Курт Гейн

У меня нет водительского удостоверения. И даже здесь, в Германии, где без автомобиля нормальную жизнь представить себе трудно, я обхожусь без «тачки». Мне крупно повезло: в свои пятьдесят семь лет я получил работу, да ещё и в городке, где живу. Мои дети тут же, и у всех, разумеется, авто. Всегда найдётся, с кем поехать к врачу-специалисту или сделать большой «айнкауф».

А случилось вот что: чтобы помочь моим новым односельчанам быстрее интегрировать меня в свою среду, я показал свои картины на выставке народного творчества в честь храмового праздника. Местные жители – народ добрый и непритязательный. Мои работы им понравились. Директор начальной школы переживал ренессанс своего, чуть, было, не захиревшего, заведения, благодаря лавине школьников, хлынувшей из семей многодетных «аусзидлеров», активно двигал интеграционный процесс. Он где-то поговорил, кого-то уговорил, с кем-то договорился, и меня приняли преподавателем в художественную школу. Дал помещение в своей школе, и надобность обязательно иметь свой автомобиль отпала.

Ученики пошли ко мне охотно потому, что им надоели молодые преподаватели-модернисты, нудившие их ляпать кляксы на бумажные тарелки и тискать на картон запачканные красками ладошки.

Индейцы на пегих мустангах, викинги в рогатых шлемах, парусники в штормовом море увлекали их больше, чем отпечатки грязных ладошек на картоне. Боюсь, и толика идей социалистического реализма осела в их безыдейных головах, ибо учил я их тому, чему меня самого учили на заочном художественно-графическом факультете Омского пединститута имени основоположника этого самого учения – А. М. Горького.

Дети – большие мечтатели, но грезят реальными образами, а не кляксами. Эти образы самыми разнообразными способами возникали на их картинах и имели большой успех на ежегодных выставках. Моё тесное общение с детьми привело мой немецкий в относительный порядок, а деньги, не ушедшие на автошколу, покупку машины, на её содержание и бензин, с удовольствием трачу на книги, краски, холсты, рыболовные причиндалы и прочие приятности. (На рыбацкий «шайн» ни денег, ни времени не пожалел.)

Сын и зятья охотно берут меня с собой на рыбалку. Старичок зажиточный, и заправит при случае, и объёмистый пакет с мамкиными пирожками в его поклаже обязательно «имеет место быть». Бутылочка коньячка у него среди крючков и червячков тоже сыщется, а уху такую, на сибирский манер, сварганит – лирическая поэма в трёх частях!

Мне в радость быть при молодых, сильных людях. Восходы и закаты над водой, приятные рыбацкие волнения, сон на свежем, пахучем воздухе и никакой мороки с автомобилем. Водителям за рулём некогда глазеть по сторонам, а я любуюсь окружающими пейзажами, удобно развалившись на заднем сидении. Если мелькание видов за окнами надоедает, есть у меня в запасе приятное занятие – воспоминания. Закрываю глаза, чтоб не лезли с разговорами, и под мерное шуршание колёс уношусь в прошлое...

Да, нет у меня водительских прав, а могли бы быть. В средней школе большого немецкого села на Алтае, где я работал, десятиклассники изучали автодело и получали права шофёра 3-го класса. По вечерам в том же кабинете занимались взрослые. Почти исключительно мужики. Не женское это дело – угробят ни за понюх табаку машину, которую ждали годами, откладывая каждую копейку и отказывая себе в самом необходимом. Да женщины и сами не лезли: «Мужики за руль всё равно не пустят – им на рыбалку, на охоту, а бабам там не место. За ягодой, за грибами или на выходной с детьми на озере отдохнуть – это мы с ними, с мужиками. Пусть рулят, тешатся».

Хороший приятель Сашка Вальгер, который вёл автодело, ежегодно приглашал меня: «Давай и ты в этом году приходи. Права не помешают. Экзаменов бояться нечего – сам знаешь». Знаю. Все всегда сдавали.

