Ранний листопад ((31.01.2018)

(повесть)>

 

Карл Шифнер

 

"Чтобы жить честно, надо рваться, путаться,

 

биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять

 

начинать, и опять бросать, и вечно бояться и

 

лишаться. А спокойствие - душевная подлость".

 

Лев Толстой

 

Куда везёшь, старая?

 

Я проснулся внезапно, словно от сильного толчка под левое ребро. Порывисто сбросив с себя тёплое одеяло, присел в постели, тревожно озираясь вокруг. Казалось, я всё ещё явственно слышал противный голос приснившейся мне старухи.

- Пронесло, слава тебе, Господи! - выдохнул я вслух, вытирая влажноватым одеялом с лица липкий пот. Держась рукою за колотящееся вразнос сердце, я радовался, как малое дитя, что глаза мои видят белый свет, такой желанный и потому такой прекрасный. Счёл за величайшее везение, что я дома, в собственной квартире, где вовсе нет и быть не может никакой страшной старухи. Как и прежде, могу наслаждаться великолепной тишиной, а не содрогаться от гнусного, скрипучего голоса злорадно хихикающей клячи. В распахнутое настежь окно вливается в комнату тугой, чистейшей свежести воздух, настоянный смешанными запахами ранней осени. Всё обычное, привычное обернулось вдруг самым желанным благом.

- Пронесло, будь она неладна! - снова глубоко вздохнул я, с беспокойством нащупывая рукой сердце, которое, успокаиваясь, набирало нужный ритм. - Однако, что же это такое? Что за дурацкий сон такой приснился? И к чему бы это? Что за намёки, эти необъяснимые, прямо-таки хулиганские сны?

Будучи человеком зрелого возраста - мне уже за 50, трезвого ума - я неисправимый материалист, автор книги о резервах человеческого интеллекта, недавно изданной и наделавшей много шума в кругах ученых и фантастов, - не верю ни в какие сны, будь они самые складные, самые яркие, в цветном или черно-белом изображении.

Почему же так взволновал, растревожил нынешний сон? И откуда он мог взяться в такое чудесное осеннее утро, когда на душе у меня вчера вечером не было ни малейшего унылого пятнышка? И не захочешь, а станешь ковыряться, искать объяснения, причины и следствия. А уж я тем более привык во всём докапываться до максимальной ясности. Ведь ничего на свете не бывает ни с того ни с сего. Всякая неожиданная информация, раскрывающая новые тайны о человеческой психике, никогда не оставит меня равнодушным.

А приснилось мне вот что. Будто меня катали на детских санках. И поначалу было хорошо, весело. Но вдруг я обратил внимание на того, кто меня вёз, и с ужасом увидел перед собой старуху в немыслимых лохмотьях, с горящими, злорадно ликующими глазами. Неимоверно энергичная, злая старуха куда-то торопилась со мной. Я вгляделся в неё внимательней и, прозрев, догадался, что она везёт меня по широкой накатанной дороге - прямым путём на кладбище. И ничего с этим не поделаешь - участь моя предрешена...

И так обидно мне стало, так жаль себя, но ничего уже не изменишь. Единственное, что ещё возможно - это упросить старуху идти не к ближайшему старому, а свернуть налево, на узкую неторную тропку - к новому, дальнему кладбищу. Мне надо хотя бы немножко, хотя бы на десяток минут оттянуть конец. Но старуха, невыносимо вредная, и слышать не хочет о том, чтобы свернуть на тропку, ведущую к дальнему кладбищу.0на, видите ли, устала и хочет скорее с этим разделаться. А моя боль, моя обида, мои просьбы почему-то лишь веселят её...

Невесть откуда появился у меня в руках длинный пастушеский кнут, которым я принялся с отчаянием хлестать старуху. Так я в далёком детстве хлестал нерадивых коров, хитростью и обманом убегавших из стада через тёмные заросли к запретному лакомству - колхозным посевам. Теперь я хлестал ненавистную старуху: умело, со всей надлежащей сноровкой и усердием, так, что та корчилась, металась из стороны в сторону, ловко увёртывалась, но на тропку не сворачивала. Заартачилась, затопталась от ударов кнута на одном месте, то дико вопя, то победно хохоча, но к дальнему кладбищу не сворачивала...

