Карл Шифнер

Полина шла торопливо вдоль заснеженного берега моря и поминутно поглядывала на окна домиков. Она спешила к автобусной остановке, желая тайком уехать, чтобы никто не узнал и не пытался удержать её.

Шла-то она торопливо, но не получалось быстро. Идти по свежему снегу да с тяжёлой сумкой было нелегко. К тому же чувствовала она себя прескверно. Порывистый ветер с моря так и норовил повернуть её обратно, обжигал лицо и руки. Один домик минует, а там, впереди, другой замаячит. Маленький северный посёлок - дальний рыбоприёмный пункт - из нескольких бараков и полутора десятков домиков растянулся по побережью, кажется, до бесконечности. Живут здесь в основном рыбаки и рыбачки - народ простой, работящий, не избалованный комфортом, но любящий во всём простор и свободу. И чтобы окна домов непременно смотрели на море.

Жила и Полина здесь целое лето. Радовалась тому, что прямо за окном дышало могучее море - то пугающе шумное, то затаённо-грустное, то ласковое, тихое, то озорное, но никогда не бесстрастно-равнодушное...

Полина уходит. Тайком. Прощаясь с другом-морем и поселком, домики которого уставились на неё во все глаза. Попробуй тут проскочить незаметно. В любую минуту могут выскочить и по-свойски бесцеремонно спросить, куда это она направилась в такую рань да с такой огромной сумкой. И что она им скажет? Нет, надо спешить. Надо дотянуть хотя бы до автобусной остановки, а там, среди других, глядишь, в суете и не заметят её.

Полина собрала все силы и прибавила шагу. Но дышать становилось труднее. Не хватало воздуха, что-то жгло внутри, хотя было свежее утро и смешанные запахи морской волны и чистого молодого снега прямо-таки опьяняли. Она оглянулась, нет ли кого поблизости, и остановилась у самой кромки берега, застывшего сверкающей снежной коркой. Синева моря завораживала, магически шептала, звала, затягивала в загадочную глубину. Полина повиновалась этому зову и решительно шагнула в леденящую воду. «Исчезнуть навсегда», - прошептала она и сделала ещё несколько шагов. Сумка сама сползла с плеча и мягко плюхнулась в воду. И тут она почувствовала в животе мощный толчок. Привычным осторожным движением приложила руки к животу и с нежностью нащупала то место, откуда доносился настойчивый стук, который радостно всколыхнул всё её существо, сладкой пронзающей болью отозвался где-то под сердцем. Полина, словно спросонья, пришла в себя, испугалась и, схватив сумку, резко отпрянула назад к берегу.

Полина решила передохнуть, отдышаться. Отдыхая, она смотрела на море, спорящее с ветром, сумрачное и скандальное. Не так давно оно было тихим и сияющим, особенно на фоне осенних ярко-сиреневых сопок. Теперь, когда выпал снег и берег очертило звонким льдом, море посуровело, приняло угрожающий зелёновато-пепельный цвет. Взгляд её устремился вдаль и застыл, словно объектив фотокамеры, сфокусировав тот небольшой квадратик моря, где едва заметно колыхалось рыболовецкое судёнышко. Ничего, кроме этого далекого кораблика, она теперь не видела. Погрузившись в себя, она вдруг вполне явственно услышала знакомую мелодию. Вначале Полина удивилась, подумала, что это поют-шумят где-то там далеко свинцовые волны. Или это кричат тоскливые в ветреную погоду чайки?

Радость - это море,

Море - это горе.

Шторм - когда беснуется вода-а-а-а…

Скоро шумный берег скроется из вида,

Скоро море будет бить в набат...

