Яков Иккес

1972 год. Я председатель колхоза «Красная звезда», что под городом Джамбул. С женой решили погостить в Талды Кургане у своего двоюродного брата.

К дому Андрея мы подкатили в пятницу под вечер. Не виделись более пяти лет. Женщины после короткого и дружеского лобзания унесли чемоданы в дом. Андрей, белокурый мужчина крупного телосложения, с шеей быка и глазами стеклянного цвета навыкат, на радостях обнимая и указывая на женщин, сказал:

- Ну, теперь не оторвешь их. Весь вечер будут тряпки рассматривать и ляскать языком, - и в тени виноградника, обвившего стойки, принялся накрывать стол на веранде. После дневной жары южно-казахстанского лета было приятно наслаждаться свежим ветерком, несшим прохладу водички в арыках. Оживали и трепетали, проснувшись, крохотные листочки огромной акации, украшавшей двор. Веселая стайка вездесущих воробьев, порхая между веток, чирикала без умолку одним им известным говором.

Андрей, понося недобросовестных женщин, носился по хозяйственным пристройкам: кухня, погреб, кладовка, веранда. Вскоре на столе появилась бутылка без этикетки с самодельной пробкой, чашка с квашеной капустой и ломти ржаного хлеба.

- Это для начала, по-сибирски, - пояснял он, нарезая крупными шайбами лук.

- Самогон? - спросил я, указав на бутылку.

- Конечно...

- Но ты же знаешь, что я эту дрянь не пью!

- Тогда надо было заранее предупредить, что едешь. Я в доску разбился бы, но на этот случай припас бы более благородный напиток. А сейчас будем пить «первач» из сахара собственного производства. От забулькавшей мутноватой жидкости потянуло терпким запахом сивухи.

- Как ее пить? – поморщился я, передернувшись.

- А вот так! – сказал он, опрокинув в рот полстакана сивухи и потребовал:

- Пей, не отравишься...

- Ну ты, Андрей, даешь! Ну, хоть заправил бы чем-нибудь, чтобы не так воняла. – упрекнул я и, поднявшись, пошел в сторону сортира в конце усадьбы.

- Зоя! Зоя! – раздавался на весь двор разъяренный голос Андрея. - Хватит языки чесать. Якову самогон не нравится.

Вернувшись, я нашел женщин на кухне, отваривающих сибирские пельмени, и на вопрос: «Андрей где?» - получил ответ, что он побежал по магазинам «добывать» водку или какой-нибудь другой напиток.

- А почему у вас во дворе воняет креолином, как у нас в колхозе при купании чесоточных овец? - спросил я Зою

- Да это же он, «паразит», со своим дружком и натворил. Алкаши проклятые! – засмеялась Зоя, прервав задушевный разговор с моей женой, рядом с нею ворковавшей у плиты.

- Как это натворил? – не понял я, – чесоточных баранов во дворе купали что ль? Так емкости не вижу... А кто этот дружок ? – не отступал я от нее.

- Да из Сибири-то две недели-то гостил у нас его давнишний дружок, медвежатник по кличке Миклуха. Вместе-то в те тяжелые послевоенные времена в тайгу на медведя ходили. Завалят, бывало, их парочку - на всю неделю-то хутор сыт. А пили в те времена в Сибири только самогонку. С пьяна-то их ни мороз и никакая другая холера не брала, а гнали ее почти в каждом доме из ячменя и картошки...»

- Зоя, о том, что в Сибири пили сивуху по любой причине и без, я не раз слышал от Андрея, - оборвал я ее скоростной сибирский говорок. – Ближе к делу... Давай про креолин...

