(рассказ)

Антонина Шнайдер-Стремякова

***

Тёплые дни «бабьего лета» на Алтае – лучшее время года: пора кровососущих мошек и комаров прошла, хрустально чистый воздух звенит, солнце греет ещё по-летнему. Земля насытилась влагой; поля – теплом; огороды – людской заботой и лаской. Всё дышит сытостью и истомой, однако тяжёлая послевоенная пора ещё ощущается. На пятки наступают разруха, голод, нищета, разбои, воровство и подозрительность – суровые нравы сурового времени.

Сосед собирался утром увезти на станцию свою дочь, что каждый месяц приезжала из города за продуктами, и мать Веры уговорила соседа «прихватить» ещё и Веру с детьми. Клади набралось много, но на подводу уложили все узлы. С вечера Вера вымыла дождевой водой голову, искупала в корыте сыновей четырёх и двух лет, ранним утром встала, причесала волнистые, короткие до плеч волосы, разбудила малышей, принарядила их во всё лучшее. Глядя на обилие узлов, сосед удивился:

- И как усё до вагона дотащишь? Поезд ждать ня буде: за минуту и добяжать надо, и у вагон вскарабкаться.

- Свет не без добрых людей, помогут, – отозвалась миниатюрная, похожая на девочку-подростка Вера: 25 лет и дети не делали её взрослее.

- Так у кажного свой груз, а у табе ж не токо узлы – детки ишшо. Их жа на руки узять надо, шоб ня потярялись.

- Помоги ей, Матвеюшка, – попросила мать, – я «бутылочкой» рассчитаюсь, как приедешь.

- Бог даст, помогу.

Вокзал – новый, красивый, с двумя залами ожидания по обе стороны от входа. В каждом зале – аркообразная дверь. Народу много и все с узлами – всё больше льняными мешками. Мама нашила Вере мешочков, чтоб под силу было поднять: три – с картошкой, один со свёклой-морковью, один с мукой, с луком-чесноком, ведро яиц и сумка с одеждой для детей да едой на дорогу.

В один из залов занесли все Верины узлы. Она усадила малышей на колени и стала ждать, когда сосед занесёт вещи дочери: со знакомыми как-то надёжней. Двери беспрестанно открывались и закрывались, но сосед не появлялся – определил дочь в другой зал. Зал, в котором находилась Вера, гудел пчелиным роем, и она вдруг кожей почувствовала, как этот монотонный гул начал приглушаться. Тишина воцарялась сама собою, без всякой команды, и в полной почти тишине пронёсся шёпоток: «Леньковская шпана во главе с... идёт сюда». Была названа фамилия, но Вера её не расслышала.

Народ рванул во второй зал, и в опустевшем не осталось никого, кроме неё, – узлы стояли в ногах и за спиной. Дверь открылась, шум разбойной ватаги наполнил зал, и Вера в тревоге притянула к себе детей.

- Да мы, оказывается, не только красивые, но ещё и храбрые! – крикнул главарь, направляясь к ней. Тем из его команды, кто кинулся ко второму залу, резко скомандовал:

- Всем оставаться здесь!

Расселись, где кто хотел. Главарь, красивый высокий парень, демонстративно уселся против Веры и устремил на неё пристальный взгляд тёмных глаз. Тонкая полоска бровей. Правильный нос. Пушок над припухлыми губами. Русая голова окантована пышной стрижкой. Открытый взгляд вызывал доверие, но страх, спровоцированный паникой, сковывал её. Насторожённый вопрос в дерзком взгляде он озвучил своеобразно:

- Ты не убежала – к тем. Не боишься?

Чувство скованности медленно отступало – к ней возвращалась уверенность.

- А тебе не стыдно своего вопроса? Приятней, когда уважают, а не боятся. Ты не урод, а симпатичный мальчонка – чего тебя бояться? – словом «мальчонка» ей хотелось подчеркнуть разницу в возрасте.

- Я мальчонка, ты девчонка, – хмыкнул он.

- Я женщина-мать – у меня дети.

- Смотри-ка!.. Разговаривает как!.. С досто-оинством, – хохотнул он в сторону шпаны, поддержавшей смешок. – Меня, слышь, либо боятся, либо оскорбляют. Такие слова, как «шваль», «подлец», ворюга», слышала?

- Я ж среди людей живу – слышала, конечно. Тебе бы не людей пугать, а учиться. Ты ж с царьком в голове. Это ж по глазам видно.

- Ух ты!

Так неплохо, в какой-то степени даже философски, проговорили они более часа до прихода поезда. Шпана слушала молча, а главарь всё вставлял свои «ух ты…», «ишь ты…», «смотри-ка…» Перед посадкой люди из второго зала и часть шпаны рванула на перрон – Вере оставалось просить помощи у своего собеседника. Он протянул было руки к старшему сыну, но тот прижался и испуганно закричал: «Ма-ама!»

