(О литературе и – не только)

Антонина Шнайдер-Стремякова

Впервые опубликовано в и-ж «Русский переплёт»

от 14.06.2012

Публикуется с дополнениями

Мир кривых зеркал, интриг и зависти, где шагают по трупам, не обошёл, к сожалению, и литературу, которую безнаказанно «бухенвальдят» интернет-форумы с анонимными троллями. Истоки, как коралловые рифы, чреваты изгибами, расцветами, гибелью, возрождением – эмбриональное развитие Интернет-литературы не исключение.

Думается, назрело время сделать интернет контролируемым, охраняемым и безопасным. Проблема его контроля, охраны и защиты настолько остра, что, если мировое сообщество ничего не предпримет, мир погрязнет в беспределе и хаосе.

***

Беллетристика в современном мире…

Почему на старте первого столетия третьего тысячелетия умами пишущих и читающих овладела фантастика и мистика? Не потому ли, что детективное изобилие диктуется и поддерживается прогрессирующей наркоманией? Деньги хамстеризуют, «гуманитарная катастрофа» – проблема глобальная.

Авторов – не перечесть, не упомнить. Книги разные – интересные и не очень, попробуй отыскать то, в чём потом не разочаруешься: эпоха всеобщей грамотности рождает хорошее и не очень...

Исходя из народной мудрости: «На вкус и цвет товарища нет», одних авторов принимают безоговорочно, других частично, к третьим равнодушны – по причине тематики-проблематики, манере изложения либо «верю-не верю». Ю. Андреев в интернет-журнале «Русский переплёт» утверждал, что на вкус ссылаются лишь бесталанные – исключительно, чтобы оправдаться. Заметим, однако, что кончик языка имеет свойство реагировать. И, так как на сладкое, кислое, солёное или горькое реагируют по-разному, оставим в покое вкус и талант.

Нам представляется, что за бумагу (компьютер) садятся потому, что собственное мировосприятие кажется единственно правильным, и появляется желание (возможно, утопия?!) обогатить и совершенствовать мир собственным вкусом, верой, истиной, заставить взглянуть на мир собственными глазами, собственной душой. «Молчун» – что сытый, наелся и счастлив. Молчание для говоруна (думающего) опасно тем, что он может лопнуть. Ему необходимо выплеснуть взгляды, мысли, чувства – всё, что в нём накопилось; не важно, это размышления о чём-то глобальном или всего лишь сказка, а то и просто удачно найденная рифма.

И раскрываются явления, закономерности, причины – политические, социальные, эстетические, нравственные, – запечатлеваются эпохи, случаи, чувства, интриги, явления и свойства личности, выписываемые тщательно либо обозначаемые лишь пунктирно.

Литература – своебразная церковь; своебразный корень ствола, что формирует дух, мироощущение, нравственные принципы. Книги о Злодеях и их Антиподах развивают подростковые приоритеты, оценочная позиция которых побуждает, как правило, к спорам. Обществу, заинтересованному в Личности, неплохо бы включать в школьные программы произведения с двойными стандартами, которые полезны тем, что заставляют делать выбор. Но где она сегодня, такая литература?

Произведения русского критического реализма побуждали к размышлениям и сопоставлениям, но советская литературная критика (как правило, однобокая) сводила их зачастую к нулю. А ведь Обломовы для одних – воплощение бесконфликтности и доброты, для других – лености.

В природе Homo sapiens изначально заложена неодинаковость, однако советская школа учила быть нетерпимым к чужим «истинам». Почему бы сегодня в учебных заведениях не рассматривать художественные произведения с разных позиций, закономерных и естественных? А если это приучит быть более терпимым или, как сейчас говорят, более толерантным?

Меняются эпохи, поколения, идеологии и, следовательно, отношение к жизни. У каждого своя правда, свои представления о человеческих отношениях и ценностях. Сколько их, совсем не хрестоматийных Обломовых, Базаровых-Кирсановых, Безуховых-Болконских, которых мы оцениваем с высоты возраста, культуры, идеологии?..

Аксиомное добро и зло не интересны ни детям, ни преподавателям. Литературный материал, что сегодня воспринимается незыблемым и, как дважды два, вечным, теряет со временем доверие и интерес. На словесном жонглировании строилась критика советской литературы, с нею спорили дети. Программа в старших классах была пропитана вызывавшей скуку идеологией. Герои и события рассматривались с позиций учителя, то есть, «как надо», – портить зачётные книжки и дневники никому не хотелось. Табуированное мнение было чревато как для владельца мнения, так и для слушателя – то, на чём было табу, было принято не выслушивать.

Хорошо бы в гуманитарных вузах оценочной основой сделать самостоятельность и независимость суждений. Ведь очевидно, что, если молодой человек способен обосновать геройство (либо предательство) Левинсона (А. Фадеев «Разгром»), из него выйдет хороший следователь, юрист, учёный.

***

Известно, русский язык и литература – звенья одной цепи.

