Антонина Шнайдер-Стремякова

О пунктуальности немцев ходят анекдоты, у меня быль – не анекдот.

В тот памятный вечер муж с сынишкой поторапливали её: здание, где была назначена встреча с юристом, предстояло ещё разыскать.

Большое и одноэтажное, оно утопало в саду.

Мадлен в напряжении вошла – пусто! Заглянула во все кабинеты – узнать, где будет принимать господин Грюн, – никого не нашла. В недоумении обследовала углы. Туалетная и канцелярская бумага, мыло, ручки, статуэтки, цветочки, компьютеры – всё на виду, бери – не хочу!..

«Странно… – мысленно сравнила она, вышла во двор и села за столик у роскошной клумбы. – Неужто немцы такие наивные и доверчивые?» В России не оставляли кабинеты открытыми.

Прошло полчаса – никто не появлялся. Наконец, хлопнула калитка. Мадлен оглянулась и близоруко прищурилась – по тропинке перекатывалась пожилая дама. Заметила клиентку и разулыбалась, а поравнялась – рот до ушей растянула и поздоровалась как со старой приятельницей.

«Вот это да-а!.. С незнакомыми и – здороваются! – ахнула про себя Мадлен.

Простого приветствия «перекати-поле» показалось, видимо, мало – она тормознула и с очаровательнейшей улыбкой выдала:

- Еs ist nur halb sechs, sie sind zu früh gekommen (Ещё только половина шестого – Вы слишком рано пришли).

«Ничего себе! С улыбкой – отчитали !.. Что ли в Европах так принято?» – Мадлен опустила от удивления поднятые было брови и отреагировала на диалекте, сделав акцент на «у нас в России»:

- Un pei uns in Rußland ist jo es Norma frühr kommn, sogar uf 30 Minuten – s ist ein schöne Ton und gans gut, что должно было означать: «А у нас в России прийти на полчаса раньше – норма и даже признак хорошего тона».

Толстушка выслушала молча, да так с улыбкой и уползла. За десять минут до начала «термина» начали собираться люди, а за минуту до приёма закатился амёбообразный дядя и спросил, зачерпнув рукой в сторону кабинета:

- Кто первый?

Говорил он быстро – Мадлен не понимала.

- Kann-mr langsamr? (Можно помедленнее?) – остановила она его.

Дядя вскинул глаза, застыл и после «немой сцены» заговорил помедленнее и попроще. Выходило, что бумаги следует заполнять «до» прихода. «Чего ж тогда ты здесь сидишь? К тебе ж за помощью приходят!» – снова возмутилась про себя она, но выразилась деликатно:

- Tort sin viel schwere Wörter – ich vrsteh nit alles. Helfen Sie, bitte! (Там не всё понятно – мудрёных слов много. Помогите, пожалуйста!)

- Dan muß man ein Dolmetscher nehmen! (В таких случаях нанимают долметчера!) – повысил голос дядя.

- Was ist „Dolmetscher“ un wu kann-mrn das nehmen? (Что такое «долметчер» и где это можно взять?) – удивилась она.

Дядя опять надолго застыл. Мадлен повторила вопрос. Подобревший, он начал внимательно её разглядывать. Задержался на живых зеленоватых глазах, пышных губах, затем правой рукой прикрыл лицо – спрятался. Наконец, сказал то, что и ожидалось:

- Давайте ваши бумаги.

Мадлен сидела тихо – дядя черкал, писал, почёсывал лоб. Закончил и спросил:

- Отправить я должен сам или это сделаете вы?

Она пожала плечами: откуда ей знать, как лучше?

- Хорошо, – сказал он, – достал конверт, вложил в него бумаги, послюнявил, заклеил и отложил в сторону.

- Это всё, – протянул он листочек, сложил ладонь на ладонь и в выжидании уставился: чего, мол, ещё?..

Неприязнь к приземистому старикашке набирала обороты, ей хотелось эту неприязнь выплеснуть: не он, мол, один презирать способен!.. Но выразить палитру чувств бедный лексикон Мадлен был не способен, и она смолчала, сожалея, что не у себя в России, – там на нём, ох, и выспалась бы!..

С достоинством вынула тельце из кресла и гневно зашагала по просторному кабинету к выходу, однако на его середине решила показать, что она не какая-то там деревенщина, а интеллигентная дама. А интеллигентной даме пристало и интеллигентно прощаться! Но!..

Мозг вдруг заклинило – должно быть, в наказание за выброс агрессивного адреналина: хорошо знакомое „auf Wiedersehen!“ («до свидания») напрочь выскочило из головы. Заклинило, щёлкнуло – и всё! И оживить в закоулках памяти это самое «до свидания» не было никакой возможности. У самой двери неожиданно выплыло «guten Tag». Мадлен показалось, что это и есть „auf Wiedersehen!“

- Guten Tag! – прокричала она.

Сообразив, что сморозила не то, испуганно оглянулась – посмотреть на реакцию неприятного дяди. Его реакция оказалась непредсказуемой. Он оживился, разгладил горб широкой спины, поднял руку, приветливо помахал и прокричал:

- Guten Tag! Guten Tag!

Радостно прокричал. Аж два раза!..

От удивления она едва не выронила костыль – чего, мол, это дядя два раза с нею поздоровался?..

Развернула в Heimе-общежитии бумажку и обнаружила в ней всего-навсего одно слово: «Грюн». Теперь ломала голову, что бы это могло значить.

Земляки слушали её и похохатывали, вспоминая свои истории. Когда она несвойственным ей фальцетом выдавила вдруг «Guten Tag!», они закудахтали, забасили, залились хрустально и даже колокольчиком. На лестничную площадку сходились со всего подъезда. Наконец, успокоились и стали разбираться. Оказалось, «долметчер» – не «что», а «кто» – переводчик. Грюн – его фамилия». А „Guten Tag!“ – не только приветствие, но и вежливая форма прощания – доброго, значит, дня ещё желают.

Земляки расходились, аппетитно посмеиваясь:

- Вот тебе, бабушка, и Guten Tag!

В комнату, временное жильё, семья входила весело, расслабленно и неторопливо.

05.08.07.