- Давай, братва, помогай. Да чтоб... по совести! – обратился он к оставшимся рядом.

Схватил два мешочка и понёсся к поезду рядом с Верой, спешившей к общему вагону с детьми на руках. Двоих нести было тяжело, и она опустила старшего: «Сыночка, беги сам, а то уроню». Главарь подхватил малыша, и она мёртвой хваткой уцепилась за его локоть, чтобы в людской толчее не потерять его из виду. Шпана заняла две нижние полки. Всех, кто намеревался сесть рядом, главарь останавливал окриком:

- Сюда нельзя! Не занимать!

Пассажиры шарахались и искали другие места.

- Всё на месте или чего не хватает? – спросил он Веру, когда, казалось, они закончили грузиться. Она пересчитала узлы:

- На месте всё.

Он сел рядом, коснулся её волос:

- Красивые…

Она улыбнулась и оправдательно произнесла:

- Природные.

- Если б все были такие, как ты… – помолчал и закончил, – бесстрашные, я бы не был таким...

- Возьми в качестве платы мешочек с картошкой.

- Смеёшься? – усмехнулся он и уже на ходу выскочил на перрон.

- Постарайся сделать себя счастливым! Пожалуйста, постарайся! – прокричала она с площадки тамбура и помахала ему вслед.

По приезду в город муж удивлялся, как с двумя детьми и таким грузом она доехала одна.

***

Прошло пятнадцать лет.

Заочно Вера окончила юридический факультет Томского университета и теперь работала судьёй Центрального района. Однажды её с коллегой, членом краевого суда, откомандировали в один из сельских районов края проверить работу суда. О результатах проверки в те годы было принято докладывать партийно-советским органам. Справку надо было оставить в райкоме Партии села, но, так как первый секретарь Партии на тот момент отсутствовал, они отправились к главе администрации (в те времена – председателю райисполкома). Доложили об итогах проверки, оставили справку, попрощались и направились к выходу.

Хозяин кабинета остановил их:

- Вера Николаевна, у меня к Вам вопрос. Наедине, – и, обратясь к члену краевого суда, попросил: Подождите, пожалуйста, в приёмной.

Вера заняла прежнее место. Хозяин помолчал, улыбнулся и, наконец, спросил:

- Ты и в самом деле меня не узнаёшь или только притворяешься?

Она удивлённо вскинула брови:

- А почему вдруг – на «ты»? Я вижу Вас в первый раз.

- Ты стала ещё красивее. Короткая стрижка не портит. Строгий серый костюм тоже.

В глазах Веры заиграло любопытство.

- Если мы встречались, скажите, где и когда.

Молчит. Смотрит. Загадочно улыбается. Вера напрягает память, но – увы…

- Мне не нравится эта молчанка. Вы официальное лицо – я тоже. Извините, коллега ждёт, – приподнялась она.

- Помнишь станцию, пустой зал, узлы, шпану и её главаря?.. Это я.

И Вера замерла – впилась взглядом, полным удивления. Да, лицо, и впрямь, напоминало молодого главаря: острый взгляд открытых глаз, те же тонкие брови, продолговатое лицо, правильный прямой нос, рот с пухлыми губами, и только нити серебра – в чёрной стрижке. Во взгляде – тот же насторожённый вопрос, но вместо дерзости – снисходительная мягкость, свидетельствовавшая о мудрости.

- Ты-ы?.. Ты-ы – тот самый главарь?

- Я.

- Ка-ак? Такой пост? Что помогло? – она крепко сжала его руки. – Рада. Очень. В тебе и тогда был виден характер. Рада, что сумел себя сделать Личностью.

- Не я сумел – ты, – открыл дверь в приёмную и попросил: Подождите, пожалуйста, минут тридцать. Помогло не ЧТО, а КТО. И этот КТО – ты. Ты уехала, а я всю ночь не спал. Перед глазами стояла ты, в ушах звучал твой голос. Прошёл день, прошла неделя, а ты – всё перед глазами... И понял – влюбился. Впервые. Дела шпаны стали неинтересны. Они это чувствовали, начали упрекать.

