Тётя Марта

Моя тётя приехала в Германию пятнадцать лет назад. Ко времени отъезда из Киргизии она была уже на пенсии, но здесь до шестидесяти пяти лет вынуждена была жить за счёт социальной помощи. Там, в Киргизии, она работала поваром в спортивном интернате для одарённых детей. Те, кто приехал из бывшего Советского Союза, прекрасно могут себе представить, что значило в те времена быть поваром в Республиканском элитном интернате. По-настоящему родным нам был дядя, но она – его жена, любила нас больше. Мы тоже её любили. Было за что. В её доме нас всегда принимали приветливо, и уезжали мы из него, как правило, нагруженные авоськами с продуктами. Особенно чувствительна была её помощь, когда наступили карточные времена. Я, как и все мои братья и сёстры, в случае нужды, ехал из провинциального казахского городка в столицу Киргизии, называвшейся тогда ещё Фрунзе, и получал от тёти необходимые продукты, которых хватало, при экономном расходовании, на два-три месяца. А экономить для полной и окончательной победы развитого социализма в то время вынуждены были в каждой семье.

Во времена Брежневского коммунизма излишков продуктов, остававшихся от избалованных спортивных талантов, было столько, что тётя сумела построить добротный дом не только для себя. Она всем своим детям помогла обзавестись собственным жильём и машинами. Нет, конечно, не только благодаря ей было изобилие в доме. Наш дядя тоже сидел на тёплом и наваристом месте. Он работал водителем погрузчика на угольном складе. Многие из тех, кто имел свои дома и вынужден был на зиму покупать уголь, знают не понаслышке, какое это золотое дно – угольный склад. Один подъём ковша с углем стоил рубль. К концу рабочего дня в карманах дяди набиралось столько замызганных чёрной пылью и мазутом рублей, что он порой не знал им счёта. Жаль, что мы, его племянники, жили далеко от него, и нам приходилось отдавать свои кровные рублики чужим трактористам.

По характеру тётя Марта была общительной и весёлой женщиной. Имея в достатке сахар, она варила для своих надобностей самогон, который был крепостью под семьдесят градусов, и любила по случаю приезда родственников пропустить пару гранёных стопочек, после чего делалась разговорчивой и откровенной. Она любила пошутить, но сама шутки понимала плохо, принимала элементарные розыгрыши за чистую монету и из-за этого часто попадала впросак. Так, когда она с семьёй летела из Москвы во Франкфурт на самолёте немецкой авиакомпании, ей подали обед. Среди невиданных доселе яств на подносе лежал в красивой упаковке вкусно пахнущий пакетик. Она спросила своего зятя, особенно расположенного к шуткам различного рода, что это такое. «Это, мама, после еды закусить, чтобы неприятный запах во рту исчез», – ответил он совершенно серьёзно. Каково же было удивление стюардессы, когда она увидела, как пожилая пассажирка пыталась откусить от сложенной вчетверо освежающей салфетки для лица.

Привыкшая к частым визитам племянников, тётя Марта по-настоящему скучала без нас. Зная об этом, зять решил тёщу разыграть. Он сочинил письмо, якобы от меня, вложил его в конверт, приклеил марку и бросил в почтовый ящик. Обратным адресом на конверте он обозначил город, находящийся в сорока километрах от Бибераха. В письме я будто бы писал: «Дорогая тётя Марта, вот уже неделю, как я с семьёй живу в лагере в городе Саулгау. Нам здесь очень нравится. Рядом лес. Воздух удивительно чистый. Так хотелось бы вас увидеть, но мы не знаем, насколько далеко от нас расположен город Биберах. Здесь никого из родных нет и даже за помощью обратиться не к кому» и далее в том же духе. Когда дядя, не знавший моего почерка, прочитал письмо вслух, тётя Марта была на седьмом небе от счастья. «Ну, надо же, – радостно приговаривала она, – Володя совсем рядом от нас! Надо к нему ехать!» Дочь тёти Марты, догадавшаяся о том, кто писал письмо, не стала раскрывать правды. Отчасти она была рада, что у мамы повысилось настроение и выровнялось скачущее давление. Зять же был особенно доволен своей шуткой.

Утром и дочь и зять отправились на работу. После рабочего дня дома их ждал сюрприз. Дядя с тётей с утра взяли из общей кассы все оставшиеся деньги и закупили продукты для якобы пропадающего без их помощи в чужом городе племянника. Чтобы купить самое необходимое, им пришлось дважды сходить в расположенный неподалёку супермаркет. Когда дочь и зять увидели рядом с этим изобилием наряженных в полную парадную форму родителей, было уже не до шуток. Пришлось открыть правду. Бананы и огурцы, которые быстро испортились, выбросили, а сладостями и продуктами питались всей семьёй целый месяц.

Самое интересное то, что шутка моего шурина оказалась вещей. Я действительно через год оказался не то чтобы в соседнем городе, а в том самом Биберахе, где жила моя любимая тётя. На самом деле я с семьёй длжен был попасть в город Ульм, к сестре моей жены. Но на тот момент лагерь в Ульме был переполнен. Когда чиновник спросил, есть ли какие-нибудь родственники поблизости, я назвал адрес дяди и был направлен в его город.