Девушка приехала сюда ранней весной, в холодный ветреный день. Но ни скверная погода, ни мрачный, безрадостный вид крохотного посёлка не напугали её. Полина знала, что поедет в глушь, когда ещё училась и жила в большом красивом городе в Приморье. Но вот когда оказалась здесь, на дальнем рыбоприёмном пункте Колымы, ей стало не по себе. Она даже оглянулась на автобус, который заходил сюда лишь два раза в неделю: не уехать ли с ним обратно и сказать директору рыбокомбината, что она пошутила, просясь к черту на кулички, что она согласна работать на центральном рыбозаводе. Нет, теперь уже никаких шуток. Полина решительно направилась к самому длинному бараку - цеху рыбообработки.

- Каким ветром тебя занесло, дивчинушка? - встретила её приземистая, грудастая женщина, отстраняя Полину от прохода, словно пушинку.

- Я к вам по направлению, - как можно бодрее ответила Полина.

- Вон оно как, - пропела густым голосом грузная женщина и широко, по-свойски улыбнулась. - Да ты ещё совсем маленькая. Ну, ничего. Значит, ты и есть наш долгожданный мастер? Вот славно! Мария Дмитриевна! - позвала она. - Подите-ка сюда, гляньте, кто к нам пришел. А ты, доченька, садись, будь как дома. У нас люди все простые, свои. Ну, давай знакомиться: Анна Панкратовна, старший мастер цеха, - женщина протянула огромную, шершавую руку, пахнущую сельдью.

- Полина Александровна, - представилась приезжая.

- Поленька. Имя-то, какое красивое, редкое. Тебе сколько лет-то?

- Ох, стара я, Анна Панкратовна, - приободрилась Полина. - Третий десяток уже разменяла.

- Ха! Вот уморила! - весело рассмеялась Анна Панкратовна. - Двадцать лет - это же самый цвет. Мне два раза по двадцать и то в старухи не спешу. –

Анне Панкратовне пришлась по душе девушка, и она поспешила помочь ей побороть смущение и неуверенность, которые угадывались даже в намеренно бодром голосе.

- Ты, главное, не робей, не стесняйся. И нас, баб, не сторонись. Мы здесь бабы, как говорится, битые. Работаем по многу лет, друг друга знаем, уважаем. Огрубели, правда, без цивилизации, но ничего - жить можно.

Пришла на зов начальник цеха Мария Дмитриевна, женщина постройнее Анны Панкратовны, но тоже крепкой стати. Сбежались незвано и все работницы цеха - надо же взглянуть на нового мастера. И женщины откровенно, со знанием дела, рассматривали Полину, расспрашивая о «материковских» новостях, о приморской погоде, о личных делах, обо всём, что непременно хочется узнать от незнакомого человека. Женщины были все одна к одной - здоровые, шумные, значительно старше Полины.

- А ничего себе, наша конопатенькая тростиночка, - заключила одна из женщин, когда все отправились по рабочим местам.

- Вот видишь, какие они славные, - как бы подвела итог знакомству Анна Панкратовна. - Главное - дело своё хорошо знают. Я, к примеру, всё больше советуюсь с ними, чем командую - дружнее получается, веселей.

- Куда я попала, Анна Панкратовна?! - возбуждённо заметила Полина, простирая руки к небу. - Это же львы!

- Да ты шутница! - радостно подхватила Анна Панкратовна. - Шутки мы любим. Будь всегда такой, Полюшка.

Так и началась у Полины новая жизнь. В тот же день после работы женщины из её цеха нежданно-негаданно нагрянули к ней домой, в избу, которую освободила прежний мастер, и принялись за устройство быта. Решили, что надо всё побелить, покрасить полы и окна, прибить что-нибудь к стенке вместо ковра.

- Печку я тебе переделаю сегодня же, - объявила Анна Панкратовна. - Разве это печь? Мы тебе сделаем настоящую - русскую, да ещё с камином, чтоб всё по моде было.- И тут же стала прикидывать, с чего начать.

Полина только успевала удивляться, откуда всё берется у этих женщин и как у них ловко получается. Притащили извести, краски, каленых кирпичей. Что-то срывают, что-то прибивают, двигают, шумят, смеются...

