Евгений Маул

(современная мюнхгаузениада)

Вокруг цепи правил всегда должна виться серебряная нить фантазии

Роберт Александр Шуман

Эта необычайная история случилась с моим знакомым Нильсом Пинзлером из старинного немецкого города Нюрнберга, который помимо того, что является родиной известного поэта-мейстерзингера Ганса Сакса и знаменитого художника Альбрехта Дюрера, славится в Германии и за её пределами ещё своими замечательными свиными сосисками и рождественскими пряниками. Нильс Пинзлер тоже художник, хотя и неизвестный широкой общественности. Но зато очень многие горожане знают его как неисправимого мечтателя и страстного рассказчика невероятнейших историй, которые с Нильсом, кстати, постоянно происходят. Подавляющее большинство его друзей и знакомых считают эти рассказы сущими небылицами и, выслушав очередную чудесную историю, обычно похлопывают Пинзлера по плечу, приговаривая с иронией: «Такие сказки ты можешь своей бабушке рассказывать!» или «Здесь ровно столько правды, сколько в утверждениях, что Луна это большой медовый нюрнбергский пряник, а Дюрер рисовал свои полотна жаренными сосисками, окуная их в кетчуп и горчицу!»

К такой группе людей, считающих Нильса легкомысленным мечтателем и большим лгуном, относится, к сожалению, и супруга художника. Фрау Пинзлер являет собой образец прагматичного, рационального человека, верящего лишь цифрам на денежных банкнотах и считающего увлечение искусством и миром фантазий пустым и глупым занятиям, не соответствущим образу добропорядочного бюргера. Своего мужа она называет неудачником и фантазёром и неустанно ему говорит, что время романтиков и мюнхгаузенов прошло.

Эту историю я изложу так, как услышал её из уст самого Нильса Пинзлера. Потому за её достоверность перед уважаемым читателем ручаться, к сожалению, не могу. Сам я в Нюрнберге во время событий, изложенных в рассказе, не находился, а мои распросы среди друзей и знакомых не смогли прояснить ситуацию. Ну, а если быть искренним, меня занимает не правдивость этой истории, а прежде всего её необычайность, завораживающая фантастичность и некое исходящее от неё волшебство, которое даже самый серый день вдруг раскрасит разноцветной фееричной радугой. Итак ..

Ровно в полдень одного выходного летнего дня, когда колокол на башне близлежащего католического храма отбивал двенадцать ударов, свободный художник Нильс Пинзлер вышел из дома, чтобы по заданию своей жены купить за углом несколько свежих булочек и брецель (немецкий вариант русского калача). На улице было очень жарко и сухо. В мощённых переулках жители и гости города Нюрнберга наслаждались прохладительными напитками за столиками уличных кафе. По дороге в булочную мимо украшенных изящными барельефами фасадов домов, выстроенных в стиле барокко и югендстиль, мимо эркеров, портиков, колонн и аркад, мимо балконов и мансард с геранью в цветочных горшках и вьющейся розой, художник в очередной раз любовался красотой и архитектурной гармонией этих зданий. Узнавая знакомых, он здоровался и доброжелательно улыбался.

Обогнув угловой дом и уже увидев вывеску булочной «Kamps», на которой красовался большой брецель, Пинзлер неожидонно ощутил резкую перемену погоды. Внезапно стало холодно и ... в самый разгар лета начался снегопад, причём такой сильный, что вскоре Нильса засыпало с головой. Но это необычное обстоятельство не помешало отважному нюрнбергскому художнику продолжить свой путь, который он вынужден был теперь прокладывать через снежные массы. Мимоходом Нильс здоровался с прохожими, которые так же, как и он, пробирались через двухметровую толщу снега – несколько посетителей уличных кафе наслаждались в снегу холодным пивом «Tucher» и фруктовым мороженным.

Вдруг против всякого ожидания заметно потеплело, что привело к мгновенному таянию снежной массы. Вскоре «снегопроходчик» Нильс Пинзлер имел свободный кругозор, а через некоторое время уже всё его туловище возвышалось над этим всё ниже опускающимся белоснежным покрывалом. Но радость от сего освобождения из холодного плена длилась недолго, так как через улицы города уже катили огромные волны, по ходу движения пополняющиеся новыми талыми водами. В мгновение ока нюрнбергский художник оказался в самом центре необузданного пенистого потока, который уносил Нильса мимо булочной, мясной лавки, мимо магазинов и жилых домов прочь куда-то в угрожающую неизвестность. Сначала Пинзлер держался за один деревянный поддон, позднее на Франкенштрассе ему посчастливилось поймать – в прямом смысле слова – бесплатное такси, а именно проплывавший мимо переносный пластиковый туалет, на крыше которого мой знакомый решил продолжить свою одиссею. По пути ему встречались другие путешественники, плывущие на поваленных деревьях, каких-то киосках и гриль-будках, в которых жарят колбаски, мясо и картофель фри. На крыше одной из таких будок восседал дорожный строитель в оранжевом комбинезоне и шлемом вылавливал из воды толстые стейки. И даже целая трибуна с горланящими песни и делающими «волну» футбольными болельщиками обогнала пластиковое такси Нильса Пинзлера.