- Да пошли вы!.. Гусь свинье – не товарищ, – послал их, куда подальше, и ушёл. Навсегда. Ходил на вокзал – надеялся встретить. Искать было бесполезно – не знал ни имени, ни фамилии, но мысленно называл своей черноволосой ласточкой. Пошёл к секретарю комсомольской ячейки села и расплакался. Рассказал о грабежах, кражах, о желании учиться. Он выслушал и предложил стать бригадиром отсталой тракторной бригады. «Вытянешь в передовые – поверю, что чего-то стоишь. Нет – пеняй на себя». В бригаде все – опытные технари, а техника стоит. Но это был мой шанс, и я боялся его потерять. Бригада надо мной издевалась, так как в технике я был ноль. Двое старых, тракторист и комбайнер, пожалели меня и начали объяснять, как и что надо делать. Я кричал: «Негодяи, бездельники», заставлял бригаду работать, а меня посылали куда подальше. И тогда с помощью тех двоих, пожилых, начал вникать в поломки сам. Работал ночами. И когда однажды, весь грязный и в мазуте, я завёл трактор, бездельники (те, кто точил лясы) ахнули: «Смотри-ка – завёл!» И меня начали слушаться. Мы отремонтировали всю технику и весной выехали в поле. Так бригада стала передовой. Повысились зарплаты. Словом, меня зауважали. Потом окончил местное сельхозучилище, позже – техникум, а потом и институт. Разумеется, заочно. И стал я высококвалифицированным специалистом в сельском хозяйстве. Не раз избирали депутатом. По служебной лестнице я поднимался всё выше и выше. Понимал, что вряд ли встречу тебя, и всё же верил. И когда сегодня вошла ты, у меня помутнело в глазах. Всё ждал, что и ты меня узнаешь.

- А с личной жизнью – что?

- Ничто. Все годы передо мною стояла ты. Твой взгляд. Твоё бесстрашие. Ум. И чудные каштановые волосы. Не встретил такую, как ты.

- Мне 39.

- А мне 32.

- Я старше тебя.

- Семь лет – какое же это «старше»? Тогда, мальчишкой, я чувствовал твоё превосходство – начитанность и образованность. И захотел стать таким же. Я и сегодня учусь. Изучаю английский. Так что мой ангел-хранитель – Ты…

- Спасибо за добрые слова. Если нужна будет помощь, знаешь, где меня найти. Пора мне – перед коллегой неудобно.

- Подожди. Расскажи о себе, своей личной жизни.

- Я замужем.

- А сыновья?

- Учатся. Старшему – 19, младшему – 17.

- Счастлива?

Вера замялась, но взяла себя в руки и скороговоркой произнесла «да».

- Я бы детей твоих усыновил и любил, как своих.

- Ты во всём успешен. Женись. Это единственное, что тебе ещё надо сделать. Устрой свою личную жизнь.

- Я не хочу снова потерять тебя. Мне тяжело прощаться.

Он подошёл, сделал движение – обнять, она отстранилась.

- Годы сделали тебя ещё красивее... – помолчал и продолжил совсем в другом духе – В городе с продуктами тяжело. У нас в районе богатая пасека. Скажи – мёд нужен?

Вера открыла дверь, спросила коллегу, нужен ли мёд. Он сказал, что нужен, и вскоре подъехала машина с янтарными банками – пол-литровыми и литровыми. Вера купила литровую, коллега – две.

- А это подарок детям. От меня, – протянул он упаковку сотового мёда, и машина увезла их на станцию. Она три раза оглянулась – он всё стоял на крыльце.

Всю дорогу думалось о нём – жалела: не спросила, как его зовут. Спросить у коллеги имя и фамилию человека, с которым полчаса разговаривала наедине, было неудобно. «Приеду – посмотрю по справочнику, кто глава муниципалитета в том районе», – решила Вера, однако по приезду попала в водоворот бытовых проблем, в том числе с изменами мужа. Заболела гепатитом, попала в больницу, а после выписки стало не до воспоминаний – надо было срочно забирать из деревни старушку-мать.

В 2017 году Вере исполнилось 79. Её пышная стрижка стала пепельной. Шпана и романтичный главарь забылись. В связи с запущенной формой диабета профсоюз выделил ей путёвку на курорт.

***

Госпитализация в двенадцать дней выпала на начало февраля. В один из дней она возвращалась с лечения на свой пятый этаж. Ступила одной ногой в лифт и упала, но сильные мужские руки её подхватили. Моложавый старик взглянул на неё и восклинул тоном удивления и восхищения:

- Вера Николаевна! Ве-ера Никола-аевна!? Лет сорок, наверное, прошло, как мы не виделись, но, как видите, я Вас узнал.

- А я, простите, нет.

- Не удивительно: сорок лет – целая жизнь. Но на тебя время не действует. Изменилась, конечно, и ты, но всё такая же притягательная. В этот раз я не буду ходить загзагами, лишь скажу: вспомни вокзал, пустой зал, шпану...

- Ты-ы?! – загорелась она, не дав ему докончить. – О боже, узнаю... Не я, а ты всё такой же красивый. Жаль, мне выходить. Надеюсь, увидимся.

И вышла из лифта. На следующий день Вера возвращалась с лечения. Вышла в коридор – он перед нею. Они отошли в сторону.

- У тебя диабет? Это же очень серьёзно, но у него всегда есть причина.