- Так вот... Андрей с радости, что приедет Миклуха, двойным перегоном нагнал первача целую десятилитровую бутыль, - продолжила Зоя, гремя посудой и хитро улыбаясь. - И забухали они на пару, вспоминая свою молодость и сибирские похождения. А парни-то были что надо! Силища-то, что у тех медведей, а дурости-то хоть отбавляй. Овдовевшие солдатские бабенки табуном за ними ходили. Вот и я-то «дура» втрескалась в одного из них. Ожидала от него нежности, ласки и напрасно. После того, как сошлись, он загнал меня в доску, «бугай ненасытный». Ой, Яша, опять отвлеклась! А ведь приятно вспомнить... Андрей-то на это время отпуск взял, а меня шеф с работы не отпустил. На третий день на работу прибегает старшая дочь, зареванная и говорит: «Папка там, матерится на чем свет стоит, все излазил не может найти какой-то чи ванилин, чи креолин». Я-то сдури или со злости поняла «креолин» и рассказала ей, что он в порошках на потолке под крышей, в старом валенке и послала обратно. Андрей с похмелки-то сам не полез, а послал ее. Она, как я ей и рассказала, быстро нашла тот проклятый валенок и кричит оттуда: «Сколько взять?» Тут несколько пачек в газету завернуто. «Хватит одной! Бросай сюда и слазь, да быстро в погреб за капустой и солеными огурцами».

На работе меня вдруг осенило: «Креолин, креолин... А зачем им понадобился креолин? Вроде больных животных в хозяйстве нет... А, может, дочка перепутала креолин с ванилином? Может, Андрею захотелось похвастаться ванилином, который мы иногда, чтобы приятнее было пить, добавляли в самогонку? Но ванилин давно кончился... «Вот паразиты, могут по пьянке не разобраться и испортить весь самогоном в бутыли», - подумала я и, отпросившись на часок у бригадира, помчалась домой. Уже на пороге веранды, где они расположились, я почувствовала запах креолина. Миклуха держал над горловиной бутыли свернутый лист бумаги, а Андрей ложкой сыпал в нее белый порошок. Мое появление их ошарашило, а на мою истерику они, прекратив приготовление коктейля, сивухи и креолина, с перекошенными пьяными харями начали упрекать меня в несознательности и даже в хамстве. Только, когда я их по-сибирски начала матюгать и, вырвав из рук порошок, объяснила, что это не ванилин, а креолин против чесотки животных, они начали трезветь и принюхиваться. «И вправду чем-то воняет! Я же просил ванилин, - разорался, Яш, твой братан и давай меня материть, будто я во всем виновата.

- Ну, а дальше что произошло, - сгорал я от любопытства. - Испорченную самогонку, наверно, вылили.

- Прям-таки вылили! Твой братан сказал, что чем «добру пропадать, лучше хай утроба лопнет. Видел, говорит, как в колхозах купают овец в растворе креолина, ни одна голова не сдохла и мы живы будем, если не помрем. Наливай, говорит Миклухе, «после нас не будет нас!» Думала, Миклуха поумнее моего обормота, так и он туды же... Выпили они по стакану этого коктейлю и завалились спать. Мы то с дочкой до ночи, сидя возле них и пощупывая пульс, сдуру-то наревелись, а они, выспавшись, сбегали в сортир, а по возвращению выпили еще по стакану того же коктейлю, и вновь на боковую. И так за пару недель всю бутыль и выжрали.

- И что же! – ахнули мы с женой.

- Да ничего с ними-то не случилось. И черт их поганцев-то не взял... Только сортир весь испоганили, до сих пор вонят...

- У-у-у, ябеда! Уже успела наябедничать! - воскликнул Андрей, появившись в дверях. – Сама-то в Сибири варила нам бражку и настаивала на табаке. Она похлеще этого коктейля была. Неделю желчью рыгали... А тут таперича вонят. Чем баснями кормить гостей, ставь-ка лучше пельмени на стол.

- Да чегой-то ты «черт полосатый» меня ябедой обозвал, - обиделась Зоя. – Расскажи-ка лучше своему братану, как Миклухина жена из Сибири в письме запрашивала, у какой бабы он там ночевал. Тут от наших баб, куда он лазил по пьянке, от него несло потом и бабскими трусами. А теперь не пойму, чем он вонят... Уже вторую неделю в кровать не пускаю. Слышу только, как он на диване во сне бормочет: «креолин – ванилин, креолин-нафталин»