В два часа ночи в доме уже топилась переконструированная, пахнущая сырой глиной печь. Справляли новоселье.

- Ты, Поленька, не грусти, - говорили ей, - у нас жизнь вполне интересная. Особенно летом, когда всё расцветет. Вот только привыкнуть тебе надо к женской компании. Мужики наши всё время в море или в тайге. Так что доля бабья здесь - одиночество. А будешь с коллективом - не пропадешь, не заскучаешь.

Полине понравились женщины. И вообще – новая жизнь её началась лучше, чем ожидала. А то, что здесь нет столовой, клуба, библиотеки, нет кино и даже телевидения - это не страшно. Для начала у неё есть свои книги, музыка - братишка перед отъездом подарил проигрыватель. А там пришлют и новые книжки, записи. Главное - у неё интересная работа. Она, наконец-то, обрела свободу и самостоятельность. Да и о Крайнем Севере она давно мечтала. Сбылось и это.

Все дни с утра и до позднего вечера Полина пропадала в своём рыбном цехе, где женщины консервировали тихоокеанскую сельдь в разных соках - яблочном, томатном, винном. Здесь же, в кабинете начальника, все вместе обедали за длинным столом. Только вечерами Полина сидела дома одна возле открытой печи, смотрела на красный огонь и потихоньку грустила. Тут же она читала стихи своих любимых поэтов, которых она выбрала из домашней библиотеки тщательнейшим образом задолго до отъезда: томик Пушкина, Тютчева, Блока, Бунина, Есенина, Хикмета, Фёдорова, Рубцова. Пляшущий в печи огонь напомнил ей стихи Назыма Хикмета:

Если я гореть не буду,

Если ты гореть не будешь,

Если мы гореть не будем,

Кто тогда развеет мрак?

Здесь же, у открытой печи, Полина, положив на колени толстую общую тетрадь, вела свой «Северный дневник», из которого брала потом отдельные впечатления для содержательных писем родным и друзьям. Нередко она просто сидела и, греясь, любуясь живым огнём, который никогда не оставлял равнодушным, мечтала о самых несбыточных вещах. Однажды представала себе, как она в тёплый день стоит у морского причала и встречает рыболовецкие траулеры с богатым уловом рыбы. Траулеры приходят и уходят, приходят и уходят. А она встречает и провожает. Каждый день к её причалу приходят корабли. Но вот она увидела вдали в синем море необычный корабль с красивым капитаном, всматривающимся в неё через длинную подзорную трубу. Это её капитан...

И вот Полина стояла на заснеженном берегу, держала руки на животе, вглядываясь в маячившее в мутном море убогое рыболовецкое суденышко, шептала:

- Мой капитан... Мой капитан, - повторила она и жестко, с болью провела ладонью по лицу, словно хотела содрать с него ненавистную маску и одновременно прикрыться от стыда и боли.

Ах, этот капитан! Сто лет пройдет, а не сможет она забыть его. Не спрятаться от его колдовского взгляда ни на земле, ни на дне морском. Хочется смотреть и смотреть в эти крупные, синие, как море, глаза - не оторваться б вовек. Полина смотрела в них безотрывно, словно барышня в волшебное зеркальце, в ожидании чуда. И чудо это свершилось. Как обычно, после рабочей смены, Полина направилась домой по самому короткому пути – вдоль пустынной галечной набережной. Время было предвечернее, и огромное солнце нависло над морским горизонтом, окрасив всю округу золотистым цветом. Вырвавшись из душного рыбного цеха, Полина наслаждалась свежим морским воздухом, любовалась необычно ярким закатом, и усталость быстро покидала её. Она не спешила, эти пешие прогулки до посёлка ей нравились, хорошо настраивали на приятные мысли и воспоминания о родном доме.

