В. Сукачёв (Шпрингер)
Птаха
До той поры, как в мир любовь пришла
И первый свет из хаоса явила, -
Не созданы, кишели в ней светила
Без облика, без формы, без числа.
Ронсар
1
Мама уходила на работу рано, и завтракали они с отцом. Лена, играя роль заботливой и щедрой хозяйки, охотно хлопотала на кухне, готовя завтрак и накрывая на стол. Она любила эти утренние часы, когда только что взошедшее на небосвод солнце ласково заглядывало на кухню, пока что стесняясь без разрешения садиться за стол, и лишь скромно позволяя себе притулиться в правом верхнем углу. В этот момент как-то особенно отчетливо ощущалось, что впереди у неё огромный, разнообразный, неповторимый день, который сейчас она только-только начинает проживать вместе с красноносыми голубями, облюбовавшими кухонный слив для полусонного отдыха от вечного поиска пищи. И воздух, и свет, и звуки этой поры особенные, ни на какой другой час в сутках не похожие – все бодрит, все возбуждает, обещая что-то необычайное и - очень скоро. И даже случайный лай бездомной собачонки Куклы как-то по особенному вписывается в утреннюю благодать наново сочиняющегося дня…
Папа, Андрей Иванович Соловьев, работает в газете журналистом и уходит на службу к девяти часам. Но еще до работы он успевает час-полтора посидеть над очередным материалом у себя в кабинете. И тогда по всей квартире настойчиво расплывается запах сигаретного дыма. Почти двадцатилетняя борьба матери с курением в квартире так и не увенчалась успехом – Андрей Иванович не может работать без сигареты. Во все остальное время он курит на лестничной площадке или на балконе.
- Папа, кушать! – громко зовет Лена, раскладывая со сковороды яичницу с колбасой по тарелочкам.
- Иду…
Появляется отец. Он уже в рубашке с галстуком, с очкам в тонкой золотистой оправе на носу.
- Н-н-ус-с, - потирает он руки, - что мы сегодня будем потреблять?
- Т-такс-с, - передразнивает его Лена, - на первое яичница с колбасой, потом натуральный кофе со сливками.
- Прекрасненько, маленькая хозяйка большого дома!
- Па-а-па, - укоризненно смотрит на него Лена, - ну какая же я тебе маленькая?
Он поднимает глаза и удивленно приоткрывает рот: в самом деле, перед ним сидит молодая женщина, в меру накрашенная, с аккуратной, хорошо продуманной прической и сияющими от лака ноготками.
- Это что за мистификация? – скрывая растерянность, спрашивает Андрей Иванович.
- Штраф два рубля! - объявляет Лена, очень прямо и строго держась за столом. – Ты безо всякой на то необходимости употребил иностранное слово.
- Но что случилось, Леночка, что происходит с тобой?
- Ничего особенного, папа, - пожала плечами Лена. – Я просто выросла…
2
Это было похоже на какой-то кошмар: она не могла и минуты прожить без мысли о нем. Всюду, весь день виделось ей его лицо: загорелое до смуглоты, с коротким ёжиком черных волос и тонкой, изящной ниточкой усов. Иногда ей казалось, что она не доживет до очередной встречи: просто возьмет и умрет от счастья, которое переживала от одной только мысли о близящейся встрече с ним. Вот и теперь, едва захлопнулась дверь за отцом, она бросилась к телефону. Быстро набрала номер и с готовым для радости выражением лица, нетерпеливо слушала длинные и почему-то тревожные гудки.
- Гар-рик, это я! – выпалила она, едва на другом конце провода подняли трубку.
- Ты?
Ну что за день такой неудачный с самого утра: вначале почти неприличное удивление на лице отца, потом – легкое разочарование в голосе Гарика, словно бы он ждал в это время другой звонок. Конечно же – нет! Ей показалось… Но, все равно неприятно.
- Что ты делаешь, Гарик?
- Собираюсь на работу.
- Как, ведь еще каникулы?
- Это у вас (как ужасно прозвучало это «у вас»), школьников, каникулы, а мы своё уже отгуляли.
- Тебе не хочется на работу?
