Публицистика

Валдемар Люфт

1. Испуганный собеседник

Занесла судьба в Карловы Вары. Был здесь однажды десять лет назад. Город оставил светлое чувство. Тогда тоже была осень. И погода один в один повторялась. Октябрьский день с утра сырой и промозглый, но к одиннадцати пробивается солнце, и расцветают всей своей неповторимой красотой осенние деревья. Их цветная палитра под лучами солнца набирает сочность, и глаз радуется, глядя на ещё зелёные, уже чуть порыжевшие, на жёлтые, коричневые и красные листья. От слабого ветерка они срываются с веток и, медленно кружась, летят к земле, выстилая цветным покровом извилистую пешеходную тропку в лесу.

После прогулки, надышавшись хвойного, биологически чистого воздуха, я шёл привычно в сауну, чтобы как следует пропотев, выгнать из тела усталость, а заодно и накопившиеся шлаки. Там, в своём городе, в редкие посещения сауны, было привычно, что в ней отдаются изнывающему жару мужчины и женщины в одном помещении. Никого в это святое время не смущают голые тела разнополых людей. Здесь же, в сауне при отеле, кабины были раздельными. И мне это понравилось. Сауна располагает к общению, а если ещё мужчины оказываются в ней без женщин и к тому же владеют одним и тем же языком, тогда разговорам нет конца. Тут неважно, знаком ты со своим собеседником или нет – все в сауне безымянны и равномерно голые. Разговор начинается с незначительной реплики и может стать оживлённым, но может через несколько фраз сойти и на нет. Как правило, разговоры в сауне мелкотемны и не остаются в памяти. Но бывает, когда о разговоре помнишь и долго ещё размышляешь над той или иной фразой, сказанной случайным собеседником. Так было со мной и в этот раз. В сауне расположились на полках человек пять. Среди них я оказался самым молодым. Один из них – седой, но крепкий мужчина лет семидесяти – рассказывал сидящему рядом о пешеходной прогулке в лесу. Кто-то спросил его о маршруте. Он подробно описал, как выйти к этой увлекательной тропе, порекомендовал ещё несколько интересных маршрутов по горам, кольцом обрамлявшим курортный город. Мужчина хорошо знал окрестности Карловых Вар и с увлечением рассказывал о достопримечательностях. Постепенно разговор зашёл об истории старинного города. Для меня было открытием, что во второй мировой войне ни одна бомба не упала на этот город. Видимо, он был дорог не только чехам, но и немцам, англичанам и русским. Здесь есть памятники Гейне, Шиллеру, Бетховену и многим другим знаменитостям, которые строили новые государства, возводили фундамент европейской культуры. На горе Скок стоит бюст Петру Великому с памятной надписью от благодарных жителей Карловых Вар, на одной из улиц недалеко от Англиканской церкви стоит русская Православная церковь, построенная в начале прошлого века на пожертвования отдыхающих. Есть улица Гоголя и гостиница «Московский двор».