- У любой болезни есть причина.

- Не совсем. И давно ты больна?

- Давно. Все годы, что не виделись. А о причине мы, диабетики, говорим, что она находится на психологическом уровне.

- Ну, и в чём же состоит этот психологический уровень?

- В недостатке любви – организму хочется жизнь подсластить. С мужем мы вместе 60 лет, но мы разные. Я ласковая – он нет. Самец, он огонь. Я – вода. Первые годы упрекала, а потом поняла, что надо принять таким, каким его сделала природа.

- Мне слышать это и больно, и грустно. Теперь понимаю, отчего в твоих красивых глазах прячется грусть и усталость. Они и тогда, в первую нашу встречу, были такими. Я не понимал, а хотелось. Не смог... Со мной эта болезнь к тебе бы не прилипла – я бы на руках тебя носил. Но, несмотря на болезнь, ты всё ещё стройная, и в сравнении с другими женщинами – самая-самая... У тебя всё ещё царственная осанка и царственная походка. Если б мы были вместе, я бы звал тебя своей белой лебёдушкой.

- Умеешь ты, однако, зубы заговаривать. А ты с чем лежишь?

- Сердце.

- А семья?

- После последней нашей встречи хотелось встретиться, чтобы расставить все акценты. Поехал в город, нашёл суд, где ты работала, поговорил с главным судьёй. Он сказал, что ты счастлива и семью свою никогда не разрушишь, и я понял, что ждать и надеяться бессмысленно, – надо жениться. И вот уже 37 лет, как женат. Вырастили дочь, подрастает 11-летний внук. Живут они в Лондоне. Мы часто ездим к ним в гости. В совершенстве владею английским.

- Молодец. Я рада за тебя. Искренне.

- Если бы тогда ты не заговорила меня своей умной речью, я бы не состоялся. Так что хвала не мне, а тебе. Из всех встретившихся на моём пути женщин ты оказалась самой уникальной. У тебя девственно чистая душа, и я буду помнить тебя до последнего вздоха. Верь мне. Мне так хочется тебя обнять – можно?

- Я не против, но кругом люди. Меня через день-два выписывают. Прости, пойду.

На следующий день Веру навестила бывшая коллега с пакетом угощений, и они долго говорили, вспоминали. Когда Вера по переходу возвращалась в своё отделение, увидела его, стоявшего у окна. Он подозвал её.

- Вера, мы два очень взрослых человека. С нами каждый день может случиться самое худшее. Можно мне тебя обнять?

Вера поставила пакет с угощениями на подоконник, скрестила на груди руки и покорно прильнула к его груди. Большими, сильными руками и плечами он накрыл её всю – казалось, она вся поместилась в его руках. Он прижимал её так нежно, словно боялся раздавить, и Веру пронзили эти флюиды. Её душа купалась в энергетике любви и нежности. Такую силу неземной ласки она никогда ещё не испытывала. Два пожилых человека стояли молча, не двигаясь, купаясь в этом озере счастья. Ощущение было божественным – казалось: она в раю. Как долго продолжалось это блаженство, Вера сказать не смогла бы. Не смогла бы сказать, проходил, нет ли кто по переходу, видел их кто или нет, – реакция со стороны после нежности и любви, что заполнили душу, была ей теперь безразлична.

Она чуть отстранилась и прошептала:

- Нагни голову.

Он склонил голову, она прижала её ладошками за виски и поцеловала его в глаза:

- Спасибо тебе за это волшебство. Ты подарил мне столько любви, сколько я не испытала за всю жизнь.

- Сейчас я люблю тебя больше, чем когда-либо. У меня отдельная палата. Давай поднимемся.

- Мне думается, я тоже полюбила тебя, но... – прости, нет. Секс и любовь, на мой взгляд, – не одно и то же. Эти минуты блаженного счастья и тебя в них – грешно разрушать. Эти минуты, что я испытала впервые, останутся во мне и со мной до конца. Может, в другой жизни я снова не узнаю тебя – ты окликни меня. Я обрадуюсь. Прости и – прощай.

Вера взяла с подоконника пакет и ушла... Он навсегда останется в её благодарном сердце. Сердце, что испытало волшебную ауру любви. Как его зовут, она снова не спросила, но – какое это имело значение. Они были созданы друг для друга, и потому Богу угодно было свести их трижды. Ему встреча с Верой помогла обрести любовь, что его совершенствовала, – ей эта встреча помогла понять истинную глубину любви.

Как-то её поразили слова о любви апостола Павла из его 1-го послания корифнянам: «Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит, никогда не перестаёт...» Как мудро и как – точно!

Отправляя на тропу жизни новорожденных, Бог одаривает их любовью. Наши герои приняли в свои сердца этот небесный дар, не растрясли его и вернули планете Любовь.

май 2018