- Почему? Я этого не говорил, Кроха…
- Га-арик…
- Ну?
- Я же тебя просила – не называй меня так.
- Извини, Ленчик, - видимо, он улыбнулся, и она обрадованно вспыхнула. – Извини, дорогая, но я могу опоздать…
- Да -а? – разочарованно протянула Лена. – Тогда до вечера?
- До вечера? – почему-то переспросил он и выдержал неприятно длинную паузу. – Да, конечно… Только знаешь, Ленчик, не надо ко мне приходить, хорошо?
- Как? – едва вышептала она жестяными губами.
- Понимаешь, вернулись учителя из отпусков, они могут тебя увидеть, - торопливо, несколько раздражаясь, начал объяснять Гарик. – Лучше я к тебе приду, хорошо?
- Т- ты, ко мне! – с испуганной радостью выдохнула она.
- Ну, не домой, конечно, а, например, во двор, на полчасика…
Он и ещё что-то говорил, а она уже не слышала, настигнутая неслыханным счастьем – он сам к ней придет!
3
«На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставленную им по утрам веселость, и с утра начала тот самый прежний образ жизни, от которого она отстала после бала, - лежа на диване и замирая от восторга сопереживания, читала Лена Соловьева. – Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи…»
4
- Он сам придет! Он сам придет! – пела Лена все утро, наводя в квартире порядок, тщательнее, чем обычно, перетирая безделушки на книжных полках у отца. – Он сказал, что сам придет…
И она вспомнила, как увидела его впервые в лагере отдыха – подтянутого, строгого, с неприступным видом следившего за порядком. Только на четыре года он был старше ее, но вначале эта разница казалась ей значительно больше. Трудно было поверить, что всего лишь два года назад Гарик окончил школу и поступил в педуниверситет.
«Сухомлинским мне не стать, - серьезно говорил Гарик, - но министром просвещения лет через пятнадцать-двадцать я буду». Лена Соловьева вполне серьезно думала, что министром он станет гораздо раньше. Надо было видеть, как крутились возле него ребятишки, как заглядывали ему в рот, ловя буквально каждое слово. Он умел сделать так, что с ним всем и всегда было интересно, и многие гордились даже просто знакомством с Гариком Перовым. А как он играл на гитаре! Как пел под гитару! Каким чудесным партнером был на теннисном корте! Лена даже и не сопротивлялась, когда вдруг почувствовала неодолимое желание видеть Гарика все чаще и чаще. Она быстро поняла, что сопротивляться бесполезно, и очень скоро пришла к выводу, что первый раз в жизни влюбилась по уши в настоящего мужчину... И почти два месяца длилась эта сказка, это непостижимое узнавание Гарика, которое не разочаровывало, а все больше будоражило нервы и воображение.
5
- Ба, Валетик, привет! – увидела она развалившегося в кресле-качалке Валерку из 69-й квартиры. – Как жизнь молодая?
- Бьет ключом! – приветливо ответил симпатичный брюнет Валерка.
- Смотри, балкон обвалишь, - Лена перегнулась через перила и оглядела двор: качалась на качелях полненькая Лада из 27-й квартиры, Старый Пенсионер, опершись на толстую, красную трость, сидел на лавочке под березой, рыжий карапуз Славик пинал полиэтиленовую коробку.
- Не обвалю…
- Что ты мрачный такой, Валетик? – удивилась Лена.
- Не всем же парить, как ты, Птаха.
- А я разве парю? – с удовольствием засмеялась она. – Я стою на балконе.
- Нет, ты паришь, Пташка, я же вижу, - улыбнулся ей в ответ Валерка и потянулся за книгой. – Хочешь, я тебе стишок один прочитаю?
- Ой, хочу, Валетик! – Лена счастливо улыбалась и две продолговатые ямочки уютно лежали на ее нежных, припухлых щеках.
Валера встал, снизу вверх посмотрел на Лену, театрально отставил ногу, выкинул руку с книгой вперед и громко, как артист на эстраде, стал читать:
Когда я был любим, в восторгах, в наслажденье,
Как сон пленительный, вся жизнь моя текла.