По прошествию ещё нескольких минут вынужденного путешествия по этой быстрой реке с коварными водоворотами Нильс с тревогой установил, что, оказывается, водная стихия гонит его к 73ему автобану (высокоскоростной трассе), пересекающего Нюрнберг с юга на север, причём мост над этой скоростной дорогой оставался несколько в стороне, так что оказывался недосягаем для моего бедного знакомого.

Нильс неминуемо приближался к тому месту, где потоки мутной воды водопадом спускались с большой высоты на автобан. Ситуация была критическая, драгоценное время уплывало в буквальном смысле этого слова. Мозг Пинзлера лихорадочно работал, пытаясь найти путь к спасению. Вот уже слышен устрашающий рёв водопада, вот уже обрыв перед глазами... И тут Нильс вспомнил, что у него есть пластиковый пакет для булочек, которые, как помнит читатель, он должен был купить по заданию своей супруги. Художник поспешно достал его из кармана, раскрыл в направлении ветра. До обрыва два-три метра. Нильс закрыл глаза ... и вдруг явственно ощутил, что его потянуло вверх. Резкий поток сильного северного ветра надул пластиковый пакет, как парус, и поднял Пинзлера в воздухе. И как раз вовремя, потому что в слудующее мгновение пластиковый туалет рухнул вниз на крышу одного затопленного автомобиля.

Ветер крепчал, Нильс поднимался всё выше и выше. Вскоре художник уже обозревал с высоты птичьего полёта весь Нюрнберг с его средневековым бургом, жилыми кварталами, лютеранскими кирхами и католическими костёлами, зелёными парками, баржами на канале Майн – Дунай, телевизионной башней, футбольным стадионом, центральным вокзалом, аэропортом... Немного спустя Пинзлер достиг облаков.

Северный ветер уносил Нильса с раздувающимся пакетом в руках всё выше и дальше. Помимо того, что было холодно и неуютно, заядлому курильщику Пинзлеру непреодолимо хотелось курить. Недолго думая, художник зажал ручки пакета зубами, высвободившимися руками в приятном предвкушении доверху набил табаком свою трубку из красного дерева, вновь перехватил сумку и... вынужден был страшно разочароваться, так как при себе у него не оказалось ни спичек, ни зажигалки. К счастью, мимо Пинзлера пролетал пассажирский самолёт «Boing 737». Находчивому Нильсу удалось закрепиться на его обшивке и постучаться в одно из круглых окошек. Вскоре входную дверь открыли и благожелательные стюардессы пригласили Пинзлера совершить на борту самолёта полёт на Ямайку. Нильс от этого предложения отказался – ведь дома его с булочками ждала фрау Пинзлер – а лишь попросил «огоньку». Просьбу его удовлетворили. Получив три коробка спичек, художник, подгоняемый потоками ветра с дымящейся трубкой в зубах, попрощался и взмыл ещё выше.

Сам полёт доставлял Нильсу Пинзлеру удовольствие, зато холод и ветер изрядно досаждали. Но как безопасно для себя прекратить это затянувшееся воздушное перемещение? Нильс напряжённо думал, но мысли текли вяло – казалось, они, как и руки, и уши Пинзлера, замерзали на холоде. Внезапно трубка погасла, Нильс хотел было её вновь подкурить, и тут ему на ум пришла замечательная идея: прожечь в пакете горящей спичкой дырку, спуститься вниз и совершить мягкую посадку. Именно это он и проделал, после чего ветер, проходя через отверстие, не мог уже тянуть Нильса вверх. Художник стал плавно снижаться. Некоторое время спустя, он уже любовался видом золотых хлебных нив и густых зелёных лесов. А затем благополучно совершил посадку в ... болоте. После нескольких бесплодных попыток выплыть на берег – руки и ноги художника буквально одеревенели от холода в верхних слоях атмосферы и плохо повиновались – Пинзлер опустился на дно. Задержав дыхание, он медленно расхаживал по илистому грунту и лихорадочно думал, как ему отсюда выбраться. Ситуация была критическая: воздуха в лёгких становилось всё меньше и меньше, сил выплыть на берег явно не хватало, вдобавок к этому ноги присасывались к болотному грунту и уходили вниз. Что тут можно предпринять? Есть ли выход?.. И здесь Нильса осенило: Чтобы выбраться, он должен это болото ... выпить! Просто-напросто выпить до дна.

