(рассказ)

Антонина Шнайдер-Стремякова

Стюардесса предлагала пассажирам мятные на подносе конфеты. Владелец седой шевелюры и узких, в железной оправе очков взял две, пульнул одну в рот и обратился к сидевшему рядом Мужику:

- Как вы думаете, что есть Жизнь?

Мужик в недоумении взглянул на импозантного соседа.

- Да, что есть жизнь? – повторил тот.

- Живой – значит, «жизнь», неживой – без жизни, – произнёс Мужик тоном: «тебе чего надо?»

- У вас, простите, какое образование?

- Агроном я. А что?

- А-а, – разочарованно протянули усы, – а лет вам сколько?

Агроном прощупал глазами очкарика и недовольно ответил:

- Ну, 32. А что?

- А мне 62 – к «зиме» подбираюсь. Вопросы начали одолевать: так ли жил?.. Зачем?..

Агроном пожал плечами, оглядел ещё раз сухощавого Старика и произнёс:

- Вы же знаете: человек родится, чтобы дом построить, сына родить и дерево посадить. У вас что – детей нет?

- Ничего, если я на ты? – блеснули очки Старика.

- Ничего.

- Всё, что ты перечислил, я уже сделал, – и дом построил, и сына родил и дерево посадил.

- Тогда зачем детские вопросы задаёте?

- Детские? – поднял брови Старик. – Постарел, должно быть…

- Нам, агрономам, такая дребедень в голову не лезет...

- А что – дела одолевают?

- Ну...

- И что за дела? Если, конечно, не секрет.

- Всякие.

- Например?..

- Детей выучить, урожай собрать, отдохнуть, посмеяться – да мало ли!..

- Посмеяться?! – натянул Старик голос. – И это дело?!

- Ещё какое! – вспружинил весело Мужик.

- Да-а, выходит, я не так прожил… Думал, смеяться – дело второстепенное.

- Ну, знаете… Без шуток и смеха наше житьё – не житьё.

- А я-то, старый дурень, считал, что смысл «житья» – оставить труды, чтобы люди могли совершенствоваться.

- Не будет людей и – совершенствоваться будет некому, так что главное родить ребёнка и чтоб он здоровым, сытым, обутым, ну, и, конечно, весёлым рос. Мы ж в играх вырастаем. Хотите пример из собственной жизни?

- Валяй.

- Ноябрь только-только припорошил землю. Ване моему лет, помню, пять было, а Маше семь. Жена принарядила их в новые светлые штанишки и спровадила гулять. Потоптались они в сенцах и в избу вернулись – штанишки боятся замарать. Оделся я, вышел, а они, как ягнята, топчутся возле. «Чем же, думаю, их растормошить?» Отошёл, расстояние наметил: «Посмотрим, говорю, кто из вас самый быстрый». На часы гляжу – время засекаю. Руку поднял, скомандовал: «Ко мне – марш!» Друг на дружку зыркнули и рванули. Старшая, само собой, первая прибежала. Смеются, перепираются, не замечают, что снежок с землёй смешали и запачкались. «Теперь, говорю, посмотрим, кто самый сильный», – и у сеновала предлагаю побороться.

- Не буду, – отказывается младший, – она меня всё одно одолеет.

- А ты не поддавайся. Бывает, и младшие побеждают.

В общем, сцепились они, кряхтят, – то Маша наверху, то Ваня, а я, как судья на ринге, прыгаю:

- Давай, давай! Ваня, не поддавайся! Маша, не подкачай – ты старше!

Про штаны и думать забыли – ноги задирают, пыхтят...

- Ничья! – остановил я борьбу.

Вытаскивают из штанов солОминки, перепираются: «Я сильнее!.. Нет, я!..» И сейчас, бывает, борются, но друг дружку не обижают. В общем, посмеялись мы и повеселились. Я Жизнь так понимаю.

- Да, интересно, но я не о том. Меня больше беспокоит смысл существования живых существ.

- А что – в моём примере нет смысла существования?

- Смысл есть, но он приземлённый.

- А он что – прилунённым должен быть?

- Вы всё о людях, – перешёл старик на «Вы», – а я о жизни всего живого, о праве на жизнь. Комар ведь тоже живой! Или, к примеру, волк. Или травинка.

- Вона что! Право на жизнь Господь даёт. Отобрать у него это право – значит, провалиться в тартарары.

- За четыре с половиной миллиарда лет жизнь на Земле раз пять вымирала, или, выражаясь вашим языком, проваливалась в тартарары. Я, положим, в Бога не верю и сторонник теории, что жизнь возникла сама собой, но это долгий разговор, ибо теорий возникновения жизни много. Мы о другом. Вы никогда не задумывались, что, возможно, не так живёте? Может, из вас учёный бы вышел, а вы агрономом стали.

- Из меня и певец мог бы выйти – у меня голос хороший, но вопрос прозвучал: «Что есть жизнь»?

- И ни разу не задумались, отчего вы не из класса элитных?

- А кто они, элитные?

- Короли, президенты, цари – министры, на худой конец.

- Вона!.. Вы хоть и старше, но в голове у вас каша. Элитные – это люди, которые знают, для чо живут, они таких дурацких вопросов не задают.

- Выходит, элитные – это слесари и грузчики?..

- А почему бы и нет? Без слесарей, крестьян и рабочих не обойдётся ни один король и ни один президент!

- Ребята, не спорьте, – оглянулся впереди сидевший, – «элитные» – это те, у кого «бабла» много.

- Да вопрос-то не о «баблах», а «что есть жизнь»! – в сердцах заметил Агроном.

- Вы Карла Маркса забыли, учителя пролетариев всей Земли, – улыбнулся впереди сидящий. – Он утверждал, что «жизнь – это борьба!»