Сегодня знание русского языка настораживает: речь молодёжи преимущественно сленговая, письмо – безграмотное. И дело не в учителях. Причина безграмотности заложена сверху: в школах сокращается количество часов на русский язык и литературу.

Моду диктует безграмотность. Тенденция эта не нова, она тянется с пушкинских времён, когда отсутствие в стихах знаков препинания сочли за художественные особенности. Сегодня эти «художественные особенности» безграмотных снова популярны: всякий-де может читать, как хочет, а не как задумывал автор.

А ведь знаки препинания – это своеобразная музыка сочинителя, и для исполнителя она является нотами, пересматривать которые никто не вправе. Эти «ноты» могут быть устаревшими, но они отражают дух, моду и определённую эпоху.

О чём сегодня пишут? О многом и разном. Иногда встречается такая белиберда (символизирующая мистика и мистифицирующая символистика), что читатели, боясь выглядеть недоумками, молчат. «Красиво, Лёха, но… непонятно», – вздыхает слушатель под одобрительный смех. Ладно, если «красиво», а если ещё и «некрасиво»?.. На чью потребу выставляют экспериментальную «нудятину»? Неужто для пляжных нудистов?.. Отвращая от языка – грамотного, красивого, понятного, с чёткой мыслью, – мы отвращаем народ от Литературы.

Впереди Литературы шагает сегодня Телевидение. А оно, известно, формирует не столько интеллект, сколько внешнее эмоциональное состояние: мимику, жесты, взгляды, паузы. Возможности литературы гораздо шире. Кроме воображения и эмоционального состояния, она развивает ещё и способность аналитического мышления, любовь к слову-слогу, главная сила которого заключается в умении выражать и оформлять собственную мысль. Человеку, словесно способному описать красоту берёзы и пользу чистого воздуха, легче и в любви объясниться, и конфликт разрешить – личностный, межличностный, групповой, ибо слово – гегемон общения. К сожалению, гегемон этот нынче – не в приоритете. В приоритете – деньги, определяющие мозг и лицо общества.

Любовь к языку (слову-слогу), как и любовь к Родине, должно быть национальным приоритетом любой страны. Эталоном языка является не телевидение, а литература.

Назревает вопрос: мы прогрессируем или регрессируем? И где критики – эти Боги литературы? Но оценщики чаще всего либо себя показывают, либо «протежируют», либо приписывают авторам то, чего отродясь у них не было и нет, либо преломляют текст в свете собственной искривлённости – почти, как инспектора на уроках: "Вот если бы слайды да решения Партии и Правительства, да ещё цитату о том о сём..." То им подавай "красивости", то "некрасивости", то вдруг по фразеологизмам затоскуют... А подашь их – тут же обдразнят их "штампами", то слово лишнее, то нелишнее. Словом, – оценщики!..

Нет бы говорить о том, что есть в наличии, – языке (прекрасном-ужасном), сюжете (удачном-неудачном) и воздействии (не воздействии) на читателя.

***

Маститые» имена… Книгоиздательство…

От школьных проблем «маститые» далеки – до «инженерства» ли «инженерам человеческих душ», если они зациклены лишь на своей славе и власти. О новичках и говорить нечего: не встречая помощи, они выживают, как могут, – в силу пробивной способности; умения подладиться к издателю, найти спонсора; ужиться с нужными людьми.

В литературном процессе царствует сегодня абсурд: сообщая новичку радостную весть, что он признан «Писателем (Поэтом) года», оккупировавшие прозу-стихи.ру русские литцентры (союзы-фонды) предлагают автору опубликовать его за сумму, которую тот «отродясь не видывал». Надо думать, чем выше сумма-взятка – гарант оценки, якобы, «худсовета», – тем надёжней публикация. В результате, исчезает качество текста (слова-слога), а вместе с ним и взыскательный читатель, который не будет выискивать в макулатуре икринки-зёрна-изюминки – он эти икринки-зёрна-изюминки хочет смаковать, как смакуют секс. Но запускается конвейер рождения «тысячи тонн словесной руды», и плодится безграмотность соцсетей, безграмотные трафарет-стихи и безграмотная проза.

За труд принято платить, но «центры-союзы-фонды» с его величеством, что зовётся нонсенс, постановили платить за труд самому трудяде – пусть, мол, скажет спасибо, что ему позволено привлечь к себе внимание. И моё воображение представило в цирке собачку, что выполняет трюки за то, что ей позволили... Ну, какая собачка будет показывать трюки за позволение?... Ей нужна плата – лакомство. Короче, в книгоиздательствах беспредел – бомба, что, как известно, обладает способностью разрушать. И не только любовь к слову-слогу-сюжету, но и самоё способность выражаться членораздельно. Жаль, понимать это начинают иногда слишком поздно. Придать книгоиздательству человеческое лицо можно только законодательно: хотят «центры-союзы-фонды» публиковать – ради Бога, но!.. – без взяток. И тогда о качестве слова-слога-сюжета и реализации продукции начнут болеть их головы, а не автора.