Тёмно-зелёная болотная жижа оказалась ужасно отвратительной на вкус, вместе с водой и грязью через рот в желудок бедного художника попадали также водоросли, лягушки, пиявки и прочая склизкая гадость. Между тем живот Пинзлера увеличивался в размерах, так что приходилось опасаться, что он лопнет. Как и надеялся Нильс, его затея увенчалась успехом – вкоре он уже мог высунуть нос из воды, затем её уровень упал ещё ниже, а после очередной изрядной порции болотная вода доходила ему до колен, что Пинзлер, кстати, только ощущал, но не мог увидеть, так как у него перед глазами находился только его живот, превратившийся в дирижабль после огромного количества выпитой воды. Болотная жижа в желудке булькала, лягушки квакали и прыгали, вызывая рвотную реакцию. С огромным усилием передвигаясь, Ниль Пинзлер стал наощупь выбираться на берег. Ощутив, наконец, под ногами его твердь, мой знакомый, незамедлительно начал выпускать воду из своего огромного чрева наружу. Живот, освободившись от половины выпитого, уже не препятствовал своему хозяину оглянуться по сторонам. Нильс окинул взором наполняющуюся водой яму и обомлел – из болотной жижи на него недовольно смотрел... бегемот. Это, впрочем, не помешало нюрнбергскому художнику продолжить своё занятие по опорожнению желудка. Но тут Нильс был вынужден вновь остановиться – с близлежащего поля к нему приближался трактор, водитель которого что-то кричал и энергично жестикулировал.

Впоследствии выяснилось, что этот толстый фермер разводит в своём хозяйстве бегемотов и сей гипопотам принадлежит ему. Закинув аркан и вытянув трактором своё домашнее животное, покинувшее самовольно стадо, крестьянин отогнал его назад на пастбище к своим сородичам. Нильс благополучно избавился от зловонной жижи и попытался привести, насколько это было возможно, себя в порядок. А представлял он после болотной ванны, как догадывается проницательный читатель, довольно жалкое зрелище: водоросли на слипшихся волосах, одежда в грязи и болотной тине, неприятный запах, где-то за пазухой квакает жаба, пиявка на ухе. Фермер, вернувшись, предложил Пинзлеру в знак благодарности посильную помощь. Скромный художник отказался от новой одежды и еды, а лишь выразил желание отвезти его на ближайший железнодорожный вокзал, которое крестьянин незамедлительно выполнил. Оказалось, что мой знакомый совершил посадку в двадцати километрах юго-западнее Нюрнберга.

Добравшись трактором до вокзала города Швабаха, художник без промедления направился на платформу, с которой должна была отправиться электричка в Нюрнберг. Вечерело. Ожидающих поезда было много. Но как только Нильс Пинзлер появился на платформе, она стала внезапно пустеть. «Может, поезд прибывает на другой путь», – мелькнуло в голове у художника, и он решил осведомиться у одной пожилой дамы. Но старушка, едва завидев приближающегося художника, зажала поскорее нос и, закричав истерично: «Люди, помогите! На меня напал водяной!», бросилась прочь. Нильс внимательно осмотрел себя и убедился, что внешний вид его, действительно, может испугать кого угодно: из длинных слипшихся волос всё ещё торчали водоросли и ряска, одежда была зелёной и грязной, на туфлях ил, а из рубашки высовывалась квакающая лягушка... Вдруг на опустевшей платформе послышались уверенные шаги. Пинзлер оглянулся и ахнул, потому что к нему направлялись два полицейских, зажав свои длинные носы, тоже, кстати, в зелёной одежде. «Пройдёмте с нами!» - сказали стражи порядка вежливо, но настойчиво, и художнику пришлось повиноваться. В полицейском участке Нильсу объяснили, что в общественных местах запрещено появляться в таком виде и при этом источать такие запахи; Нильсу, мол, придётся посидеть в камере, по всей видимости, до утра, пока не выветрится из одежды вонь. С таким оборотом дела неудачливый Пинзлер был, разумеется, не согласен, ведь его со свежими булочками, как помнит уважаемый читатель, с полудня ждала дома жена. Но как выбраться из запертого помещения? Есть ли вообще выход из этого в прямом и переносном смысле тупика? Нильс размышлал. И тут взгляд художника упал на зарешеченное окно у самого потолка ... Собрав со своей одежды остатки липкой болотной грязи и налепив их на ладони, мой находчивый знакомый сделал себе присоски. Разбежавшись и высоко подпрыгнув, он прилип к стене и, поочерёдно отрывая и вновь приставляя ладони, влез на самый верх. Затем Пинзлер перепилил острыми ногтями металлическую решётку, выбрался наружу, спрыгнул с высоты второго этажа вниз и был таков. Свобода встретила его ласковым ветерком и багряным закатом.