- А что – это не так? – спросил, словно хлестнул, Старик.

- Моё такое мнение: жизнь – это просвещение. Постоянное и неуклонное. Словом, совершенствование.

Старик, инициатор спора, усмехнулся:

- Да, у молодых на всё готовые ответы. Но, бывает, достигнешь цели, а радости нет. Кто волчком вокруг желанной девушки не вертелся? И вот она – твоя! Наслаждайся! Ан нет – в волчковом вращении перегорели страсти. Процесс истощил чувства и съел результат. И уже другую захотелось...

Впереди сидящему проблема показалась легко разрешимой.

- Так тож круговорот воды в природе». Всё просто, как дважды два! – воскликнул он. – Работает процесс обновления и совершенствования! Шалаш, землянка, изба. Наконец, дом с электричеством, канализацией и водопроводом. А насчёт девушки – это вы зря. Обеспечить надёжный тыл под силу только матери, жене. Без конца её менять чревато в старости остаться на соломе.

- Н-да, – хмыкнул Старик, – вы не учитываете ментальности. А она у всех народов и всех сословий разная: мусульманин обеспечит, немец сэкономит, цыган сворует, мавр задушит, лентяй украдёт. Идеалы?.. Старые заменят новыми, новые – ещё более новыми. И так – без конца.

- Вот. И я про то же! Со-вер-шенствование! Обновление! – вскинул указательный палец впереди сидящий.

- В жизни всё проще, – пронегодовал Агроном. – Я вот экстремальный случай вспомнил. Поехала как-то женщина с 3-летней дочкой на электричке в сад. Нарвала ягод и по дороге домой у самой станции вспомнила, что в саду остались ключи от городской квартиры. А без ключей домой не попасть – муж со старшими детьми в Крыму. Она соседа по даче просит присмотреть за малышкой и наказывает ей: «Без меня в поезд не садись», развернулась и – назад. Бежит – в груди печёт, ноги заплетаются. Прибежала, ключи с гвоздика рванула и – назад, а дорога теперь в гору. На полпути услыхала поезд. Последний на сегодня. Он зашипел и остановился. Метров сто осталось, а не перепрыгнуть. Сердце стучит, из груди рвётся, она бежит – локтями орудует. Люди по местам рассаживаются, через стёкла на перрон глядят, а там – девочка. Одна. Стоит и плачет. Паровозный гудок прорезал тишину. Женщина вяло подняла руку: «Не могу быстрее. Подожди, мол», а сама бежит.

- Скоре-ей, ма-а-ма-а, скорей! – кричит, плача, девочка.

Мать подбегает, одной рукой хватает ведро, другой – руку дочки. Добрые люди подтянули её в вагон, машинист дал гудок, и электричка покатила. Плюхнулась она, пунцовая, на сиденье – сказать ничего не может. Полдороги отходила: расстояние, на которое уходил целый час, прошла за пятнадцать минут. Это что – «не жизнь?»

Старик помолчал и, словно с устали, нехотя произнёс:

– Разговор у нас не в то русло пошёл. Ваши примеры понятны, но не убедительны: вы мыслите категориями одной человеческой жизни. Другие существа вас не интересуют. А жизнь человека я определил бы, как ожидание. Ожидание родов, любви, счастья, денег, хорошей работы, даже смерти… Может, и вправду мы не умираем, а всего лишь перевоплощаемся – процесс эволюции изучен ещё недостаточно.

***

Самолёт шёл на снижение – стюардесса попросила пристегнуть ремни. Старик не пошевелился.

- А вы что?.. – скосил на него Агроном.

- Пристегнуться? Ну да, будет легче собрать косточки...

Снижались быстро и, как в скоростном лифте, почти вертикально – землю ожидали минут через пять. Вдруг где-то что-то хрустнуло, и хвостовая часть, где сидел Старик с мужиковатым Агрономом, начала прогибаться.

Салон застонал.

Женщина с грудничком, что сидела в проходе напротив Старика, сидела тоже не пристёгнутой. Она вскочила и, прижимая ребёнка, громко выдохнула: «Не-ет!.. Не надо!»

Старик среагировал молниеносно – поднял женщину и, как пушинку, перебросил её через разверзавшуюся пропасть вместе с ребёном.

Было видно, как впереди сидевший подхватил упавшего малыша, как женщина проползла в глубь салона, как стремительно вскакивали с задних рядов люди, – подальше от бездны и бешено танцующего воздуха.

Обе части – носовая и хвостовая – неслись к земле автономно, каждая по своей траектории. Крики оглашали белое пространство. Старик опустился на сиденье, пристегнулся, взглянул на Агронома, произнёс «Жизнь – это движение к смерти», неестественно дёрнулся и сделался ватным.

Лётчикам удалось посадить то, что осталось от носовой части самолёта. Падение хвостовой части, что было, как по заказу, смодулировано на лесной массив, смягчило её удар.

Сердце Старика свободного падения не выдержало. Объяснить своё спасение Агроном не мог – рассуждал, как всегда, по-земному просто:

- Смерть приходит, когда о ней думают, – я не думал. Жалко: со Стариком не договорили, а человек, видать, был интересный. Может, даже учёный...

Жертв хоронили через несколько дней. У одной из могил на деревянном кресте кто-то вывел маркером:

Доктор философских наукъ

Добровъ Андрей Андреевич

Грудничку на руках, будто малыш понимал, шептала женщина у свежего холмика:

- Если б не Он, не стояли б мы здесь. И откуда только сила у него взялась?.. Пригрей его, Господи!

- Что есть жизнь?.. – раздался голос рядом. – Жизнь – это долг. Друг перед другом.

20.12.2008