И. Нойманн

Дома

“…еще далеко до причала…”

( Н. Лактионов)

Проводили с корабля научную группу, и в 23.30 свободная смена офицеров, после доклада у старпома отпущены на берег до 7.30 утра, потому что в 8-00 – по плану начинается межпоходовый ремонт. Чтоб вам было… тепло в ваших кабинетах! На переходе из-за океана личный состав составлял многотомные дефектные ведомости на свои механизмы, хотя все знали, что нужных запчастей в нужном количестве все равно не дадут... Надо вышибать... Или выкупать… за бутылку ”шила”

Знаете, что такое „шило”? Не знаете? Ну, как же! А на всех четырех флотах от матроса-первогодка до адмирала включительно знают, что “шило”… это спирт, которым корабль снабжают для разных технических нужд. Знают до всех тонкостей нормы снабжения и всех статей расхода, включая коммунально – бытовые… Приходная эйфория достигла апогея, когда выяснилось, что ехать домой не на чем! Попытка через дежурного по дивизии выбить у береговой базы автобус или, на худой конец, „скотовоз” не увенчалась успехом - машины в боксах, водители в казармах и уже – отбой!

- Так мы же с автономки! - пытались они удивить бербазу.

Не тут-то было! Береговая база для подводников это вообще другая галактика.

- Ну и что? Завтра и поедете! - прошепелявил дежурный тыловик, который никогда не возвращался из дальнего плавания, и телефон, прохрипев микрофоном о своем несовершенстве, отключился. Зам давно ушел домой. Старпом завалился спать. Механик, Владимир Константинович Малых, остался в экипаже ввиду отсутствия в городке жены. Лейтенанты окружили командира дивизиона живучести Андрея Шарого, обладателя заветной канистры из нержавейки с спиртом (”шилом”):

- Андрей Викторович! Надежда только на вас, иначе домой не попадем. Завтра же не наша смена! - жалуется молодежь.

Но Шарому тоже не безразлично. Там Настя… с Алешкой… Совсем близко…

- А на чем ехать-то? На своих двоих, атрофированных за 3 месяц ненадобности? 15 километров мы не потянем!

- Да здесь же ЗКП флота строится - самосвалы с раствором каждые полчаса, - сообразил опытный в житейских делах капитан – лейтенант Тимофей Лисицын.

- Блестящая идея, Тимоха, ты - гений! - поддержал Лисицына химик Крапивин. - Настоящая флотская смекалка! – и конечно бутылка найдена в считанные секунды.

Еще минут 5-6 занимает переливание на корабле. 8 секунд колебался водитель – стройбатовец (воин строительного батальона). Им строго-настрого запрещено перевозить людей в кабине, не говоря уже о кузове. Но бутылка с заветным содержимым, переливающаяся всеми цветами радуги в огнях строительных фонарей, берет верх. Наконец, безмерно счастливые удачным разрешением ситуации, подводники, пришедшие с боевой службы, с хохотом мчатся домой в кузове самосвала через снег, ветер, полярную ночь, мотаясь на ухабах и собирая на себя остатки раствора. Весело – то как! И это, естественно, - они же еще молоды…А о том, что все может и должно быть иначе, пока даже не догадываются

И, наконец, вот она долгожданная минута, дверь открывается, нет – распахивается, и Настя бросается навстречу, вымазываясь в растворе, который стекает с парадной шинели героя - подводника на изгаженные ботинки. От нее веет теплом, домом и… духами. Алешка, утомившись от ожидания папы, уже спит.

- Андрей!!! – это пока единственное, что она может вымолвить. И то же самое всем Васям, Колям, Славам, Димам, всем, кто попал-таки сегодня ночью домой. И в этом – все! 3 месяца неизвестности, ожидания и неясной тревоги. 19 тысяч миль и 15 км позади! Настины соленые слезы катились по его щекам. От него пахло железом, машинным маслом, дешевым одеколоном и еще чем-то незнакомым, вероятно, присущим только нутру этого гигантского исполина - атомной субмарины.

- Ну, что ты, что ты! - смутился он, не очень понимая ее слез.