Но я тобой забыт, - где счастья привиденье?
Ах! Счастием моим любовь твоя была!
Когда я был любим, тобою вдохновенный,
Я пел, моя душа хвалой твоей жила.
Но я тобой забыт, погиб мой дар мгновенный:
Ах! гением моим любовь твоя была!
Когда я был любим, дары благодеянья
В обитель нищеты рука моя несла.
Но я тобой забыт, нет в сердце состраданья!
Ах! благостью моей любовь твоя была!
- Браво! Брависимо! – послышались жидкие хлопки с четвертого этажа. – на своем балконе стояла Руфина Львовна: в длинном, роскошном халате, в бигудях, но пока еще с не накрашенными глазами. – Ты хорошо декламируешь, Валерочка, непостижимо хорошо, - язвительно усмехнулась Молодая Пенсионерка. – Вот только не учитываешь, всем ли по душе это твое чтение?
- И что вы всегда вмешиваетесь? – рассердилась Лена Соловьева. – Не нравится – не слушайте.
- Тю-ю-ю-тю-тю, - вытянула губы трубочкой Молодая Пенсионерка. – Как мы заговорили…
- Пока, Валерка. Спасибо за стихи! – Лена приветливо взмахнула рукой и ушла в комнату, давно уже насквозь пронизанную солнечными лучами.
6
«Наташа не понимала, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидев его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь все для меня?» – спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, все: он один теперь дороже для меня всего на свете…»
Лена Соловьева опустила книгу на грудь и закрыла глаза: как понимала она сейчас это божественное состояние Наташи Ростовой.
7
Догорала вечерняя заря. Высоко над городом проплыла небольшая стайка лебедей, которую за городским шумом так никто и не услышал. Пролетели никем не замеченные лебеди и унесли на широких крыльях последние отголоски лета…
Лена сидела на скамейке под березой и слушала перебранку Будьласки с женой Парамошкина – Левзеей: так звали во дворе маленькую, нервную женщину, постоянно находившуюся в состоянии войны с мужем.
- Ты за своим смотри! – кричала Левзея жене дворника Будьласке. – Он у тебя тоже гусь хороший, так и норовит на одной ноге зайца обогнать…
- Ты, будь ласка, моего Степана не трогай, - с приторной любезностью отвечала жена дворника, славившаяся усами на весь двор. – Он рюмки лишней не выпьет, а твой – тормозную жидкость будет лакать, ему только дай.
- Это мой -то?! – вскрикнула Левзея, и чуть не выпала с балкона. – Это мой тормозную жидкость, значит…
Ничто не могло опечалить в этот день Лену. Она встала со скамьи и медленно пошла к автобусной остановке за углом дома, куда должен был подъехать Гарик.
Зажглись уличные фонари. Поослаб автомобильный поток на трассе. Изредка подходили маршрутные автобусы, забирали скопившихся пассажиров, и катили дальше, на прощанье глухо клацая дверьми.
Давно минуло дневное возбуждение, и теперь Лена почти спокойно думала о приближающейся минуте встречи.
В отдалении у телефонной будки толпились ребята, среди которых Лена заметила крепкую, коренастую фигуру Генки Попова. Ребята что-то такое там делали, над чем громко, взахлеб смеялись.
И вдруг недалеко от остановки резко притормозила красная иномарка, открылась задняя дверца, выпустив на волю Гарика Перова - вместе с истошными воплями магнитофонной музыки, запахом дорогих сигарет и коротким напутствием водителя не задерживаться.
- Гарик! – живо вскочила Лена. – Я здесь…
Он оглянулся и, показалось Лене, в первое мгновение растерялся, а потом быстро пошел к ней – такой весь спортивный, подтянутый, уверенный в себе.
8
- Ты почему здесь? – спросил Гарик, хмуря тонкие, изящно выгнутые брови. – Мы же договаривались увидеться во дворе…
«Боже, о чем это он сейчас?» – во все глаза радостно смотрела на него Лена.
- Я решила встретить тебя здесь.
- Вот уж не надо было…
И опять ей почудилось, что он раздражен. У Лены слегка закружилась голова, но она пересилила себя, отмела все подозрения и просто сказала:
- Я так соскучилась, Гарик!
