Детство в России (часть 2) (30.04.2020)

 

 

А. Госсен (Гизбрехт)

 

Случай на субботнике

 

В моей памяти часто всплывает время, когда строился наш дом и брат бегал по стенам, поднимавшимся все выше и выше. Они состояли из больших саманных кирпичей, изготовленных из соломы, песка и глины в начале лета на берегу реки Ток - нам помогали башкиры. Для этого требовалось много воды, и вся эта масса месилась в большом круге лошадиными копытами и ногами застройщиков, а затем накладывалась в большие деревянные формы, утрамбовывалась руками, а потом приглаживалась мокрой дошечкой.

Если саман был почти сухим, его переворачивали, ставили на торец, затем укладывали в пирамиды и защищали рубероидом от возможных дождей. К домам были пристроены сараи для домашних животных, чтобы в холодную зиму все было под одной крышей. Они хорошо держали тепло.

Когда стены были готовы, родители организовали субботник, чтобы с друзьями и родственниками поставить стропила для крыши и прибить между ними поперечные планки, к который прибивали шифер. Это были первые новые дома в селе, не покрытые соломой, как это делалось раньше.

Двое братьев моего отца прибивали во время субботника планки к стропилам. Моему брату было шесть с половиной лет, и он карабкался по перекладинам, как маленькая обезьянка, поднимаясь все выше и выше, несмотря на предупреждения. Вдруг он оказался на самом верху и побледнел от испуга.

«Не смотри вниз и медленно спускайся назад», - сказал увидевший это отец как можно спокойнее и встал так, чтобы успеть перехватить его в худшем случае. Брат все же посмотрел вниз, ему стало плохо, он не удержался и упал вниз.

Ему повезло, что он повис руками на двери кладовки, приставленной к стене, иначе провалился бы еще глубже - в накрытый лаз подвала.

Его повезли к старой бабке Бальцерше, которая умела вправлять вывихнутые кости. Брату было велено отлежаться в постели. Через два дня он встал и забрался на свое любимое дерево перед старым домом. Мама была в ужасе и уговорила его потихоньку спуститься, пойти с ней в магазин за сахаром и купить конфеты из какао, которые мы называли подушечками. Это были самые дешевые и любимые конфеты нашего детства.

Летом нашей матери приходилось вместе с другими женщинами в самую большую жару пропалывать и прореживать километровой длины ряды огурцов или свеклы, а мы оставались в детском саду, который находился в одном доме с правлением колхоза, но с отдельным входом с другой стороны.

«Когда-то там работала летом ваша бабушка, - рассказывала мама. - Если кто-то из детей прибегал к ней жаловаться на обидчика, она успокаивала его заговорщически: „Знаешь, этому озорнику придется пить холодную воду и босиком спать»

Успокоившись, ребенок бежал к обидевшему его и кричал, торжествуя и особо не задумываясь над смыслом: «Тетя Маря сказала, что тебе придется пить холодную воду и спать босиком!“

Особенно запомнилось, как мне, пятилетней, однажды разрешили пойти из садика вместе с почтальонкой, моей бывшей няней, до моей тети Лизы, работавшей на почте и жившей с папиным братом в другом конце села. Я помню, как гордо шагала рядом с тетей Катей, несшей через плечо большую почтовую сумку, и мы вместе с ней останавливались у домов односельчан, для которых пришло с письмо или газета, здоровались с ними, и иногда кто-то угощал меня леденцом.

 

Скачки

 

Мы все лето бегали босиком, по воскресеньям нам с сестрой Ольгой надевали белые носочки и босоножки. Мы были одеты в шитые мамой одинаковые белые батистовые платья, на голове - розовые цветочки и соломенные шляпы с розовыми ленточками.

Эту воскресную одежду мы носили всякий раз, когда младший брат отца Эрнст брал нас с собой на скачки. По дороге дядя говорил, что он выиграет только в том случае, если мы будем за него болеть, сжимая кулачки, и угощал потом лимонадом.

Мы знали всех лошадей по именам. Конюшня находилась за нашим старым домом, и мама ходила с нами туда за водой для коровы, воду набирала из большого круглого чана, который находился рядом с колодцем в конюшне. Один раз я потеряла равновесие и чуть не нырнула туда с головой, но мама успела меня удержать за воротник пальтишка.

В другой раз мой брат слишком близко подошел к диковатому необъезженному жеребцу, бившему копытами, но все обошлось, потому что у брата была в руках плетка, которую он сплел вместе с ночным сторожем из тонких ремней и научился им очень громко бить по земле.

