В. Кайков
Зимние посиделки
Зимой, как и сегодня, у сельчан работы меньше, чем в другие времена года. Исключением были колхозники, занятые в животноводстве, однако и здесь изредка доярки и скотники имели выходные по скользящему графику.
Именно поэтому, чаще всего после бани в субботу, взрослые родственники собирались зимой за чашкой чая. Потом убирали нехитрую снедь из соленых груздей, огурцов с картошкой, кулаги (заваренной кипятком толченой черемухи), ягодного с семенами цитрусовых чая, иногда, по особым случаям, выпивали по чарке-другой спиртного. Большие гулянки устраивали по великим праздникам да после посевной и уборочной кампаний.
Но там угощало правление колхоза, и такие праздники совместного гуляния назывались по-татарски сабантуями. (Село основали жившие здесь когда-то сибирские татары).
Так вот. Убирали со стола и при свете лучины9 играли в домино, лото или подкидного дурака.
На зимние посиделки как взрослых, так и молодежи приглашали только родственников. Исключением были молодежные сборища влюбленных пар. На этих встречах могли быть и дети, которых сразу определяли на полати10, откуда дети наблюдали, никак не участвуя в ходе разыгрываемого действа.
Девушки, как правило, садились за прялки - сноровисто пряли льняную куделю и наматывали её на веретено. Те, кому не доставалось прялки, перематывали готовые нити на челноки ткацкого станка, стоявшего в горнице11. За ткацкий станок (называемый кросном по одной из важнейших его деталей) садилась либо хозяйка дома, либо старшая дочь. Парни следили за огнем (березовую лучину надо было вовремя менять, чтобы не остаться без света). Угощения обычно не ставили. Только чай, и то тогда, когда кто-либо приносил заварку. Девушки успевали и прясть, и щелкать семечки. Парни не отставали от них. Иногда, улучив момент, напоминали подругам о своем существовании, ущипывая тех за бока. Однако ухажеры особо не пытались нарушать нравственность, поскольку после первого предупреждения хозяев были вынуждены покинуть помещение.
Ребятишки (из числа родственников) также имели право присутствовать на таких посиделках, не принимая участия. Присутствие детей из того или иного родственного клана заключалось в том, что младшие члены (хозяев и их родственников) забирались на полати и молча слушали сказки, народные песни и байки. Никаких сальных анекдотов, матов или просто горячих споров не позволялось. В этом плане дисциплина была строжайшая.
Однажды в зимний субботний вечер Маруся, моя двоюродная сестра (дочка сестры моего отца), сообщила нам с Генкой, что скоро в их доме начнутся молодежные посиделки.
Только – вас, вы правила знаете, мать меня особо предупредила, - предостерегла сестра.
Честно признаться, мы надеялись, - разумеется, с разрешения хозяйки, привести с собой Вовку, нашего общего приятеля. Тем более, как нам казалось, у семьи Штроо еще не успели сложиться доверительные отношения с другими немцами, которые проживали в нашем селе уже около 12 лет. Жалко, но – традицию обухом, как говорится, не перешибешь.
К 9 вечера мы уже были в доме тети Фроси Перменевой. Муж ее пропал без вести в войну, и тете пришлось одной ставить на ноги четверых детей.
На то время, когда происходили данные события, две дочери уже получили среднее образование и работали: старшая Сина – в колхозе, младшая Тая – продавцом в ларьке сельпо. Николай - старше нас с Генкой и его сестры Маруси на пять лет, еще учился в школе. Маруся была нашей одноклассницей.
Как только мы вошли, нас сразу же загнали на полати, где сидела Маша.
Несколько девушек сидело на лавках в комнате, бывшей одновременно и кухней, и столовой, и гостиной. Они уже начали прясть льняную нитку, сноровисто ее наматывая на вращающееся в пальцах правой руки веретено. Этим делом были заняты четыре девушки во главе с Таисьей. Парни этих девушек по мере полного наматывания нитки на веретено на специальном приспособлении перематывали будущую пряжу на челнок и отдавали его Сине, севшей за ткацкий станок. Тетя Фрося в это время заняла свое место на русской печи. Старшая ее дочь едва успевала ткать льняное полотно. В будущем хозяйка сошьет из него рубахи и подштанники сыну, ночные рубашки (на диалекте – станушки) – для дочерей. Из более грубого холста дочери сделают коврики в горницу, кухню и сени.