Так было и в тот вечер, когда, казалось бы, на совершенно безлюдном побережье вдруг её окликнули. От неожиданности она резко остановилась и глянула снизу вверх: перед нею, словно с неба спустился, стоял он – капитан. Оторопевшая Полина откровенно рассматривала его, высокого, моложавого моряка в красивой капитанской форме. Симпатичный капитан восхищённо смотрел на неё и молча улыбался. Но, заметив растерянность девушки, поспешил поздороваться:

- Здравствуйте, Полина! Вы - наша новенькая. Не удивляйтесь – здесь такие новости быстро облетают. Вижу, Вы решили пешочком добираться до посёлка. Если не возражаете, я мог бы с удовольствием подвести Вас, - он указал рукой на стоявший у причала траулер. – Извините, что забыл представиться. Костя! Капитан рыболовецкого траулера. Мог бы Вас прокатить на этой посудине. – На его худощавом, обветренном лице появилась детская улыбка, и глаза его от этого стали еще голубее.

- Правда? Как здорово! Я согласна! – выпалила Полина, вне себя от восторга. Судно медленно отчаливало от берега. Из радиорубки вылетала музыка, оглушавшая всю палубу и берег.

Эту песню Полина слышала впервые, и она ей очень понравилась. Было в ней что-то необычно волнующее, отчаянное, что полностью соответствовало окружающей обстановке, настроению девушки.

- Нравится? - спросил капитан.

- Очень!

Полина стояла рядом с ним в капитанской рубке, смотрела на удалявшийся берег и напряженно слушала:

«Вся земля как будто на ладони.

Все слова весомее втройне...»

- Где вы откопали такую чудесную песенку?- спросила Полина у сияющего капитана. - Она такая... ну, такая, будто прямо из души идет. Даже не так. Будто кто-то смотрит на нас и тут же, экспромтом, поёт о том, что происходит именно сейчас.

- Да-да. Я тоже это заметил, - подхватил капитан. - Это удивительная песня… Хотите подержать штурвал?

- А можно? - Полина подошла к нему вплотную. Ей очень хотелось заглянуть ему в глаза ещё раз, как при знакомстве на берегу, но не решилась.

А капитан решился. Он посмотрел, словно весь в неё проник. Боже, в этом взгляде Полина прочла столько необычного: и грусть, и страсть, и крик души - все это просилось наружу из его сияющих глаз.

Наконец, Полина, держа руки на штурвале, глянула в ответ, и лёгкая, безумная душа её с такой силой потянулась к нему, что она, ничего не сознавая, страстно прошептала:

- Мой капитан…

- Полина! - он коснулся кончиками пальцев её пушистых русых волос.

- Мой капитан! - и порывистым движением головы задела щекой его горячие, жёсткие губы.

В рубке стало тихо, прохладно. Было слышно, как с шумом и плеском бились за бортом морские волны.

«Радость - это море. Море - это горе,

Шторм - когда беснуется вода-а-а-а...»

Потом Полина все вечера сидела дома возле горячей печи, которую топила не для тепла, а для души. Свет не включала - так казалось романтичней. И ждала, ждала. Однажды она увидела, а может, просто показалось, как кто-то прошмыгнул мимо её окна. Полина прильнула к стеклу, встав коленями на подоконник, из темной комнаты стала всматриваться в ещё большую темноту ночи, но так ничего и не заметила.

Полина захандрила. Всю ночь не спала. На работу пришла с опухшим лицом.

- Что-то ты мне сегодня не нравишься, - заметила Анна Панкратовна. - Захворала?

- Нет, - едва пискнула Полина.

- Болит что-нибудь?

- Нет, - еще раз пискнула, словно заблудившийся в лопухах цыплёнок.

- Господи, да что с тобой? - всполошилась Анна Панкратовна и внимательно глянула Полине в глаза. - Да ты, никак, влюбилась? - осенило бывалую женщину. - Ой, смотри, девочка. Любовь - это же огонь: чем ярче горит, тем сильней ослепляет.

- Нет! - с испугом выпалила Полина, отстраняясь от неё.