Старик Копп часто сидел в своем углу на скамейке и чинил конскую упряжь и седла. Сильно пахло кожей и лошадиным потом, но нас это не волновало, это был знакомый запах конюшни, и мы с удовольствием слушали его шутки и рассказы.

Наш молодой дядя всегда получал лучших жеребцов для скачек, мы радовались, когда он выигрывал, и огорчались, если это не удавалось. Много лет спустя я узнала, что председатели колхоза заранее договаривались, чья лошадь победит. Я была рада, что наша детская вера в то, что всегда побеждает только самая быстрая лошадь и лучший наездник, не пошатнулась...

 

Деревья нашего детства

 

Когда мороз немного ослабевал, деревья в селе покрывались инеем, в ясную погоду он блестел на солнце и лунном свете. Звезды казались очень высокими и пронзительно холодными. После долгого снегопада ели в центре села стояли в белых шапках, а ветви голых лиственных деревьев изгибались под тяжестью белого великолепия. При легком дуновении снег сыпался вниз, к радости детей, которые тоже любили касаться веток, когда проходили мимо, осыпая инеем себя и друзей. Иногда было так холодно, что мы оставались дома при минус 35.

Двойные окна, между которыми на белой вате лежали вырезанные матерью серебряные звездочки и бумажные снежинки, были разукрашены морозом белыми цветами, папоротником и чудесными экзотическими деревьями. Мы не могли играть на улице и срисовывали эти фантастические картины на бумагу или разглядывали в образовавшиеся от нашего дыхания дырочки заснеженные клены в замершем окне.

Мы с братом и сестрой Олей посадили через несколько лет после переезда в новый дом три березки на границе между цветочным и фруктовым садом - гордостью отца. Каждый ухаживали за своим саженцем, поливал его и пару раз за лето измерял – чья березка выше. Когда дерево брата стало выше наших с Олей, мать утешала нас: „Ведь Яша старший и самый высокий." И переживали, когда его березка стала чахнуть ...

Наши березки росли вместе с нами и, конечо же, сумели нас обогнать. Первые деревья моего детства, стоявшие перед старым домом, принадлежавшим нашей семье наполовину, казались мне, дошкольнице, огромными.

Помню их и вижу себя как бы со стороны в сшитом матерью темно-красном пальтишке и коротких черных резиновых сапожках стоящей между старыми деревьями с ветками до неба в большой луже с талой водой. В ней отражается весеннее небо с маленькими белыми облачками. Я стою, склонив голову в красном берете на правое плечо и завороженно наблюдаю за чудесно переплетенной сетью кленовых ветвей, сквозь которую просвечивает голубое весеннее небо. Снеговая вода холодит промокшие ноги, мать зовет нас в дом, но мы хотим еще немного насладиться этим бессознательным чувством легкости и счастья весеннего пробуждения и громко смеяться от радости.

Пахло оттаявшей землей, сопревшей прошлогодней листвой и свежей снеговой водой от множества мелких ручейков, заставлявших снежные дюны во дворах оседать и с каждым днем становиться все меньше и меньше.

Мы, дети, лопатами отводили их в сторону проезжей части, где вместо саней появлялись первые грузовики, и солнечные лучи отражались в лужах всеми цветами радуги от масляных пятен.

Когда становилось сухо, мы играли в догонялки между деревьями, смысл которых заключался в том, чтобы, увернушись от ведущего, перебежать из укрытия одного дерева под защиту другого.

Вероятно, деревья были совсем не такими большими, как мне тогда казалось, потому что мой шестилетний брат карабкался вверх довольно высоко. Я завидовала ему, а он сверху сквозь первую зеленую листву смотрел с видом победителя. Сделать что–либо подобное я решилась лишь позже, когда мы уже жили в новом доме и я пошла в школу. В палисаднике росли молодые клены, ветви которых в первые годы были еще недостаточно толстыми.

Потом отец сделал нам качели, повесив две толстые веревки между двумя деревьями с крепкими ветвями и прикрепив внизу дощечку-сидушку.

А мы привязали тонкий кабель, который обычно использовался в качестве бельевой веревки, между деревьями и играли в радио. Каждое дерево, соединенное кабелем, превращалось в радиостанцию, с одной из которых наш сосед Колька, друг моего брата, мастерски комментировал импровизированные футбольные матчи, а мы, слушатели, сидели на соседних деревьях и в прямом смысле имели прямой провод к ведущему. Я отвечала за концерты по пожеланиям слушателей на радио «Маяк», цитировала воображаемые письма и пела свои любимые детские песни.

 

 

 

 

 

↑ 498