Совершенно безотчётно на память пришёл город, в котором я сейчас живу. Вспомнилось вдруг, что в войну он тоже был обойдён бедой, несмотря на то, что здесь упорно не хотели избирать в бургомистры нацисткого политика, несмотря на то, что здесь продолжали с уважением относиться к своим гражданам – были они евреи, цыгане, англичане, французы или ещё бог весть кто. Конечно, и в этом городе было достаточно подлецов, которые вылезли наружу со своей гнилой идеологией. Но почему-то они не остались в памяти, а вот тех, кто, рискуя жизнью, помогал ни в чём неповинным людям пережить смутное время или без потерь переехать в безопасные страны, о тех помнят до сих пор. В самом конце войны английские самолёты, державшие путь к промышленному центру Германии, из-за непогоды потеряли ориентир и сбросили свой смертоносный груз на маленький безобидный городок в предгорьях Альп. Полгорода было разрушенно. Погибло много мирных жителей, в том числе детей. Об этом писала весной местная газета по случаю годовщины трагедии. Чёрт меня дёрнул вспомнить о том, что одна из бомб попала в госпиталь для русских военнопленных. Заодно рассказал, как по прибытии в этот небольшой город, гуляя с женой, завернул в маленький тупичок, где оказался у русского кладбища. Я был удивлён. Откуда здесь, вдали от России, такое кладбище? Аккуратными рядами тянулись могилы, в изголовье которых на скромных камнях были высечены имена покойников. Не на всех были фамилии. Иногда было высечено только имя и дата смерти. На небольшой площадке посередине кладбища стоял невысокий монумент с православным крестом на нём и у его подножия свежие цветы. Меня это тронуло, захотелось об этом рассказать. Пожилой любитель пешеходных прогулок и несколько других собеседников с интересом слушали. Только один, не дослушав, торопливо встал и, выходя из сауны, сказал: «Это было сделано специально». Никто не понял этой реплики. Да, скорее всего, никто и не придал особенного значения моему короткому рассказу. Уже шёл из пор нашей кожи обильный пот, уже по времени надо было покидать это жаркое место и окунуться в прохладном бассейне. Мы выходили, пропуская в сауну очередную партию любителей сухого пара. Вряд ли кто-нибудь вернётся к затронутой мной теме. Есть много других тем, о которых говорят мужчины в саунах. И я забыл бы, если бы не фраза, брошенная незнакомцем после моего безобидного рассказа. Вопрос «Зачем?» стал вдруг вырастать в моём сознании, как больная опухоль. Зачем нужно было немцам «специльно» создавать кладбище для умерших в госпитале русских военнопленных? Зачем немцам нужно было «специально» вдали от центральных улиц ставить монумент с православным крестом? Зачем городу «специально» во времена холодной войны, во времена перестройки в Союзе, во времена разгула демократии в России тратить деньги на свежие цветы у монумента русским гражданам, лежавшим в могилах на кладбище в одном из тупиков затерянного в предгорьях Альп небольшого города? Неужели все эти послевоенные годы русское кладбище было пропагандистким символом капитализма? Чушь. Я нашёл только одно объяснение: тогда, когда властвовала коричневая идеология, тогда, когда растерянные жители востанавливали город, тогда, когда создавалась новая Германия и из пепла вырастало новое экономическое чудо в Европе, тогда, когда политики делали всё для того, чтобы Европа стала одной семьёй, в моём городе всегда властвовал один принцип – умершего человека надо предать земле и отдать ему последний долг. Независимо от того немец, русский он или еврей, коммунист, социалист или анархист, солдат или генерал. И я желаю, чтобы этот принцип властвовал во всём мире.

А того собеседника из сауны мне просто жаль. Он всё ещё живёт советской идеологией, над ним всё ещё висит домоклов меч КГБ, он всё ещё боится попасть под 58 статью, поэтому так поспешно бежал из сауны. Он бежал от действительности в своё жалкое, замкнутое в узкие рамки коммунистического устава прошлое.

2. О чистоте языка

Шурин пригласил в гости. Предупредил, что, прежде чем сядем за стол, поедем париться в сауну. Городской бассейн с сауной и баней находились недалеко от его дома. Мы с женой прихватили купальные принадлежности, и через сорок минут езды по скоростному автобану были в Ульме. Нас уже ждали, и, пересев в машину шурина, мы поехали в бассейн. Было предрождественское время. Недавно выпавший снег быстро растаял, и по прогнозам ожидалось бесснежное рождество. Но погода была холодная. Сырость пронизывала насквозь. Люди на тротуарах одеты в тёплые куртки, кепки и вязаные шапочки, укутаны в мягкие шарфы. В такую гриппозную погоду сауна была кстати. Мы быстро переоделись в гардеробе, окунулись в бассейн и пошли греться в сауну. Женщины, по-прежнему комплексуя и протестуя против общих саун, где всё подчиняется одному слову: «textilfrei», что значит по-русски – совсем без одежды, демонстративно ушли в баню, где раздеваться полностью было не обязательно. Конечно, это была не та баня, в которой мы когда-то парились в России, но прогреть косточки там тоже можно.

В сауне только что кто-то из персонала плеснул настоянную на травах водичку на горячие камни и по ней разнесся душистый дух мяты, валерьяны и ещё каких-то благодатных трав. Мы устроились на свободной скамейке. Недалеко от нас сидела группа молодых парней. Они оживлённо говорили по-русски, но с большим акцентом. Видимо, их ещё детьми привезли в Германию. Многие русские слова они выговаривали неправильно, зачастую вставляя в речь целые немецкие фразы. Было странно слышать такой немецко-русский разговор. Хотя ничего странного здесь нет. Многие мои земляки говорят на таком языке и, что, действительно, парадоксально, отлично понимают друг друга. Но меня удивила не эта тарабарщина, меня удивило и даже возмутило то, что чуть ли не за каждым словом, будь оно русским или немецким, следовал сочный мат. Терпел недолго эту вакханалию грубости и насилия над русским языком и сделал замечание молодым людям. Я постарался в доступной форме объяснить им, что, выражаясь неприличными словами в общественном месте, они тем самым оскорбляют окружающих людей. Конечно, я рисковал. Мог бы нарваться на более изощрённую грубость. Но, слава Богу, этого не случилось. Мало того, молодые люди с недоумением смотрели на меня, не понимая, за что им сделали замечание. «А что мы сказали, а что мы сказали?» – чуть не в один голос удивлённо спросили двое из них, и, не ожидая разъяснений, все четверо торопливо покинули сауну. Больше я их не видел.