Сейчас тёте Марте 78 лет. Мой дядя умер. Она живет по-прежнему с дочерью. Тётя сильно сдала, а память совсем подводит. Когда я прихожу её навещать и привычно целую в щёку, она удивленно и изучающе смотрит на меня и спрашивает: «Ты кто?». Услышав от меня, кто я такой, она радостно улыбается и нежно гладит мои ладони. Её как будто на мгновение что-то озаряет, но через пару минут она снова спрашивает: «А где ты живёшь?». Я рассказываю ей, что живу на соседней улице и что она много раз была у меня в гостях. Ей приятно слышать, что мы родственники, но через несколько минут она опять меня спрашивает: «Ты кто?» и я уже в который раз терпеливо рассказываю ей о себе.

Несмотря на то, что она меня больше не узнаёт, я по-прежнему её люблю. Мне приятно вспоминать её чистой слезы самогон, упакованное в непромокаемую бумагу высокосортное масло, приготовленные ею настоящий украинский борщ, русские пельмени, узбекский плов и немецкий нудль-суп. Но больше всего мне запомнились её участливый разговор, бескорыстное тепло и любовь, которыми она одарила меня, как своего собственного ребёнка.

Tante Martha

Übersetzung von Carola Jürchott

Meine Tante kam vor 15 Jahren nach Deutschland. Als sie Kirgisien verließ, war sie bereits in Rente, hier aber musste sie, bis sie 65 Jahre alt war, von Sozialhilfe leben. Dort, in Kirgisien, war sie Köchin in einem Sportinternat für besonders talentierte Kinder gewesen. Wer in der ehemaligen Sowjetunion gelebt hat, kann sich gut vorstellen, was es zur damaligen Zeit hieß, Koch im Eliteinternat einer Sowjetrepublik zu sein.

Leiblich verwandt war mit uns eigentlich mein Onkel, aber sie, seine Frau, liebte uns mehr. Und wir liebten sie. Das hatte auch seinen Grund. Sie nahm uns immer freundlich bei sich auf, und wenn wir wegfuhren, waren wir gewöhnlich bepackt mit Einkaufsnetzen voller Lebensmittel. Besonders spürbar war ihre Hilfe, als die Zeit der Lebensmittelmarken anbrach. Wie all meine Geschwister, fuhr auch ich immer, wenn Not am Mann war, aus der kleinen kasachischen Provinzstadt in die kirgisische Hauptstadt, die damals noch Frunse hieß. Dort bekamen wir von meiner Tante alle nötigen Lebensmittel, die, wenn wir sparsam damit umgingen, für zwei bis drei Monate reichten. Und sparen mussten damals alle Familien für den vollständigen und endgültigen Sieg des entwickelten Sozialismus.

Zu Zeiten von Breschnews Kommunismus blieben bei den verwöhnten Sporttalenten so viele Lebensmittel übrig, dass meine Tante nicht nur für sich ein solides Haus bauen konnte. Sie half all ihren Kindern, zu Eigenheimen und Autos zu kommen. Nein, natürlich war der Überfluss im Haus nicht nur ihr zu verdanken. Auch unser Onkel hatte sein Schäfchen ins Trockene gebracht. Er arbeitete als Kraftfahrer eines Lastenträgers in einem Kohlenlager. Viele Leute, die ein eigenes Haus hatten und gezwungen waren, für den Winter Kohlen zu kaufen, wissen nur vom Hörensagen, was für eine Goldgrube so ein Kohlenlager war. Einen Kohlenkorb nach oben zu befördern kostete einen Rubel. Zum Feierabend hatte mein Onkel so viele mit Kohlenstaub und Öl beschmierte Rubelscheine in der Tasche, dass er manchmal selbst nicht wusste, wie viel es waren. Schade nur, dass wir, seine Neffen, so weit von ihm entfernt wohnten und unser sauer verdientes Geld fremden Traktoristen geben mussten.

Ihrem Wesen nach war Tante Martha eine kommunikative und fröhliche Frau. Da sie genug Zucker hatte, brannte sie für den Eigenbedarf Wodka, der fast siebzig Prozent Alkoholgehalt hatte. Kamen die Verwandten zu Besuch, trank sie gern das eine oder andere Gläschen, wodurch sie gesprächig wurde und aus sich herausging. Sie scherzte gern, verstand aber selbst keine Witze und nahm die simpelsten Scherze für bare Münze, wodurch sie so manchen Reinfall erlebte. So auch, als sie mit ihrer Familie im Flugzeug einer deutschen Fluggesellschaft von Moskau nach Frankfurt flog und ihr das Mittagessen serviert wurde. Unter all den bisher nie gesehenen Speisen befand sich auf dem Tablett in einer hübschen Verpackung ein wohlriechendes Tüchlein. Sie fragte ihren Schwiegersohn, der einen besonderen Hang zu Scherzen aller Art hatte, was das denn sei.