- Андрей, а у нас здесь в городке… говорили, ну… ты только не сердись, что у вас авария и будто бы вы трое погибли… - ты, Коля Донцов и Тимоша Лисицын, - лепетала Настя. И Андрей вдруг понял, почему флагмех... Вот оно что - ведь она два месяца терзалась - жив он, или... она уже - вдова... Шарый целовал жену, гладил ее пушистые волосы и вдруг заметил в них одинокую серебринку. Офицерские жены… Дома… А время-то – 01.38! Дети уже, естественно, спят. Сегодня они пап так и не увидят… Далее - по плану домашней побывки с полным набором всех мыслимых и немыслимых удовольствий.

Утром следующего дня “спущенные” на берег подводники чудом успели на службу вовремя на тыловском грузовике (фуре – “скотовозе”) без скамеек. Дети еще спят. Моряки очень дальнего плавания поинтересовались по случаю у политотдельского комсомольца Климухина – кто же там вчера проходил “узкозть” перед подводной лодкой и задержал ее вход в базу?

- Да никто не проходил! Вы, ребята, пока вас там носило, забыли, что на флотах с 13.00 до 15.00 “адмиральский час”. Оркестранты и встречающие после обеда, как обычно, отдыхали. Ну, вас же встретили… Цыплята - табака…

- Встретили, - отвечают, - потом… с оркестром, якорь Матросова вам в задницу, - из иллюминатора плавучей казармы виден потускневший и выцветший на полярных ветрах лозунг на сопке: - “Подводник - профессия героическая!” и – “Помни войну!”

В 8-00, после подъема флага и проворачивания механизмов, не откладывая ни одной минуты, начали межпоходовый ремонт. Правда, без особого энтузиазма. И пока, естественно, без запчастей… А спать-то как хочется... Дико! Может быть, на этот раз обойдется без “готовности”?

Готовность

В море – дома, на берегу – в гостях!

(С.О. Макаров)

И опять ошиблись… Через три недели оформились в эту самую “готовность”.

В "готовности за углом", кто не знает, означало в ту пору, что корабль в ближайшей шхере на якоре, привязан к плавбазе и готов в течение часа начать движение на войну на дизелях, на ходу вводя в действие ядерную энергетическую установку. Этот замечательный вид боевого дежурства атомных подводных лодок родился где-то в недрах главного штаба ВМФ в теплых кабинетах, с восьмичасовым рабочим днем и двумя выходными, по всем правилам изуверства над личным составом в 20-м веке. Срок – полгода (чего там мелочиться?) Сход на берег категорически запрещен. Проживание на плавбазе, занятия и тренировки на подводной лодке до 18.00, после чего - на корабле вахта, личный состав в плавучей казарме. После ужина, доклада у старшего помощника и вечерней поверки - свобода в пределах ее территории. С плавбазы через сопку видны пятиэтажки военного городка. Кое-кто даже видит окна своей квартиры, где желанная и недоступная живет, по выражению замполита, ”боевая подруга” - жена. Но сход на берег запрещен. А подводникам по 25, или чуть больше. Нерастраченные гормоны играют, вызывая синдром вечного "все плохо" - вокруг одни дураки, а начальство поголовно - "идиоты", хотя на самом деле истина где-то посередине. Свободное время проходит в потугах самосовер--шенствования - от серьезной, вдумчивой на первых порах, учебы по специальности творческого конспектирования первоисточников в плане повышения интеллектуального уровня, в первые месяцы бдения в "готовности". От аристократических шахмат и преферанса на всю ночь до вульгарного домино, поддавков и распития крепкого корабельного спиртного напитка, именуемого на всех четырех флотах "шилом". Апофеозом идиотизма на завершающем этапе готовности к боевым действиям была командная игра по передуванию шарика от пинг - понга на дубовом столе кают-компании. Это была общекорабельная эпидемия. За этим высокоинтеллектуальным занятием были застигнуты две команды офицеров экипажа комиссией вышестоящего штаба. Сверкающий надраенными пуговицами, офицер-инспектор выловил из числа соревнущихся старшего по званию, минера Кулишина, и попытался внушить виновнику масштабность задач, стоящих перед экипажем, мелочность и недостойность занятий с шариком. Но обычно молчаливый минер ошарашил его ясным и простым для понимания ответом:

- Да пшше-ел ты… У меня жена уже полгода не … А ты мне… Устав… Да я... Да мне…, - он хотел сказать - "все до лампочки", но интеллект, травмированный передуванием шарика, не справился, и он с треском захлопнул за собой дверь. Стаканы в штормовке звенели, как колокола громкого боя. Инспектирующий в шоке бежал жаловаться

После того, как один из бесконечно готовых к бою офицеров повесился, а другой застрелился, "готовность" сделали либеральной. Разрешалось один раз в месяц считать ее 19-часовой, производить мелкие ремонты и по одной смене офицеров и мичманов отпускать на берег. Матросы, не имевшие на берегу жен и других родственников, в число увольняемых, естественно, не попадали. Но полгода надо как - то пережить…

В базе

К концу подходит автономка

На базу курс лежит, домой!

Душа кричать готова громко

О светлой радости такой…

(С. Иванов )

С приходом в базу замполит Валерий Иванович Илин сдал свой отчет о политическом плавании в политотдел флотилии. Шифровальщик Осередько, который переписывал “Войну и мир” Илина красивым почерком, доложил экипажу, что в отчете талантливо описан митинг в турбинном отсеке, организованный замом, где матросы воинственно кричали –“ У-у-у-у, евреи проклятые.” СССР в ту пору был на стороне арабов.

Экипаж представили к правительственным наградам – боевым орденам и медалям. Офицеров представили к „Красной Звезде”, матросам полагались медали. Но потом вдруг все как-то не заладилось и заглохло… а может быть - затихло. То ли наград стало жалко, то ли убедительной победы на Ближнем Востоке не получилось. Может, по какой другой причине.

Командир дивизии Караваев на встрече, когда после 89-ти суток атомоход привязался к родному причалу, захлопотанно заявил, что пора “испанских” походов кончилась, и что … “пока вы там плавали в свое удовольствие, мы здесь пережили две московские комиссии”. Что ж, аргумент весомый. Ордена и медали получили успешно ″отстрелявшиеся“ от столичной инспекции - офицеры штаба и близко к штабу ошвартованных кораблей… Впрочем, как обычно. А подводников с “фараонова” экипажа командир дивизии убедил, что их личная радость состоит в том, что никого не наказали.

Замполит Илин какими-то ходами выклянчил - таки себе медаль “За боевые заслуги“ и через недолгое время убыл к очередному месту службы. Для него “испанские походы” кончились навсегда и дальнейший служебный след его затерялся в коридорах штабов и лестничных маршах восхождения к высоким должностям. Сегодня он уже скорее всего в Государственной думе. Жениться надо с умом, моряки! А вы? Ваши длительные походы продолжались еще несколько лет и были тем более напряженными и длительными, чем больше успехов достигалось в деле укрепления дружбы между народами, что, впрочем, вполне логично. Сейчас после всех океанских вояжей бывшие сослуживцы кавалера медали "За боевые заслуги", заместителя командира по политической части Валерия Ивановича Илина, хранят в своих домашних шкафах пожелтевшие от времени похвальные грамоты за успехи в БП и ПП и воспоминания о совместной службе.

Кстати о наградах

Потомству в пример

(На памятнике капитан-лейтенанту Казарскому)

Не о “песочнице” речь, когда через десять лет безупречной службы старший помощник, порывшись в узелках памяти и в бездонных карманах, кинет тебе в ладошку коробочку с медалькой (скромную благодарность отечества за ратные труды), и она напомнит тебе как быстротечно время… Не о ней… О более весомых – правительственных. К примеру, за пять автономных боевых походов в мировой океан. Или за плавание в зоне международного конфликта с оружием на борту и готовностью № 1 к ведению боевых действий

Самоотверженная борьба за живучесть своего корабля героизмом не считалась. Главный моряк страны Советов, Главком ВМФ, не жаловал героев в жанре борьбы с неисправностями. Подразумевалось, что корабли, построенные под его мудрым руководством, не могли иметь конструктивных и иных технических недостатков. Можно было рассчитывать на награду в исключительных случаях, если только при этом героически погибнуть. Но и это нужно было сделать при определенном стечении обстоятельств, так, чтобы не бросать тень на…, ну… вы понимаете. Тогда, поскольку сам герой уже отошел в мир иной, награду в виде корочки орденской книжки вручали близким родственникам. Самого ордена, или даже медали, им получить не удавалось, поскольку тратиться на изготовление символа героизма в металле считалось западло. Все равно же никто носить не будет… Впрочем, в этом деле наработаны определенные технологии, чтобы обойтись… без излишеств, и - не награждать! А при награждении учесть также личные отношения представляющего к герою и принадлежность к той или иной этнической группе нашего многонационального государства. Но все по порядку.