После сауны, бани и бассейна был ужин, было хорошее вино, от которого мне, к сожалению, пришлось отказаться, была обратная дорога в тумане, тёплая постель и здоровый сон. Но, переодеваясь в гардеробе, за столом у родственников, по дороге домой и лёжа под тёплым одеялом, меня не отпускал инцидент, произошедший в сауне. Размышляя о разговоре в сауне, я понял главное: зря я рассердился на этих молодых людей. Не они виноваты в том, что их русский язык наполовину засорен мусором. Не могли они, приехавшие сюда детьми, привезти с собой этот мусор. Этим грубым словам научили их родные – взрослые люди, отлично понимающие значение каждого матерного слова.

Как-то летом, копаясь в земле на даче, услышал за зелёным забором интереснейший разговор. Он был интересен не содержанием. Разговор был примитивен до предела. Интересно было, каким языком и в какой форме выражали свои мысли двое беседующих. Они говорили на немецком и почти без акцента. Похоже, давно живут в Германии. Но по чисто славянской привычке через каждое немецкое слово раздавался русский мат. Не раз слышал, как немцы, разговаривая, вставляют немецкие ругательства в предложения, как мои земляки сопровождают свои беседы на русском языке смачными ругательствами, но немецкая речь, пересыпанная классическим русским матом, стала для меня открытием. Я подумал тогда, мы – люди, владеющие русским языком, вступили в новую фазу! Теперь уже материмся, не задумываясь. Главное, чтобы матерок хорошо ложился в слог, неважно, на каком языке человек говорит. Матерное слово у многих моих земляков теперь не стало таковым – оно стало обязательным атрибутом общения, и за этой обязательностью вдруг забылось начисто, что матерок, как он был матом, так им и остался.

Я уехал из бывшего Союза почти двадцать лет назад. Тогда считалось неприличным выражаться матерными словами в присутствии женщин, и за использование их в общественном месте можно было запросто угодить в КПЗ. Не знаю, как там, в России, сейчас, но здесь меня иногда передёргивает от отвращения, когда слышу, как люди, независимо от пола, в безобидной беседе покрывают друг друга отборным матом. Лет пять назад на курсах, где вместе со мной обучалось много моих земляков, пришлось грубо оборвать речь одного молодого сокурсника. Мастер, бывший свидетелем этой сцены, поинтересовался, почему я так рассердился на своего собеседника. Я спросил его, как бы он отреагировал, если бы ему прямо в лицо кто-то сказал, что он проститутка, что трахал твою мать, что тебя пора посадить на одно место, название которого состоит из трёх букв. Мастер возмущённо ответил, что после таких слов его собеседник получил бы, без всякого сомнения, по морде. А у нас, говорящих на русском языке, сказал я с сарказмом, стало нормальным произносить эти оскорбительные слова в лицо собеседнику, и при этом никто не обижается.

«Матерная ругань есть, прежде всего, симптом эволюционной недоразвитости» – прочёл я как-то у Вениамина Новикова. Я с ним полностью согласен. Одновременно меня пугает его вывод. Язык меняется. Нормальный и естественный процесс. Мы говорим не так, как говорили наши предки несколько десятков лет назад. Это присуще всем языкам в мире. Некоторые слова совсем исчезают из обихода. Сейчас почти никто не говорит «Благодарю вас», «Позвольте», «Рад услужить» и так далее. С усилением влияния СМИ и развитием электроники появилось много новых и нужных слов. Но на фоне этого всё больше и больше упрощается бытовой язык. Красивые русские слова вымирают, а матерная ругань всё агрессивнее и агрессивнее внедряется в русскую речь, завоёвывает пространства Европы и других континентов.

«Мы пришли в язык, а не создали его...» – сказал в одном из интервью Иосиф Бродский. Обидно до глубины души, когда видишь и слышишь, как некоторые, пришедшие в «великий и могучий» русский язык, растаптывают его красоту грязными, замаранными вонючим навозом, сапогами.