«Пусть ослепляет, - подумала Полина. - Пусть. Только бы не мучиться и не ждать напрасно».

Прошла уже целая вечность, а капитана всё нет и нет. Может, уже забыл её? Может, для него всё это ничего и не значит? Собственно, особенного-то ничего и не произошло, если не считать, то прикосновение щекой к его губам. Такое бывает, наверное, и просто случайно. Но взгляд его? Он говорил больше всяких слов.

И все-таки она дождалась. Он пришёл холодной, ветреной ночью, когда Полина уже спала. Она вдруг услышала, вернее, почувствовала кого-то рядом. Она открыла глаза - и увидела его возле кровати: исхудалый, растрепанный, тихий и ласковый.

- Мой капитан! - Полина обвила его шею своими длинными, теплыми руками. - Мой капитан,- шептала она, страстно целуя его.

- Не сон ли это, Полюшка?

- Костя, давай включим свет, мне так хочется посмотреть на тебя.

- Не надо, Поля! - поспешно возразил он и наглухо затянул штору на окне.

И в голосе его, и в движении руки со шторой было что-то непререкаемое, приказное, и в то же время будто бы что-то боязливое.

- Мой капитан боится быть замеченным? Ты стыдишься меня?

- Поленька, дорогая, о чем ты? Я схожу с ума без тебя. Но... я не смею быть здесь. Не смею, понимаешь?

- Почему?

- Поля, я не смею... Ты разве не знаешь? – лепетал он.

- Я и не хочу знать! - решительно заявила она. - Ты - мой! Ты мой капитан! Слышишь?

- Слышу, Поленька…

Ворочались, трещали, гудели в печи сосновые чурочки, нарубленные сильной Анной Панкратовной. Ветер свистел за окнами, хлопал старыми ставнями. Огонь из открытой печи освещал их возбуждённые лица.

Утром, когда Полина проснулась, капитана уже не было. И она поняла, что снова впереди долгое ожидание.

Каждый дeнь Полина выходила на берег и всматривалась в синюю даль моря. По вечерам расставляла на столе все принесенные капитаном «морcкие игрушки»: белоснежные кораллы, раковинки, сухие черепашьи панцири, затвердевшие серые крабы, цветные камушки. Она смотрела на них, любовалась ими, разговаривала с ними. И каких только приключений не видела при этом! С помощью её незаурядного воображения отважный капитан совершал опаснейшие путешествия, какие даже не снились хитроумному Одиссею. И каждый раз её капитан выходил победителем и, в конце концов, возвращался к ней - в её тихий домик.

Эти ее мечты и постоянные ожидания делали её какой-то заторможенной, задумчивой, рассеянной даже днём, на работе, среди людей. И к ней невольно стали присматриваться. Женщины быстро поняли, что происходят с их мастером. При её появлении в цехе всякие разговоры прекращались, обрывались чуть ли не на полуслове. Но стоило ей выйти, как до неё долетали обрывки фраз:

- Молодая, однако, хваткая. Вмиг уцепилась.

- В кого?

- Кабы знать.

- Нынешние молодые не чета нам, отсталым. Любого мужика к рукам приберут. Не станут ждать, пока их удостоят вниманием.

- Эмансипация.

- Что, что?

- Ну, значит, когда баба, став свободной, берёт на себя роль мужика: штаны напялит на себя, сигаретки покуривает, до чужих мужиков хватка, первая объясняется им.

- Понятно.

Полина все ждала своего капитана. И дождалась. Он пришёл, как всегда, ночью. Так же тихо и неожиданно.

- Мой капитан! Мой милый! Костя, я, наверно, умру без тебя. Скучал ли, милый?

- Очень! Только и думаю о тебе.

- Ой, Костя! Теперь я тебя никуда не отпущу... Костенька, я не отдам тебя никому. Мой капитан!

- Твой... твой, - неуверенно поддержал он. - Но, Поленька, наша любовь должна быть тайной. Для всех без исключения! Если нарушится наша тайна - конец нашему счастью.