Как избавиться от офицера? Неудобного в общении, неважного специалиста или пьяницы и разгильдяя? Тем более, что списать нельзя, уволить тоже. Мыкайся с ним, сколько судьбе будет угодно! Но это только на первый взгляд задача кажется неразрешимой.

На самом деле, оказывается, существует вполне реальный прием - нужно отправить офицера на повышение! В академию или на курсы, снабдив супер - характеристикой. В 99 случаях из 100 дальнейшая карьера, казалось бы неудачника, складывалась, как правило, хорошо. На подводной лодке Маркова продвижение по службе было возможно только на собственной территории, взамен убывших по состоянию здоровья или переводу в южные края. Леонид Васильевич берег свои кадры, кототорые составляли сплаванный экипаж, и офицеров, даже уличенных в пьянке, в обиду не давал. Расправлялся сам. И все было бы хорошо, если бы при этом было нормальное продвижение.

Однако в экипаже все же был один персонаж средних способностей и неудобный в обиходе, покольку задавал много “почему”. А командование плохо реагировало на “почему” и мечтало кому-нибудь его подарить. Желательно – далеко, далеко… И - насовсем. Как иногда бывает на службе, внезапно из штаба пришла разнарядка – направить лучшего из молодых механических специалистов на годичные курсы повышения квалификации инженер-механиков в Питер (тогда – Ленинград). Естественно, мало кто хотел год болтаться по южную сторону Полярного круга, терять "северные" надбавки и неизвестно куда распределяться потом для дальнейшего прохождения службы. Первой, конечно, возникла кандидатура неудобного капитан-лейтенанта Василия Баскакова. Командир задушевно нарисовал радужные перспективы Васиного служебного роста, и тот, на удивление, недолго сопротивлялся, собрался и уехал. Отцы-командиры всех ступеней облегченно вздохнули, ласково помахав рукой на прощанье перспективному офицеру, надеясь, что встреча больше не состоится.

Говорят, Василий хорошо погулял в Питере, пока экипаж Маркова на Севере занимался боевой подготовкой, чистил снег и разучивал строевую песню "Северный флот не подведет". Распределили Василия, однако, опять на Северный флот в распоряжение отдела кадров. В кадрах флота глянули в личное дело - кто такой, откуда? Ясно - с N-ской флотилии? Ну, так туда тебе и дорога! И попал перспективный опять в родное соединение, в распоряжение отдела кадров и сверх штата. При штабе. Чтобы служба не казалась раем и чтобы не зря ел народный хлеб, его занимали разными до зарезу нужными на флоте делами - дежурством по камбузу, хозяйственными работами, командировками по вышибанию чего-нибудь. Короче, всем тем, чего на флоте всегда больше, чем даже боевой и политической подготовки.

Когда вышли все положенные сроки пребывания сверх штата, Баскакова определили командиром дивизиона движения на второй экипаж, хотя там и был свой выдвиженец. Таким нехитрым способом, минуя тяготы и лишения, Василий обогнал однокашников сначала в должности, а потом и в звании… Но всему прекрасному, как всегда в жизни, приходит конец! Беззаботная жизнь на втором экипаже кончилась по причине его расформирования…

Теперь, уже капитан 3 ранга, Василий Иванович опять оказался сверх штата и… снова при штабе. Началась привычная сверхштатная жизнь, не обремененная корабельными тяготами и лишениями. На службу - к 9.00 (как все штабные), в штабном комфортабельном автобусе. К слову сказать, корабельный состав доставляли на службу в 6 утра грузовиками с брезентовым верхом ("скотовозами", как их называли подводники) и в любую погоду. Дремотное изучение материальной части в секретной библиотеке штаба, обед, небольшой напряг до вечера, ужин, и в 18.30 - "море на замок". Два выходных в неделю, и никакого срочного погружения. Голубые Васины глаза на фоне огненной шевелюры излучали теплоту, спокойствие и безмятежность, а лицо от сытных штабных обедов округлилось.