В магазинах пусто, а в колхозе для хорошего человека всегда нужный продукт найдётся. Сгоношил, не очень напрягаясь, заведующий зверофермой правишки – глядишь, и жена гаишника, не хуже людей, в песцовой шапке ходит и котлетку с рассыпчатой гречкой к обеду своему капитану подаёт.

Итак, все сдали! Все получили вожделенные права. Надо обмыть! Нельзя – обычай! Жёны для такого святого дела снабжали мужиков увесистыми котомками, и в кабинете стоял такой всепроникающий аромат, от которого у экзаменаторов кружилась голова, а слух и зрение теряли профессиональную остроту.

В берёзовой роще, на давно присмотренной поляне, стелили большой брезент, выставляли содержимое сумок и приступали к заключительному торжеству. Через некоторое время застолье значительно увеличивалось. Это, пользуясь случаем, из чащи на поляну просачивались экспедиторы, продавцы автолавок, шоферы, владельцы легковушек и мотоциклов со своими бутылками и сушёной рыбкой, чтобы уладить с инспекторами возникшие проблемы, а те, у кого их ещё не было, завязывали с милицией личный контакт загодя, впрок. Мало ли? Бережёного и Бог бережёт! Были и просто любители гульнуть на дармовщину.

Когда гульбище к полуночи достигало апогея, выставляли трёхлитровую банку первача убойной силы. Это был апофеоз! Побоище славян с печенегами! Сашка, предусмотрев этот вариант, заранее подряжал двух шоферов, которые развозили не ходячих по домам, а магарыч распивали в подходящее время. Таким манером в славную семью советских водителей вливалось ещё двадцать новых членов.

Офицеры, переночевав у мелкого начальства, паковали щедрые дары и, основательно опохмелившись, убирались восвояси до следующего раза.

На одном из таких выпускных актов я был почётным гостем и на «дружеской ноге» с инспекторами, но права делать не стал: в очереди на автомобиль так и так не достоишься, особенно лицам не производящим «материальных ценностей». Я ведь всего лишь «прослойка», вышедшая из рядов рабочего класса и колхозного крестьянства. Были, правда, возможности. Меня настойчиво нудили в инструкторы райкома или директором в пионерлагерь, предлагая в награду машину вне очереди. Удалось отфутболиться. Личная свобода мне дороже всего, а автомобиль – обуза, морока и пустая трата времени.

Ну, а охота, рыбалка, грибы? Без проблем. У меня есть друзья, имеющие автомобили или мотоциклы, и среди них хватает страстных любителей погонять по пороше зайцев, пострелять на зорьке стремительных чирков, подёргать жадных колючих окуней из тихой степной речки или толстых карасей из тинистых озёр. Были среди моих друзей и молчаливые, несуетливые любители «тихой охоты» - грибники.

С ними мне особенно хорошо – не мутят болтовнёй зыбкое мерцание солнечных бликов и шуршание голубого сквознячка. Стоишь, очарованный красотой широкой поляны, похожей на зал волшебного тетра. Плакучие ветви золотыми люстрами парят между ослепительно белыми колоннами берёзовых стволов. Серебро осенних паутинок трепещет на распахнутом занавесе из багряных осиновых листьев, за которым видна бирюзовая степь, над которой, трубя, летит клин журавлей.

И не нужен мне грохот и копоть великих строек; и не хочу я «сказку сделать былью»; и ни к чему мне «вместо сердца пламенный мотор». А пусть всегда будет этот чудесный театр, и пусть в его беспрерывно меняющихся декорациях, нескончаемо идут спектакли с тихими снегопадами и свирепыми метелями, с грозами и радугами, с иволгами и соловьями, с душистой земляникой и хрусткими груздями, с кромешными ночами и полной луной, и…

Ого, как тряхнуло! Очнулся от грёз, огляделся. Ага, уже к озеру спускаемся. Да, полезная это вещь – автомобиль. Едешь, куда хочешь и когда хочешь. Но мне лично без него спокойнее – ни расходов, ни забот, ни мороки.

29 апреля 2003 г.