- Хорошо, хорошо, - он взял ее за локоть твердой ладонью, как берут в школьных коридорах провинившихся ребят. – Пойдем во двор, там и поговорим…
- Поговорим? – удивилась Лена, уловив в его голосе деловитую поспешность.
- Потом, потом…
Миновав угол, они прошли к столику со скамейками под березой и сели напротив друг друга. Лена, уже ничего хорошего не ожидавшая от этой встречи, испуганно и жалко смотрела на Гарика.
Первые, бледные звезды выкатились на небо, из-за крыши соседнего дома показался острый рожок месяца. Тихо и безлюдно было во дворе.
- Вот что, Ленчик, пора нам заканчивать встречи, - решительно и твердо сказал Гарик.
- Почему? – едва слышно вышептала Лена Соловьева.
- Ты не маленькая и должна понимать: меня за связь со школьницей могут и из института выгнать. А мне рисковать никак нельзя… Одно дело – в лагере отдыха, а теперь…
Гарик нервничал: он то стучал ребром ладони по столу, то вдруг поправлял галстук, а потом взял и пересел к Лене на скамейку и приобнял ее за плечи.
- Ну, пойми, Кроха, нельзя мне иначе, - зашептал он ей в ухо. – Вся моя будущая карьера может накрыться медным тазом… Ты же не хочешь этого, а? Ну, скажи, не хочешь?! В крайнем случае, Кроха…
- Перестань! – срывающимся голосом перебила она его.
- Я хотел сказать, что ты будешь… Что уже будущим летом мы сможем… Надо только зиму потерпеть…
Лена поднялась и молча, неестественно прямая, пошла в свой подъезд. Казалось, окликни кто её сейчас и она упадет. Гарик – не окликнул...
9
«Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что-то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль: ей показалось, что что-то отрывается в ней и что она умирает…»
10
- А вот и наша дочурка, - сказал дома отец. – Вот и посмотри, как безобразно быстро она выросла. Я сегодня утром…
- Что случилось, Лена? – перебила его мама, встревоженно вглядываясь в дочь.
- Ничего, - через силу улыбнулась Лена, и от этой улыбки матери стало не по себе. – Я что-то устала… Пойду к себе, отдохну.
- Хорошо, хорошо, Леночка… Андрюша, сделай звук в телевизоре потише.
В своей комнате Лена бестолково потопталась у стеллажа с книгами, присела за стол и тут же встала. Включила и выключила настольную лампу. Потом взяла групповую фотографию, где она, загорелая, счастливая, распустив на плечи белокурые волосы, с ракеткой в руке стояла рядом с Гариком. Лена долго вглядывалась в его лицо, потом тяжело вздохнула и, крепко зажмурив глаза, поцеловала. Прядка волос выбилась у нее из аккуратно уложенной прически, и она поправила ее перед зеркалом.
- Ты куда? – спросила мама, когда она вышла в общую комнату.
- Хочу посидеть на балконе…
Ночь была звездная, прохладная, высоко над крышей парил вверх рожками недавно народившийся месяц. Лена, привалившись спиной к стене, стояла и смотрела в эту ночь, словно в самоё себя.
- Нет, подумать только, девятый класс не успела закончить и уже обнимается с мужчиной – непостижимо! – громко говорила на своем балконе Молодая Пенсионерка.
- Может, показалось тебе? – спросил недоверчивый голос.
- Да где – показалось! – чуть ли не вскрикнула Руфина Львовна. – Я вот здесь стою, а они вон там, на скамеечке сидят. Мне все, как на ладони, видно отсюда…
Лена шагнула вперед, и устало навалилась грудью на перилла балкона. Внизу, притягивая взгляд, темнела огромная и тяжелая земля…
Последнее, что еще услышала Лена Соловьева, это громкий, истошный крик Молодой Пенсионерки.
11
В доме Соловьевых тщательно берегли фотографию, где Лена была в последний раз снята рядом с незнакомым, загорелым парнем, небрежно прижимавшим теннисную ракетку к широкой, по–спортивному развитой груди.