Но время опять подошло, и кадровики заволновались, получив накачку сверху - не слишком ли затянулась баскакова беззаботная жизнь. Удача улыбнулась отделу кадров, когда собирали два атомохода для перехода на Дальний Восток. На одном из этих кораблей механик заупрямился до скандала по причине нездоровья жены и детей и наотрез отказался. Однако тянуть бы ему все же лямку у самого пролива Лаперуза, если бы не Василий, сплавить которого куда-нибудь было хрустальной мечтой отдела кадров и начальников. Вот на один из этих кораблей его и спихнули. Сопротивляться он не мог по причине сверхштатности и загремел на переход под фанфары штабного оркестра. Все вздохнули с облегчением - и командование, и кадровики, и упрямый механик, для которого передислокация на Восток с больной женой и тремя сопливыми ребятишками счастливо миновала. Отцы-командиры помахали рукой вслед так далеко уплывающему Василию и успокоились. Но, как оказалось, напрасно.

Переход на Дальний Восток двух атомных лодок вдруг объявили на весь мир кругосветным и героическим, посвященным какому-то очередному партийному событию. Тиснули во всех газетах и геройский ролик крутанули по телевидению. На флотах смекнули, что поход "звездный" и будет крупная раздача. Так оно и вышло. Командиры и механики получили звезды Героев.

С неба упала "шальная звезда" на Баскаков китель и награжденный Василий Иванович вернулся на родной Северный флот в распоряжение отдела кадров, при штабе, поскольку без нажима намекнул, что Дальний Восток – это не мечта его детства. Отцы-командиры ахнули, кадровики хмыкнули, все не очень естественно, но вежливо, поздравляли орденоносца и службой не напрягали. А тут и экипаж Маркова собрался в далекий путь - в Атлантику, охранять мир во всем мире.

Лодка кряхтела, валилась с борта на борт по причине дырявых, как решето, цистерн главного балласта, пуская пузыри по всему периметру. Чтобы корабль на швартовых имел пристойный вид, приходилось поддувать цистерны – то справа, то слева и расходовать на это дело драгоценный воздух высокого давления. Не годилась для этого легкого корпуса сталь, хоть она и маломагнитная…Задерживались, устраняя неисправности. Техника давно просила текущего ремонта. Парогенераторы, моторесурс которых ограничивался 4500 часами, выпарили уже по 4200 и могли потечь в любую минуту. Операторы ядерных реакторов тренировались по преодолению больших и малых течей первого контура охлаждения аппарата и настроение у них, мягко говоря, было не праздничным. Но лодка была в плане Главного штаба и должна выйти в море во что бы то ни стало. Кого - то из штабных специалистов обычно прикомандировывали на поход – таков порядок. Но этот ″кто-то″ никак не находился. Так экипаж и остался бы сиротой, если бы не сверхштатный Василий Иванович. Его – то и прикомандировали. Когда ракетоносец исчез за горизонтом и скрылся под волнами, в дивизии все, отвечающие за выход, перекрестились, а местный штабной шутник мрачно изрек:

- “Наконец-то советский "Трешер"* вышел в море!”, - чем поверг офицерских жен в тревожный и долговременный ступор. Вопреки опасениям, плавание прошло спокойно. Аварий и поломок не случилось. Василий Иванович в перерывах между домино, шахматами, кино и сном появлялся на пульте управления энергетической установкой (ГЭУ), благодушно травил анекдоты, разные небылицы и ни во что особенно не вмешивался. Штатный механик, Владимир Константинович Малых, был не менее грамотен и опытен орденоносца, и Василий Иванович, к его чести, это понимал. По приходу в базу нештатный Василий Иванович убыл к новому месту службы в части центрального подчинения.

Еще раз о наградах

Тот силу солнца не поймет

И яркость голубого неба,

Кто много дней в глубинах вод

В отсеках герметичных не был…

(Н. Седой)

Механика Малых вызвал флагманский механик флотилии адмирал Завадовский.