А пока – остаётся сожалеть о временах Гоголя-Тургенева, когда от чтения оставалось послевкусие от слова-слога, таланливо поведавшего о добре-зле, радости-скорби, счастье-горе, мужестве-трусости, правде-лжи, трагизме-комизме, когда формула: «Принял рукопись – плати гонорар» была законом.

Заграничным русскопишущим тоже не до «инженерства»: «связующая нить времён» «великого и могучего» – всего лишь пропаганда. И процветают Хамстеры, которым пофиг «великий и могучий», пофиг великая русская литература, пофиг призывы к «чувствам добрым» – им лишь бы набить карманы и звездиться самим. Задорого.

Новички и не раскрученные устремляются в конкурсы – а вдруг там Дягилевы?.. Но чаще копят денюжку и издаются сами. И если через сто лет сохранится хотя бы одна их книжица, она явится свидетельством того, как их боль о реальной правде и русском языке, никому, кроме них самих, не нужна была; она явится свидетельством, как они, пропуская «блохи», сами себя редактировали, затем издавали, а потом ещё и продавали-дарили с одним лишь желанием – оставить хоть что-то высоконравственное, честное.

Вполне возможно, что через сотню лет эта книжица даст пищу другим умам, но автору это будет уже до лампочки, как до лампочки рядовым обывателям, что Ломоносов взял на вооружение (1739 г.) и даже будто бы вместе!? с Тредиаковским развил изложенные самим же Тредиаковским принципы русского силлабо-тонического стихосложения (1735 г.). Так было, когда грамотность была не всеобщей, так есть… Как будет, не знаем.

Количество продукции, что порождает эпоха всемирной компьютеризации, велика. И определяется «качество» премий… из принципа – «свой». Из чувства личной симпатии, где, как правило, отдыхает объективность – главный критерий в оценочном подходе. Меж тем известно, что хорошие юристы, учителя, врачи беспристрастны. Литературная критика и литературная оценка тоже должна быть беспристрастной...

«Чем будем ошеломлять читателя?» – вопрос, который интересует сегодня книгоиздательства. Почему «ошеломлять»? Почему не познавать? Не наблюдать-размышлять? Не сопереживать, в конце концов? Ищут, чем «ошеломить», меж тем реальная жизнь остаётся на задворках литературы.

Мистифицируют-фантазируют – грамотно-безграмотно, увлекательно-нудно, понятно-непонятно, замысловато-иносказательно, без знаков препинании, односложными предложениями, парцелляциями… И некому возмутиться, отчего у «писателей» придаточные предложения становятся самостоятельными… И вопрос, ради чего разрушается синтаксис, остаётся открытым...

***

Чувство жалости – устарело?..

Учебник литературы советских времён, нафаршированный борьбой разночинцев, либералов, демократов, тусовочными разборками среди символистов, имажинистов, акмеистов, рапповцев, вапповцев и Бог весть, кем ещё, умерщвлял душу подростка и отвращал от Слова – изучать литературные «войны» следует не в школах, а в профилирующих вузах, где молодые люди более зрелы.

Хорошо бы в старших классах учить детей рассуждать логично, доказательно, грамотно, что помогает понимать себя и других.

Мысль Горького, что жалость унижает, школьниками не признаётся. Их симпатии на стороне жалостливого примирителя Луки. Странно, но с подростками соглашаются и зрелые мужчины… колоний строгого режима.

Слово питает душу, рождает чувства… Мужественная смерть Базарова и скорбь родителей у могилы сына-бунтаря осознаётся только благодаря жалости, что зовётся сочувствием. Душу подростка, в большинстве своём девственно-чистую, волнуют не «чужое грязное бельё» (предмет дискуссий «извращенцев»), не разборки канувших в лето литературных группировок, но муки Раскольникова, несчастья Мармеладовых, терзания Татьяны Лариной, поиски героев Толстого.

***

Извечен вопрос, что делать, как быть?

Писать десять «Метелей», сто «Зим» и тысячу «Любовей»? Почему бы и нет? Но зачем с бесконечными парцелляциями?.. Разрушением синтаксиса?.. Без знаков препинания?.. Бездуховно и безнравственно? Без заботы о будущем мира, страны, народа? Зачем ошеломлять, выбрасывая в урну тропы?.. А вместе с ними и пушкино-бунинский слог?

Давайте писать, как Тургенев, Бунин, Чехов, Куприн и даже лучше. В надежде не потерять, сохранить… Эпоху, Культуру, Язык, Человека. В надежде покорить-победить-вытеснить парцеллирующие «предложения», вроде – Выпили. Стоя. Припудрив. В надежде приостановить разрушение синтаксиса. В надежде по почерку и энергетике узнать не редактора, но АВ-ТО-РА!.. В надежде заставить Господ и Плебеев думать, какими Им и Их Земле быть в первом хотя бы веке – не тысячелетии речь.

Февраль 2012