На этой сцене и оборвался сон. Я привскочил в постели с неистовым сердцебиением.

- Ну, чего ты? - заговорил я со своим сердцем. - Глупенькое. Успокойся. Такое сильное, а испугалось этой дряхлой старухи. Да у нас с тобой сил в запасе - зубрам хребты ломать! А ты заколотилось...

Если допустить, что это где-то там, далеко в моём подсознании, поступают сигналы бедствия, которые уловил и передал мне мозг, освободившийся во время сна от основной нагрузки, то, стало быть, дело идёт к развязке?

- Неужели старуха уже заинтересовалась мною? - спросил я сам себя, весьма серьёзно озабоченный. - Не рановато ли, уважаемая сударыня, хлопочешь? Неужто я тебе уже по зубам? Или совсем оборзела? Или порядков у вас там тоже не стало? Не пора ведь мне. Не пора! Господи, как жить-то хочется! Только и начал жить по-человечески. Только начал! Все свои годы рвался, колотился, карабкался в гору. А теперь, когда, кажется, приближаюсь к вершине, когда познал вкус жизни, ты уже являешься за мной. Приходишь забирать туда? По белому гладкому снежку, обманным путём покатила меня - куда? Белый, такой волнующе белый снег... Но причём здесь снег? Постой, постой. А не намекаешь ли ты, старая, что случится это зимой? Неужели будущая зима - моя последняя?

Я резво встал, убрал с тахты постель и, вопреки заведённому обычаю, проигнорировал зарядку, а пошел в ванную принимать холодный душ. Став под упругие ледяные струи воды, я быстро пришёл в себя. Взбодрился телом и душой, и разом вырвался из всей этой безобразной сонной мути, не стоящей, если разобраться, выеденного яйца. Много вас таких... шустрых на преждевременную расправу с нашим грешным братом. Будто делать нам больше нечего, как только о вас и думать. Перетопчешься, потерпишь, дорогая моя беззубая! Ишь, как расхихикалась. Рада, что удалось нагнать страху на такого крепкого мужика.

- На вот, полюбуйся на доброго молодца - силушки вон сколько! - заговорил я с воображаемой старухой, демонстрируя перед зеркалом в ванной, словно на конкурсе красоты, ядрёные бицепсы, мускулистые плечи, хорошо развитый торс. - Попробуй такого свалить. То-то же! - всё больше чувствуя в себе уверенность, наслаждаясь холодной водицей, любуясь своим загорелым телом. - Единственное, что тебе удалось - сбить меня с толку, отвлечь от любимой зарядки. Жаль, конечно. Но будь спокойна, больше не повторится.

Дольше обычного растирался я сухим, грубым полотенцем. При этом внимательно рассматривал себя в зеркале и, найдя себя в полном порядке, подмигнул своему отражению - моложавому русоволосому мужчине, с доверчивыми голубыми глазами, тяжеловатой нижней челюстью.

Спешить мне было некуда - впереди воскресенье, самый любимый день, который я использую на безделье. Вспомнив об этом, я ещё больше воспрял духом, и даже вдохновенно замурлыкал известную песню:

 

Ах, как хочется жить, просто жить под луною!

Просто видеть и слышать во сне, наяву.

И дышать, и мечтать, и не верить в иное,

И твердить: "Я живу, я живу, я живу!"

 

В квартире было тихо, чисто, просторно - это тоже радовало. Я люблю и ценю такие редкие минуты, не заполненные мелкой суетой.

Не спеша, с основательностью заправского кухонного мага, я приготовил себе кофе по-турецки, несколько бутербродов с маслом и кетовой икрой, и сел завтракать. И не заметил, как после первого съеденного бутерброда мысли мои снова вернулись к кошмарному сну.