„Das musst du zum Schluss essen, Mama, damit der Mundgeruch weggeht“, antwortete er völlig ernst. Wie groß war wohl das Erstaunen der Stewardess, als sie sah, wie eine ältere Dame versuchte, ein Stück von dem vierfach zusammengefalteten Erfrischungstuch abzubeißen!

Da sie sich an die häufigen Besuche ihrer Neffen gewöhnt hatte, sehnte sich Tante Martha richtig nach uns. Ihr Schwiegersohn wusste von ihrer Sehnsucht nach der Familie und beschloss, seiner Schwiegermutter einen Streich zu spielen. Er verfasste einen Brief, der angeblich von mir sein sollte, steckte ihn in einen Umschlag, klebte eine Briefmarke darauf und warf ihn in den Briefkasten. Als Absender gab er eine Stadt an, die vierzig Kilometer von Biberach entfernt war.

In dem Brief hatte er, so als wäre ich es gewesen, geschrieben: „Liebe Tante Martha, jetzt lebe ich schon seit einer Woche mit meiner Familie im Lager in Saulgau. Uns gefällt es hier gut. In der Nähe gibt es einen Wald, und die Luft ist erstaunlich sauber. Wir würden euch so gerne wiedersehen, doch wir wissen nicht, wie weit Biberach von uns entfernt ist. Hier ist niemand aus der Familie, und es gibt nicht einmal jemanden, den man um Hilfe bitten könnte...“ Und in diesem Stil ging es weiter.

Als mein Onkel, der meine Schrift nicht kannte, den Brief vorlas, war Tante Martha im siebten Himmel.

„Ist es denn die Möglichkeit“, sagte sie immer wieder voller Freude. „Vladimir ist ganz in unserer Nähe. Wir müssen zu ihm fahren!“ Tante Marthas Tochter, die ahnte, wer den Brief geschrieben hatte, machte keinerlei Anstalten, die Sache aufzuklären. Zum Teil war sie froh, dass sich die Stimmung ihrer Mutter gebessert hatte und ihr Blutdruck, der sonst immer schwankte, etwas gleichmäßiger geworden war. Der Schwiegersohn aber freute sich besonders über seinen Scherz. Am Morgen fuhren die Tochter und der Schwiegersohn zur Arbeit, und zum Feierabend erwartete sie daheim eine Überraschung. Mein Onkel und meine Tante hatten morgens das ganze verbliebene Geld aus der Familienkasse genommen und für den Neffen, der angeblich ohne ihre Hilfe in der fremden Stadt verloren war, eingekauft. Um das Nötigste zu beschaffen, mussten sie zweimal in den in der Nähe gelegenen Supermarkt gehen. Als die Tochter und der Sohn neben diesem ganzen Überfluss ihre festlich angezogenen Eltern sahen, war das kein Scherz mehr. Sie mussten die Wahrheit sagen. Die Bananen und die Gurken, die schnell verdarben, mussten sie wegwerfen, und von den Süßigkeiten und den Lebensmitteln ernährte sich die ganze Familie einen Monat lang.

Das Interessanteste aber ist, dass der Scherz meines Schwagers prophetisch war. Ein Jahr später kam ich tatsächlich nicht nur in die Nachbarstadt, sondern nach Biberach selbst, wo meine geliebte Tante lebte. Eigentlich hatte ich mit meiner Familie nach Ulm ziehen sollen, zur Schwester meiner Frau. Doch zu diesem Zeitpunkt war das Lager in Ulm überfüllt, und als mich der Beamte fragte, ob ich irgendwelche Verwandten in der Nähe hätte, nannte ich die Adresse meines Onkels und wurde in seine Stadt geschickt.

Jetzt ist Tante Martha 78 Jahre alt. Mein Onkel ist gestorben. Sie lebt immer noch mit ihrer Tochter zusammen. Meine Tante hat sehr stark abgebaut, und das Gedächtnis lässt sie gänzlich im Stich. Wenn ich zu ihr zu Besuch komme und sie wie immer auf die Wange küsse, mustert sie mich verwundert und fragt: „Wer bist du?“

Wenn ich ihr sage, wer ich bin, lächelt sie freudig und streichelt zärtlich meine Hände. Es ist, als hätte sie einen lichten Moment, doch nach ein paar Minuten fragt sie wieder:

„Und wo wohnst du?“

Ich erzähle ihr, dass ich in der Nebenstraße wohne und dass sie mich schon oft besucht hat. Es freut sie zu hören, dass wir verwandt sind, aber einige Minuten später fragt sie mich wieder: „Wer bist du?“, und ich erzähle ihr zum soundsovielten Mal, wer ich bin.

Auch wenn sie mich inzwischen nicht mehr erkennt, liebe ich sie immer noch. Ich erinnere mich gern an ihren glasklaren Selbstgebrannten, die gute Butter, die sie in Pergamentpapier eingepackt hat, und den richtigen ukrainischen Borschtsch, den sie kochte, die russischen Pelmeni, den usbekischen Plow und die deutsche Nudelsuppe. Am stärksten aber sind mir ihre Anteilnahme in unseren Gesprächen, ihre selbstlose Wärme und die Liebe in Erinnerung geblieben, mit denen sie mich, ihren Neffen bedachte, als sei ich ihr eigenes Kind.