- Только не это! Пусть будет тайной, если ты так хочешь. Я так счастлива! Ты мой вечный странник, мой загадочный рыцарь.

И опять ожидания.

Полина умела ждать. С чувством, с терпением, с наслаждением. И всё тайно. Глупенькая Полинка! Разве можно сделать тайну из любви? Слишком это заметное событие в жизни девушки, полюбившей впервые, чтобы умудриться скрыть его. Тем более не скрыть тайну, которая сама уже просится наружу. А от женщин, этих всезнающих и всевидящих, подавно такое не спрячешь. Вот только одно им не ясно, одна загадка тревожит всех: «0т кого носишь? Холостые-то здесь не водятся. Замужних обираешь? Побойся бога».

Тайна её стала очевидной, но не до конца разгаданной. Полина крепилась и самоотверженно ждала своего капитана.

А капитан запропастился, словно в воду канул.

... Рыболовецкий траулер был ещё далеко, а люди уже высыпали из цеха, из домиков и побежали к берегу - к причалу. Впереди всех неслись женщины из цеха рыбообработки. Как забавно, как неуклюже, но как трогательно бежали эти полные, немолодые женщины.

На берегу, над толпой бежавших людей кружили, взвивали взволнованные чайки, они ликовали не меньше, чем целовавшиеся после долгой разлуки люди.

Несколько запоздало, понеслась к причалу и Полина. Каким-то особым чутьём она вдруг почувствовала что-то недоброе. Скорее всего, она поняла, что ко всей этой огромной радости людей, целующихся при всех, она со своей тайной любовью не причастна. Но в то же время она-то вся здесь, всей душой, каждой своей частицей хочет влиться в эту общую радость. Она была уверена, что сейчас увидит его, своего капитана, и тогда уж она не почувствует этого общего отчуждения, тогда и на неё посмотрят и вместе с нею порадуются. Пусть уж теперь узнают все, кого она любит. Когда он здесь, рядом с ней, ей нечего скрывать.

Но вот увидела его и заледенела, глазам своим не веря: её капитана уже обнимали, целовали. Девчушка лет двенадцати прыгнула ему на руки, обвила его шею и повисла, громко смеясь и ликуя, а рядом стояла Анна Панкратовна и нежно поглаживала капитана по плечу.

- Нет! - вскрикнула Полина и, зажмурившись, убежала прочь, оставшись незамеченной.

... Ночью поднялся сильный ветер. Он тянул с моря и пронизывал до костей. ...Впервые Полина не растапливала печь. В домике её было темно, пусто, холодно. Полину сильно знобило. Не раздеваясь, прямо в одежде забралась в постель и всё куталась, куталась, но никак не могла согреться под двумя тёплыми одеялами. Больше Полина не ждала своего капитана. Впервые она почувствовала себя по-настоящему одинокой.

Тайна её, которая всё больше и больше давила под самым сердцем, так и осталась нераскрытой.

Однажды она встретила Костю у причала. Но он мигом отвернулся и быстро ушёл восвояси. Потом как-то ещё раз случайно столкнулась с ним, но вновь её капитан ловко увернулся от встречи.

Теперь она знала, что здесь она никому не нужна. Совершенно никому. На работе её вежливо терпели. Если и говорили с нею, то лишь из необходимости, по долгу службы, глядя куда-то мимо неё. Нет, к ней не приставали с расспросами, её не осуждали. Просто для рыбачек она перестала существовать. Каждая из них невольно думала: «Вдруг от моего мужика отяжелела?»

Так дни тянулись тоскливой чередой. Один безнадёжный день сменялся другим, ещё более безнадёжным, и ничего утешительного они уже не сулили.

И вот это последнее утро. После очередной бессонной ночи Полина встала пораньше, уложила наспех свою огромную сумку и поспешила отсюда навсегда вместе со своей тайной.