Лучина коптила, освещая бревенчатые стены и напряженные лица работников. Так длилось более часа. После небольшого перерыва, во время которого парни немного позубоскалили, девушки успели спеть несколько песен, пощелкать семечки подсолнечные и конопляные.
Нам наверху стало скучно. Во время перерыва мы полушепотом (чтобы не услышала спящая тетя) начали совещаться.
Марусь, - обратился Генка к сестре, - вот смотри, сколько здесь чужих!
Да не чужие они! Все четверо дружат с нашими родственниками.
Ну, я и говорю, - продолжил свою мысль брат, - Николай лишь на пять лет старше нас, а привел одноклассницу.
Так они же дружат!
А ты бы не могла задружить с Вовкой, нашим другом?
Где ты интересно видел, чтобы мальчишки и девчонки в десятилетнем возрасте дружили?
Вов, ну скажи ты, - попытался Генка заручиться моей поддержкой.
Она права, брат, вот спроси у отца, согласился бы он пустить на посиделки в свой дом твою «подружку»?
Ну, так это отец.
Точно так же и тетя Фрося.
Забывшись, мы с полушепота перешли на громкий разговор. И тогда Николай, уставший грозить нам снизу пальцем, залез по печным приступкам к краю полатей и сердитым шепотом отчитал нас: «Еще одно замечание, и пойдете домой! Смотрите, вы ж тетку свою разбудили. А ты куда смотрела, Маруся?»
Коль, погоди, мы сами сейчас уйдем, - попытался я показным послушанием умаслить хозяина посиделок. – Ты только ответь нам на один вопрос. Вот у вас и у моей бабушки, а также у Генкиной бабы Наташи все прялки одинаковые – это две доски под прямым углом. А я видел в Заречье (западная окраина села) прялку с колесом.
Вот дипломат тоже мне. И у нас вон в горнице такие стоят. Только мы приспособили их для перематывания ниток на челноки.
Коль, а можно еще один вопрос, - Генка тоже попробовал смягчить общий проступок. – Вот льнозавод относится к колхозу?
Нет, конечно.
А как же колхозники получают натурплату льном?
Колхоз сеет лен и сдает на завод. Часть оплаты за сдачу получает льном, наполовину обработанным. Он-то и идет в счет частичного погашения оплаты труда колхозника.
Спасибо, Николай. Мы уходим, – обувшись и накинув фуфайки, мы выскользнули на мороз. Снег весело похрумкивал под старенькими валенками, нарушая морозную тишину улицы. Светила полная луна, от нашего дыхания валил пар, растворяясь за спинами.
Ты домой, Ген?
Отец с матерью у ваших в гостях. Дома баба с дедом да сестра с младшим братом. Так что – пока, - распрощался приятель у нашего дома и вприпрыжку побежал к своему, который находился на другой стороне улицы, чуть наискосок от нашего.
В гостиной было шумное застолье. Субботние посиделки продолжались и здесь. Правда, уже за обеденным столом, освещенным керосиновой лампой с абажуром, восседали взрослые родственники, поэтому меня отправили на полати.
Трапеза еще не закончилась. А поскольку гости и хозяева со смехом обсуждали какое-то событие, сразу уснуть не удалось, хотя рядом мирно и аппетитно посапывал брат Шурик.
Я стал вслушиваться и понял, что все присутствующие посмеиваются над старшим братом отца, дядей Афоней.
Ну, Афанасий Кириллович, разыграли мы все-таки тебя, - усмехнулся Василий Александрович Махнев, зять дяди Афони.
А какое у него было недоуменное лицо, когда мы стали угощать его «чаем», - довольно улыбнулся мой отец.
А я думаю: давно не был у родного брата в гостях, - виновато оправдывался дядя, - и на тебе: пей чай, братец, да еще и холодный.
