнакомцу, - он мне рассказал, почему в пруду нельзя рвать лилии».

Клаус тут же вспомнил, как капризничал малыш, требуя нарвать ему лилий для дома. А потом ребенок неожиданно умолк, и Клаус отвлекся. Любуясь островком ярко-розовых лилий, он нежно обнял жену.

«И что же он тебе сказал?» - спрашивала между тем Анита.

«Он сказал, что цветы только потому такие красивые, что в пруду их дом, и им там хорошо! А если их поставить в вазу, даже в самую большую, им будет тесно, им нечем будет дышать, и они сразу умрут! Я не хочу их убивать, пусть лучше они в пруду останутся, а мы на них будем смотреть, правда?»

«Правда, сокровище мое, дядя тебе все очень правильно объяснил, спасибо ему. А теперь помаши цветам ручкой и пойдем домой».

Томми не только помахал цветам, но и послал им воздушный поцелуй и вприпрыжку побежал впереди родителей, не забывая, впрочем, регулярно на них оглядываться.

Анита посмотрела на мужа: «А ты узнал его?»

«Кого?» - не понял Клаус.

«Ну, этого человека на велосипеде, который с Томми разговаривал? Я его сразу вспомнила! По велосипеду. И еще по его манере так озорно подмигивать. И он нас узнал, я сразу поняла».

И тут Клаус вспомнил. А ведь и правда, это был он.

В тот день Клаусу надо было отвезти Аниту к врачу. Восьмой месяц беременности был на исходе, и речи не могло быть о том, чтобы отправить ее к врачу одну. Взять отгул не получилось. Переработки у него было много, но время на фирме было напряженное, и он не решился заговорить с шефом на эту тему. Договорился с Анитой, что отвезет ее к врачу в обеденный перерыв, затем постарается поскорее справиться с работой и забрать ее на обратном пути. Термин к врачу был назначен удачно – на три часа дня, Аните приходилось немного подождать в клинике до и после приема. Все должно было пройти без эксцессов. На обратном пути, когда уже, казалось бы, все волнения были позади, и он, не торопясь, ехал с Анитой домой, его машина каким-то непостижимым образом задела велосипедиста.

Клаус остановил машину и подошел к велосипедисту. Тот уже поднялся с земли и озабоченно рассматривал свои разорванные брюки и основательно ободранное, кровоточащее колено. Вид крови привел Клауса в чувство. Едва поздоровавшись, он бросился к машине, достал аптечку, помог велосипедисту сесть на асфальт и перевязал колено — сделал, как учили.

Велосипедист был примерно того же возраста, что и Клаус, такой же высокий и стройный. Он говорил по-немецки с заметным акцентом.

- Ну и натворил же ты дел! Единственный транспорт угробил! Я еле успел спрыгнуть!

Велосипед, лежавший на дороге, был и в самом деле основательно покорежен. Клаус начал оправдываться: он вызовет дорожную полицию, составят протокол и страховка оплатит ремонт велосипеда. Но велосипедист смотрел мимо, в сторону машины. Обернувшись, Клаус увидел Аниту; она выбралась из машины и подошла к ним. После всех тревог дня она выглядела разбитой.

Велосипедист спросил: «Это твоя жена?»

Клаус кивнул.

«Ну, так вези ее скорей домой, ты посмотри, какая она измученная! А я и сам разберусь, не беспокойся»

Парень дружески улыбнулся Аните, поднял останки велосипеда, пожал Клаусу руку и озорно подмигнул: «Удачного потомства!»

И, прихрамывая, отошел.

«А ты откуда?» - спросил его Клаус вдогонку.

Парень обернулся. «Из России!» - снова подмигнул он и пошел дальше.

«Ну вот, теперь ты знаешь его точный адрес», - лукаво усмехнулась Анита.

Клаус вздохнул.

С двумя незнакомцами, остановившимися на месте аварии, он осмотрел машину. Не обнаружив повреждений, составил протокол, его тут же подписали свидетели, обменялся с ними визитками, распрощался и уехал с Анитой домой.

С тех пор он ничего не слышал об этом русском. В полицию об аварии никто не заявил. Стресс в бюро не прекращался, пока Анита не родила Томми, и Клаус смог наконец-то взять пару недель отцовского отпуска. Хлопот хватало, и Клаус никак не мог найти случая поговорить с кем-либо о происшествии. Но и забыть не мог. Он не понимал, почему ушел велосипедист. Он мог получить компенсацию от страховой компании и купить новый велосипед. Он не богач, и это было видно невооруженным глазом. Со временем, однако, впечатления об аварии улетучились, и Клаус перестал думать о русском. И вот он заявился снова, заговорил с сыном, даже кое-чему его научил.

«Анита, как ты думаешь, к чему бы это?» - спросил Клаус жену.

- Ты про русского? - Анита, как это частенько бывало, поняла мужа с полуслова. - Ты же знаешь, все в этой жизни возвращается.

- Да, но со мной он не заговорил, даже не поздоровался. А мне хотелось бы переброситься с ним парой слов. Я его не понимаю».

- Дорогой, ты был слишком занят собой, видимо, он не хотел тебя отвлекать. Со мной и Томми он поздоровался, как старый знакомый, а ты этого и не заметил. А как он здорово разделался с капризами нашего Томми, правда?»

Ночью Клаусу приснились водяные лилии. Снилось, будто он сорвал самую красивую, чтобы принести ее сыну. Но, подойдя к Томми, заметил, что лилия в его руках растворилась, с рук к ногам сына падали лишь крупные розовые капли. В каждой капле отражался луч солнца, и казалось, лучики ему подмигивали – по-свойски.