Надо же такое нагородить, да так складно. Однако, учёные полагают, что во сне сознание не погружается в небытие, но продолжает жить своей тревожной и ищущей жизнью. Во всяком случае, физиологи утверждают, что средняя частота разрядов остаётся во сне почти такой же, как и при спокойном бодрствовании, а некоторые группы нейтронов работают даже гораздо активнее, чем наяву. Судя по моему сегодняшнему сновидению, у меня есть все основания согласиться с таким выводом. Разве наяву я смог бы себе такое вообразить? Как всё-таки зыбко наше бытие, как уязвимо наше сознание, как ненадежна наша плоть, которую мы хотим видеть этаким вечным двигателем. Один тревожный сигнальчик на общем фоне, казалось бы, полнейшего благополучия - и мы уже в панике, уже встрепенулись и готовы опрометью бежать от самих себя. Как ты обманчиво и неуловимо, человеческое счастье...

Да, ещё вчера я был необычайно счастлив. Если бы понадобилось, наверное, смог бы описать это редкостное, но такое чудесное состояние души. Это не какая-то там радость от удачи или большого успеха. Это какое-то особое, кратковременное, насквозь озаряющее тебя состояние, которое приходит и уходит совершенно неожиданно и незаметно. Иногда достаточно увидеть за окном отсверк морозного инея на ветке. Или жёлтый кленовый лист на асфальте, или бледный, как луна, ночной фонарь, высвечивающий из-за липовой аллеи. Иногда достаточно почувствовать едва уловимый и ещё до конца неразгаданный запах, напоминающий о чём-то далёком и волнующем, услышать особый звук или мелодию - и в тебе что-то происходит, что-то срабатывает, что-то раздвигается - и кто-то гостеприимно распахивает ворота и впускает тебя в тот распрекрасный мир, который мы называем чудным мгновеньем.

Но есть ведь и другое счастье - не такое вот минутное, а то и секундное чудное мгновенье, а более осязаемое, хотя тоже не совсем конкретное, не материализованное чувство. Его, пожалуй, больше осознаёшь, чем испытываешь. Определить его можно разве лишь посредством сопоставления, сравнения, рассуждения. Скажем, по такому принципу: коль ты жив - ты уже счастлив, здоровье есть - ты очень счастливый. Если из твоих близких никто не страдает по большому счёту, если родина твоя не в опасности - то ты вдвойне счастлив. Есть у тебя полезное любимое дело, здоровые детишки - ты самый везучий и самый счастливый человек на земле.

- Милостивый государь, - с искренним возмущением заметил я, доедая последний бутерброд. - Ведь всё это у тебя есть! И ещё много всяческого другого блага у тебя есть! Чего же ещё изволите желать? Ненасытная утроба! - Я всё больше распалялся сам перед собой, завершая завтрак. - Вот возьму и накажу тебя по первое число - заставлю в такой прекрасный солнечный денек сидеть дома за работой над обещанной тобою рукописью вместо того, чтобы пустить тебя в лес по грибы. И завтра, и послезавтра заставлю работать взаперти. Тогда узнаешь, как беситься с жиру. Вижу, хорошая жизнь начинает тебя портить. Так мы можем тебе подбросить хлопот... Молчишь? То-то же. Смотри у меня.

- А что я такого сделал? - робко возразил другой внутренний голос. - Уж и нельзя порассуждать. Сказал же француз-философ Камю: "Жить - это выяснять". Вот я и хочу выяснить, что со мною происходит, почему мне приснился такой страшный сон.

- Ну-ну, выясняй. Только не поддавайся страху и не кисни.

 

Когда уж с горки покатилась жизнь,

о бренном теле больше не пекись:

ты можешь щеголять хоть в нагише,

лишь бы смылись пятна на душе.

 

Я у6рал всё со стола, помыл посуду. Долго не мешкая, уложил в свой рюкзак пластмассовую корзинку под грибы, термос с крепким чаем из свежих листьев душицы и земляники, несколько сухариков, надел выцветшие джинсы, затертую штормовку, и, вполне счастливый, отправился в лес.

(продолжение следует)

 

↑ 906