И. Крекер
И снится мне сон, будто я разговариваю с нашей скромной жиличкой, прожившей лет пятьдесят тихо и незаметно в психиатрической клинике.
Проснулась от какого-то внутреннего толчка, заставившего резко забиться сердце и открыть глаза. Сначала я не сообразила, что нахожусь дома, в мягкой постели, но, поняв это, облегчённо вздохнула.
Потом я попыталась как за ниточку вытянуть из сознания последний эпизод сна. На недалёком расстоянии от меня стояла маленькая, очень бледная женщина. Руками она опиралась на коляску для ходьбы. Её глаза молили о помощи. Они были широко раскрытыми, говорящими, стонущими, просящими. Я потрясла головой, пытаясь избавиться от этой картины - не часто вижу сны, связанные с профессиональной деятельностью, но сегодня испытываю лёгкий страх оттого, что в старости мои жильцы могут посещать меня часто.
Как известно, работа мозга не прекращается ни днём, ни ночью. Я уверена, что он связан с сознанием и подсознанием невидимыми нитями. Вероятнее всего, этот сон явился результатом работы моего подсознания. На сегодня он ни о чём не говорил. Мне захотелось немедленно освободиться от глубоко проникающей в душу незнакомой энергии, высасывающей силу…
Разум подсказывал: „Этот сон приснился неслучайно. Понаблюдай за этой стеснительной, замкнутой, всю жизнь находящейся в этих закрытых стенах пожилой женщиной. Может, не случайно она привиделась тебе с этим немым вопросом в широко раскрытых глазах? О чём-то говорит этот вопрошающий взгляд? Может, именно ты должна помочь этой маленькой женщине?“
В течение последующих дней мысли о ней не оставляли меня. Я знала, что эта женщина почти не принимала лекарства. Она десятилетиями проживала в клинике под наблюдением врачей, хотя практически никаких наблюдений не происходило. Она никому не мешала, никого не расстраивала, никого ни о чём не просила, ни на чём не настаивала. Просто жила сама в себе, отвечая на вопросы врачей во время обхода.
Может быть, когда-нибудь возник бы вопрос, что она вообще делает здесь? Не лучше ли было много лет назад её с миром отпустить домой? Правда, дома-то у неё нет и никогда не было. Не свила она себе семейного гнёздышка. Не было у неё ни мужа, ни детей. А, может, была хотя бы влюблённость, надежда, вера в возможность счастья, радости, наслаждения?
От её сестры я узнала, что моя пациентка родилась в полной семье. Она очень любила родителей, которые уделяли ей столько времени, сколько могли. Кроме сестры у неё есть ещё брат. До сих пор они навещают сестру время от времени. Она окончила восемь классов. Затем несколько лет училась на швею. Проявила хорошие способности в этом деле и в течение десятка лет работала швеёй на дому. В двадцати трёхлетнем возрасте она открыла своё дело. Это было ещё в военные и послевоенные годы. В это время появились первые признаки психического расстройства. Какие? На этот вопрос я не смогла найти ответа. Не смогли мне в этом помочь и родственники. Известно только, что в тридцать два года женщина впервые прошла курс лечения в неврологической клинике, а через год состоялся повторный курс стационарного лечения. Приблизительно с сорока лет она постоянно проживает в нашей психиатрической клинике.
В вопросах повседневной жизни эта, теперь уже почти девяностолетняя женщина, самостоятельна. В течение многих лет она помогала жильцам клиники ремонтировать одежду, подшивать брюки, менять замки на различного рода одежде. Она очень заботится о своём внешнем виде. Всегда приходит в столовую тщательно одетая.
Одна странность бросается в глаза, когда заходишь к ней в комнату. Это многочисленные куклы, разные по внешнему виду, по размеру, одетые в привлекательные платьица, сшитые ею самой, сидящие в кресле, на кровати, на комоде, даже на прикроватной тумбочке. Каждая имеет перед собой чашечку с о сладостями: кексами, печеньем, конфетами. Женщина заботится о них и днём, и ночью, сама же пытается, если представляется эта возможность, не выходить из комнаты, не посещать столовую, не кушать, не пить из того, что ей предлагается. У неё в комнате есть холодильник, который раз в неделю приходящая знакомая заполняет продуктами, водой и соками из тех же обычных магазинов. Эти продукты наша пациентка принимает в пищу сразу, кушает всё с аппетитом. Боясь, что кто-нибудь её остановит, она ест быстро, прячет остатки в холодильник, потом кормит своих „детей“.
Почему же она всё-таки мне приснилась?
Последние три ночи я была дежурной ночной сестрой. Пациентка выходила несколько раз из комнаты, садилась около входной двери, ожидая кого-то. Я спросила её, кого она ждёт. Она ответила не сразу: „Маму“. Сказала это, широко раскрыв глаза, каким-то надсадным внутренним голосом, как бы прошептала, надеясь, что я её пойму. Я поняла, но не знала, как её успокоить. Рассказывать почти девяностолетней женщине правду о том, что её мамы давно уже нет на белом свете, я посчитала кощунством в высшей степени: наносить такую рану сердцу я не хочу, не могу и не имею внутреннего права. Я просто сказала, что сейчас ночь, что вряд ли кто к ней в это время заглянет, пожелала спокойной ночи и проводила в комнату. Она поблагодарила меня тихим спокойным голосом.
Её глаза мне до сих пор не дают покоя. Что хотела она мне сказать? О чём просила? О чём она вообще думает все эти годы в долгие-долгие дни и тёмные-тёмные ночи?
Почему именно так сложилась её судьба? Можно ли было изменить жизненный ход событий? Сколько ещё этих вопросов, на которые никто не сможет ответить ни мне, ни этой маленькой доверчивой и очень стеснительной женщине, прожившей, может быть, не совсем свою жизнь. Ведь могло бы быть всё совсем по-другому?
Сегодня я проведу очередную ночь дежурства. Может, мне удастся хоть на один шаг приблизиться к разгадке этой тайны?