- Владимир Константинович, извини, дорогой, - ласково начал адмирал, - но другого выхода не вижу, придется тебе еще поплавать… Мы тут два атомохода перегоняем на Восток, а на одном механик... этот, Разуваев, ну ты же его знаешь, тот еще… Боюсь его без подстраховки отпускать.

“Сурок” Малых слабо запротестовал:

-Тыщ адмирал, вот и жена у меня в Питере, дети… Я же только что с моря, готовность эта… Почти год не виделись! Ну, сколько можно? Дайте же отдохнуть, наконец! .

- Володя - по свойски напирал флагмех, - ну, надо, пойми, не могу тебе всего сказать… Придешь, отдохнешь… мы тебе путевочку парную в санаторий… с женой, все такое… Ну? - адмирал просил.

Адмиралы не часто просят, должность не позволяет. А в этот раз - просил. Малых надулся, поник не по годам седой головой и… неожиданно для себя согласился, проклиная свое мягкое, как валенок, сердце и эту жизнь с бесконечными тяготами и лишениями.

- Я уже 130 суток в этом году... - напоследок подсчитал свое море Малых. Повеселевший Завадовский подсластил:

- Ты, вроде наставника у них там будешь, читай книжки, играй в домино, а нет - нет, да иногда приглядывай. А он пусть вкалывает, это его железо, его личный состав… Да и перехода-то всего - 45 суток, даже и не автономка, когда три месяца… А – так…

- Ну конечно – так… когда не сам, - подумал Малых и ушел с лодкой на Восток. Местный механик встретил его язвительно и почему-то недружелюбно:

- Наставничек пришел! - буркнул он и, обиженный переводом на Дальний Восток, залег. Малых вкалывал на ”чужом” железе и с чужим личным составом, который через неделю стал своим.

В коллектив вписался, а жаловаться не умел. Штатный Разуваев играл в домино, нарды и читал книжки. Однако через неделю после их ухода пресса зашумела о кругосветном плавании двух атомных подводных лодок, как о “подарке” подводников очередному партийному съезду. Все поняли – будут звезды! Малых ошвартовал лодку на Востоке и, сбросив “АЗ” реакторов, прилетел на Север, выжатый, как лимон, и с перебоями в сердце. И вдруг по флотскому радио разнеслось, что Министр обороны приказал представить к Героям и механиков этих кораблей. К месту сказать, центр тяжести в обеспечении плавания и ведения боевых действий на флоте с Петровских времен до настоящего времени заметно изменилось. Особенно с появлением корабельных атомных энергетических установок. Статус механиков значительно вырос. Пренебрежительное отношение к “березовым”* офицерам сменилось уважением к сегодняшним морским инженерам. Правда, холодок в продвижении по службе остался. Флот консервативен. Весть о наградах немедленно разнеслась по флотам.

Капитан 2 ранга Малых скромно улыбался и смущенно щурил глаза. Сокурсники и сослуживцы радовались, что в их рядах прямо на глазах возникает свой родной Герой Советского Союза. Все понимали – не только за этот переход, а за все его десять автономных походов, в каждом из которых решалось столько инженерных задач, что за три похода можно было прис воить серебряные погоны - специалисты корпуса корабельных инженер-механиков в царском флоте носили серебряные погоны.

И все стали ждать Указа… Через пару недель отдыха Малых появился в экипаже и первый вопрос к нему, естественно, был о награде.

- Константиныч, а где твоя Звезда?, - механик был необычно зол, заметно подавлен, неразговорчив, бесконечно дымил “Беломором”, и, зло сплюнув, выругался типичным набором:

- Накрылась моя Звезда! Замполит привез из политотдела грамоту и “ценный” подарок–фотоаппарат. Вся награда, мля... Я же, видите ли, у них дублером был! Когда оформляли представления, про меня забыли, там же свой штатный механик. Этот, как его… Ну, Разуваев… Он и получил… А может и не забыли… Я их замполита в аварийной ситуации шуганул из центрального поста не очень вежливо, чтобы не путался под ногами – взялся было командовать. Да пошли они все… - и он сказал куда, - это что – первый раз - заколебали! Больше не могу – уволюсь! – пробормотал случайно не состоявшийся Герой Советского Союза.

Трудно представить себе всю глубину обиды Константиныча… А вы можете?

(продолжение следует)