Не надо было опаздывать, - объяснил дядя Яша, - пока тебя не было, Алеша предложил в самовар налить водки, а в заварник - морсу.
И главное: мы все пьем, а отец смотрит и не может понять, отчего же от чая не идет пар, - вмешалась в разговор Мария, дочь дяди Афони, жена нашего военрука Василия Александровича.
Да, маху дал ты, Афанасий, - протянул дядя Ваня, муж отцовой сестры, закусывая очередную чашку «чая» соленым груздем.
Под этот веселый разговор я вскоре заснул, а утром мать сказала, что они почти до полуночи играли в лото и подкидного.
Послесловие
Не обо всем успел я рассказать, активный отдых сводился не только к посиделкам и рыбалке.
Данные воспоминания не охватили детские забавы, просмотр и обсуждение фильмов в сельском клубе, учительские спектакли, встречи и дружба со сверстниками из детского дома. Однако, думаю, мне представится возможность рассказать об этом и многом другом, что характеризовало в нашем медвежьем углу обстановку 50-х годов прошлого века.
Что же касается реальных героев, то вот судьба некоторых из них.
Генка в этом же году вскоре погиб, а я надолго попал в больницу. Косвенным виновником наших бед стал, разумеется, Филя. Например, после очередной драки последнего с моим братом вечный недруг так ударил Генку головой о бревно, что того положили с сотрясением мозга в областную больницу. А поскольку в этом возрасте большинство мальчишек очень подвижны и любознательны, мой друг и брат, уже выздоравливая, попытался съехать с четвертого этажа по перилам. Все закончилось трагически. Тем более, что убитая горем мать написала врачам расписку о том, что берет на себя ответственность за дальнейшее здоровье сына. Дома он и умер.
С Вовкой Штроо произошло следующее. Он тоже подвергся нападению Фили. Но нас было двое. И хотя мы выстояли, не обошлось без физических потерь. Ободранные (а я и вдобавок окровавленный), мы зашли на квартиру Вовки умыться и привести себя в порядок.
Нас встретил отец приятеля, высокий крепкий мужчина с сединой в волосах. О чем-то сердито переговорив с сыном по-немецки, он разрешил нам смыть грязь и кровь с разукрашенных физиономий. Потом друг признался, что его родители отменили все свои запреты на встречи с новыми друзьями. С тех пор до самого отъезда во Фрунзе после 1956 года друг всей нашей компании стал неизменным участником не только ночевок в поле, заготовок сена для школьных лошадей, но и участником зимних посиделок.
Надо подчеркнуть, что все события данных воспоминаний достоверны почти в деталях. Лишь некоторые могут грешить неточностями, а небольшая часть тем, что таковые могли быть где-то в другое время или с другими героями, так что пусть меня простят мои сверстники и взрослые участники.
Примечания:
Поскотина – ( сначала огороженное )пастбище для телят и овец за территорией села.
Прясло – часть изгороди от столба до столба, а также вообще изгородь.
Тын – частокол из тонких жердочек, изогнутых вокруг трех горизонтальных жердей.
Запор – перегородка из жердей на мелководье реки для ловли рыбы. Между жердями вставляются плетеные из ивовых прутьев верши, длинным сужающим концом направленные по течению. Запор убирается лишь в период половодья весной. В остальные времена года служит основным орудием лова рыбы.
Корчажки – плетеные особым образом орудия лова, которые расставляются при помощи кольев по отдельным участкам реки.
Переметы – рыболовная снасть с крючками, которую обычно ставят поперек течения реки.
Урочище – в данном случае – лес среди поля.
9 Мая – День Победы – стал выходным днем лишь в 70-е годы XX века.
Лучина – тонкая длинная щепка, приготовленная из сухого березового полена. Использовалась после войны в качестве светильника. Керосиновые лампы начали появляться в это же время, но зажигались, из-за экономии керосина и фитиля, по особым случаям.
Полати – нары для спанья, устраиваемые под потолком между русской печью и стеной.
Горница – чистая половина крестьянской избы, служившая спальней для хозяев. Остальные члены семьи спали:
а) на русской печи (дедушки и бабушки),
б) на полатях (дети).