Спустя полчаса, Нильс Пинзлер уже ехал в тёмном грузовом вагоне какого-то ночного товарного поезда, остановившегося недалеко от швабахского вокзала. Художник удобно расположился на выстланном соломой полу и устроил себе небольшой отдых. И надо признать, что Нильс после всех перепитий вполне его заслужил... Вдруг в абсолютной тёмноте какой-то шорох. Пинзлер насторожился. Затем стук... Мой знакомый находился в вагоне не один. Но кто это может быть? По спине Пинзлера поползли мурашки, на лбу выступил пот. Он нащупал в кармане брюк спички, воспламенил одну и обомлел ... Пространство вагона Нильс делил с дюжиной коров и огромным быком. Глаза постепенно свыклись с темнотой, и Пинзлер стал наблюдать за своими необычными соседями. Коровы были вполне миролюбивы, а вот бык, заподозрив, вероятно, в незадачливом путешественнике конкурента, приблизился к нему, выставив вперёд грозные рога, и принялся мычать. Но, по-видимому, внешний вид чужака показался животному безобидным – бык повёл ноздрями и вернулся к своим парнокопытным дамам.

Слегка отодвинув в сторону дверь, Нильс определил, что поезд приближался к главному вокзалу Нюрнберга. Самое время сойти. Но как? Поезд мчал, не сбавляя скорости, и было неизвестно, когда машинист его остановит. Как поступить? Мозг Пинзлера лихорадочно работал и очередное озарение не заставило себя долго ждать. План был блестящим, но далеко небезопасным. Дрожа от страха, как осенний лист на ветру, находчивый художник быстро подошёл к быку и... ударил его изо всех сил ногой в район между задних ног – в самое болезненное место всех мужских особей любого вида млекопетающих на планете. В следующее мгновение бедное животное издало такой громкий и пронзительный звук, что, казалось, вагон разорвёт на части. Бык, раздувая ноздри и брызгая слюной, резко развернулся и направил свои острые рога на обидчика. Художник в сей же миг бросился опрометью к задней стенке. Разъярённый зверь взял небольшой разгон и ринулся на моего знакомого. Но в тот момент, когда грозное животное находилось в двух шагах от него, Нильс ловко прыгнул в сторону и откатился в угол. Между тем бык врезался с мощью противотанкового снаряда в заднюю стену деревянного вагона и застрял в ней рогами. Удар был настолько сильный, что металическое крепление между передним и их вагоном лопнуло. Вследствие этого поезд поехал дальше без Нильса и коров. Подождав, пока его вагон, который был, кстати, последним в составе, остановится, художник, извинившись перед застрявшим в стене быком, выбрался наружу.

По пути домой он сообщил из телефона-автомата диспетчеру вокзала о «потерянном» вагоне, а также купил в магазине на заправочной станции четыре булочки и калач. Уставший, грязный, скверно пахнущий, но несказанно счастливый после изнурительной одиссеи, Нильс с лёгким сердцем шагал по ночным улицам Нюрнберга. Ничего уже не указывало на наводнение, повлекшее хаос и разрушения. Когда художник подходил к своему дому, колокол на башне католического храма отбивал двенадцать ударов.

Фрау Пинзлер встретила своего мужа скалкой и гневными ругательствами. На её вопрос, где он пропадал весь день, Нильс ответил: «Ходил за булочками, как ты велела» и, протянув ей пакет, начал рассказ о своих необычайных приключениях. Но уже на месте о снегопаде его пришлось прервать, так как супруга художника разгневалась ещё сильнее и принялась кричать, что не желает выслушивать «дурацкие небылицы». Нильс возразил было, что снегопад, находясь в квартире, можно и не заметить, да и их квартал могло обойти стороной, но фрау Пинзлер ничего не желала слушать. В очередной раз назидательно сказав Нильсу, что он глупый фантазёр, неудачник и бездельник, она принялась «поучать» его скалкой. Пинзлер защищался и тщетно призывал свою супругу к благоразумию.

Эту невероятную историю я услышал из уст самого Нильса Пинзлера, художника из старинного немецкого города Нюрнберга. Потому за её достоверность перед уважаемым читателем ручаться, к сожалению, не могу. Сам я в Нюрнберге во время событий, изложенных в рассказе, не находился, а мои расспросы среди друзей и знакомых не смогли прояснить ситуацию. Ну, а вообще, если быть искренным, меня занимает не правдивость этой истории, а её необычайность, завораживающая фантастичность и некое исходящее от неё волшебство, которое способно даже самый серый день раскрасить разноцветной фееричной радугой.